Детская книга - Антония Байетт

Бледное лицо Гризельды побелело.

— Ты ему веришь?

— Да.

— А он сказал, кто был… кто твой отец?

— Да. Тот немец с марионетками, который приезжал на праздник Летней ночи, когда мы были маленькие. — Она подумала. — Я даже не знаю, знает ли он, что он мой отец. Я не могу спросить у матери… ничего не могу спросить… просто не могу. Я не могу вернуться домой. Мне нужно что-нибудь придумать и куда-нибудь уехать. И ты должна мне помочь.

Слеза выкатилась из голубого глаза Гризельды.

— Гризель, не плачь.

— Мы с тобой не кузины, — произнесла Гризельда. — Если это правда, мы с тобой не кузины.

— Зато мы еще больше лучшие подруги, — ответила Дороти. — Помоги мне. Куда я могу поехать?

Гризельда соображала изо всех сил.

— Ты согласишься рассказать Чарльзу?

— Он тоже не мой кузен, — сказала Дороти и рассмеялась хрупким, ломким смешком.

— Нет… но он все время ездит… расширять кругозор. В Германию, с Зюскиндом. Он ездит в Мюнхен, где живет тот… герр Штерн. Как ты думаешь… может быть, мы тоже сможем поехать? С Чарльзом, и герром Зюскиндом, и может быть, даже… даже с Тоби? Наверное, взрослый брат и два учителя сойдут за дуэний. А Чарльз умеет хранить тайны. У него полно своих тайн. Он втайне делает разные вещи с Зюскиндом, который с виду такой респектабельный и кроткий. Они ходят на всякие… революционные собрания, выставки передового искусства… наши родители просто умерли бы, если бы знали. Мы можем обе поехать. Я говорю по-немецки и буду там учиться. А если и оба преподавателя поедут, ты сможешь там точно так же готовиться к экзаменам. Я уверена, что в Мюнхене есть курсы, на которые мы сможем ходить. И там ты уже подумаешь, как с ним встретиться. С герром Штерном… с твоим отцом. Он мне понравился. Очень понравился. Он добрый.

Дороти соскочила с кровати и бросилась Гризельде на шею. Девочки обнялись. Гризельда разглядела кровь на рубашке.

— Как сильно у тебя кровь пошла. Лужи крови. Должно быть, ты ужасно испугалась.

— Верно.

— Но сейчас уже все прошло?

— Все в порядке, пока я чем-нибудь занята. Мне придется остаться тут на какое-то время. Я не поеду обратно в «Жабью просеку».

— Но ведь твои родители расстроятся… Они отпустят тебя в Мюнхен?

— Нужно их напугать тем, что я сделаю, если не отпустят. Расскажу всем. Сбегу из дому навсегда. Покончу с собой. Зачахну. Буду на них кричать не переставая. Им ничего из этого не понравится. Как ты думаешь, чем их лучше напугать?

— Я думаю, что тебе стоит запереться тут, злиться и изводить их. А я буду убедительна, очарую своих родителей и скажу им, что если они отпустят меня в Мюнхен, то я потом разрешу им устроить для меня огромный бал.

— Наверно, я теперь до конца жизни возненавижу балы.

— Все равно, если я устрою эту поездку, ты должна обещать, что придешь на мой бал. Для моральной поддержки. Нам придется все рассказать Чарльзу, или он никогда не согласится. Но если рассказать, то, наверное, согласится, потому что он любит тайны и всякие подрывные вещи.

29

Ребенок Элси родился в Димчерче, на чердаке с видом на море. Чердак принадлежал повивальной бабке, уже наполовину удалившейся от дел, — приятельнице Пэтти Дейс. Роды были долгими и ужасными, и синюшного ребенка, очень маленького, трясли и шлепали, пока он не завопил дрожащим голосом — как раз в тот момент, когда над Ла-Маншем забрезжил рассвет.

— Девочка, — сказала миссис Болл. — Маленькая, но выживет.

Элси плыла по волнам забытья, иногда выныривая, как русалка из моря.

— Хочешь посмотреть? — спросила миссис Болл. По ее опыту бывало, что роженица мрачно, решительно отворачивалась, не желая видеть ребенка. Элси плыла по волнам. Дрейфовала. Она услышала голос:

— Дайте. Я хочу посмотреть.

Миссис Болл устроила сверток в колыбельке и переложила повыше подушку Элси на железной кровати.

— Тогда не засыпай, а то уронишь.

Море нахлынуло и отступило.

— Дайте.

Дитя было завернуто в кусок полотенца, словно деревянная кукла. Миссис Болл положила ее на руки Элси. У девочки было морщинистое личико древней мудрой обезьянки. Она открыла ротик и мяукнула. Волосики неопределенного цвета прилипли к черепу. Она открыла темные-темные глазки под синюшными веками и моргнула, а затем уставилась неподвижным взглядом, вбирая свет.

— Ох, — произнесла Элси, переводя дыхание. Груди набухли и болезненно заныли. Она сказала:

— Ее зовут Энн.

— Ты знала, что будет девочка? Заранее придумала имя?

— Нет. — Элси то ли рассмеялась, то ли всхлипнула. — Я просто вижу, что ее зовут Энн. Она такая маленькая, и имя маленькое.

— Она вырастет.

— Я хочу увидеть ее всю.

Миссис Болл распеленала крохотное тельце. Элси коснулась красных, словно ободранных, пяток, рассмотрела набухшие половые губы, поднесла палец к машущим ручонкам, и за него тут же схватились маленькие пальчики.

— Энн, — произнесла Элси, перекладывая ноющее тело, чтобы устроить клюющую носом девочку у себя на плече. — Привет, Энн. Оставайся со мной.

Миссис Болл старалась не позволять себе излишней сентиментальности, но у нее ничего не выходило. На глаза навернулись слезы, а к горлу подкатил комок. Не в первый раз и не в последний.

Филип пришел проведать Энн. Вся история ее зачатия и рождения каким-то образом позорила его. Он обижался, что его как будто исключили из хода вещей, а в глубине души был напуган, так как все происшедшее с ужасной прямотой касалось его и было ему совершенно неподвластно.

— Ее зовут Энн, — сказала Элси. Мать и дитя вцепились друг в друга. Энн зарылась лицом в материнскую грудь.

— Просто Энн?

— Просто Энн.

— Ей идет. С виду… с виду у нее все как надо.

— Ты ее дядя.

— Я знаю. Ты решила ее оставить.

— Выбирать-то не приходится. Я думала, что смогу. Я не знала, что почувствую. Я было думала отвернуться. Ну, знаешь. И тут увидела, что она моя.

И добавила:

— Знаешь, эти дамы, они просто невероятные, они все устроили, как и обещали на том собрании про женщин будущего, они говорили, что об одиноких женщинах кто-то должен заботиться, и вот теперь они заботятся обо мне. И об Энн.

— Поверни-ка ее чуток ко мне. Я хочу ее нарисовать. У нее твой лоб.

Ни один из них не упомянул о другом человеке, на которого девочка могла быть похожа.

Феба Метли пришла поглядеть на Энн, принесла букет полевых цветов для Элси и синюю вазу, чтобы их поставить. Еще она принесла яблоки, два крохотных детских платьица и чепчик. Она присела на край кровати и стала смотреть, как бегает по бумаге карандаш Филипа.

Она всхлипнула и вытащила носовой платок.

— Простите меня, это очень глупо, я всегда плачу при виде младенцев.

— Ее зовут Энн.

— Вы ее оставите?

— Я не смогла ее отдать. Не смогла.

Пауза.

— А пришлось бы, если бы не вы и не другие дамы. У меня даже слов нет, чтоб сказать…

Обе зарыдали.

Феба Метли вполне отчетливо представляла себе, кто отец Энн, и не сразу смогла взглянуть ей в лицо. Только теперь Феба поняла, что до сих пор питала романтическую надежду: Элси не пожелает воспитывать этого ребенка, и тогда ей, Фебе, придется приютить девочку, обеспечить ей семью в доме, где никогда не поселятся собственные дети Фебы, о которых ей приходилось молчать. Еще Феба знала, что у нее не хватило бы великодушия на такое. Она сказала:

— Если вам что-нибудь понадобится… Что угодно…

— Я вам так благодарна.

— Женщины должны держаться вместе, — произнесла Феба с должной суровостью.

Тем же вечером она сказала мужу:

— Элси Уоррен родила дочь.

Они сидели за обеденным столом. Феба подала мужу рагу из фасоли, тушенной с луком и шкварками, парой ложек патоки, толикой горчицы. Рагу было заправлено розмарином с собственной грядки, посыпано рубленой зеленью — петрушкой и луком-резанцем. Неторопливое, продуманное блюдо. Герберт Метли понюхал и похвалил. Не просто хорошо — настоящая амброзия, сказал он, не глядя жене в глаза.

— Я ходила их проведать. Девочку зовут Энн. Милая, крохотная малютка.

Герберт Метли не любил говорить о детях, чьих бы то ни было. Он сказал, что сегодня колоссально продвинулся с новым романом, тот наконец обрел форму и потек, как река по руслу.

Феба отважно и решительно продолжала:

— Мы образовали небольшой феминистический комитет фей-крестных. Присмотреть, чтобы за Энн был хороший уход. А я подумала — может быть, мы сможем брать ее сюда ненадолго… не очень часто, конечно… Мэриан Оукшотт обещала попросить Табиту, чтобы она помогала…

Герберт Метли рассеянно смотрел в окно. Он сказал, что, может быть, это будет его лучший роман… лучший среди уже написанных… обогатит их… если только у него, Герберта, будет достаточно времени, и его никто не будет беспокоить, тогда он сможет писать с той же скоростью, пока вдохновение не ушло. Герберт сказал, что нашел хорошее название.