Сейф дьявола (роман и повести) - Йозеф Глюкселиг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Райи никогда не чувствовала себя уютно в такси. Но на этот раз она ощутила покой и поудобнее устроилась на сиденье.
— Покажите мне Мюнхен…
Водитель не спеша тронулся с места и спросил:
— Вы из провинции?
— Да, — кивнула Райн.
— Сейчас ночь, много не увидите.
Приблизительно через полчаса они подъехали к повороту на автостраду, где стояли полицейские машины, проверявшие каждый проезжающий автомобиль.
— Повернем на автостраду? — спросил водитель.
— Возвращайтесь в город, — равнодушно бросила Райн.
Водитель кивнул и повернул в город. Иногда он обращал ее внимание на какую-нибудь достопримечательность…
— А здесь… — указал он на ничем не выделяющееся здание, — была резиденция Гитлера перед тем, как он пришел к власти.
— Это был преступник! — резко перебила его Райн.
Водитель повернул к ней голову:
— Да, это был преступник. — Он снова взглянул на дорогу и, немного помолчав, добавил: — Однако вы не можете его помнить… в то время вас, вероятно, еще не было на свете.
— Я знаю, во что он превратил Германию.
Водитель молча кивнул.
Их обогнала полицейская машина и остановилась у освещенного входа одного из ночных заведений.
Из машины выбежали двое мужчин и исчезли за стеклянными дверями.
— Полиция не спит, — сказал таксист.
— Здесь что, так каждую ночь? — Райн старалась, чтобы вопрос прозвучал естественно.
— Да, тут каждую ночь что-нибудь происходит, но сегодня их что-то слишком много. Вы приехали из небольшого города?
— Сейчас я живу в Париже.
На это водитель такси ничего не ответил.
— Я была в Вене и решила остановиться на денек здесь, — продолжала Райн.
— Поэтому, — заметил спокойно водитель, — я никак не мог отгадать ваш акцент.
— Зато вы не будете отрицать, что вы чистокровный баварец.
— За исключением семи лет, я прожил здесь всю свою жизнь.
— А те семь лет? Война и восточный фронт?
Водитель такси отрицательно покачал головой:
— Нет… концлагерь, фрау. В то время мне было двадцать лет.
Райн достала из сумочки сигареты и предложила таксисту:
— Значит, вам не нужно рассказывать, кто такой Гитлер…
— Мне нет… но я рад, что об этом не нужно рассказывать вам.
Подъехав к тротуару, таксист остановился. Достав из бокового ящика термос, он отвернул крышку и предложил Райн:
— Угощайтесь, это хороший кофе.
Райн с удовольствием выпила. Кофе действительно был хороший… Потом они снова поехали по улицам ночного Мюнхена, и таксист привычным движением приглаживал моржовые усы.
— С того момента, как вы сели в мое такси, я не могу определить, кто же вы. Не могу причислить вас ни к одному разряду людей, простите меня за откровенность… — Помолчав, таксист взглянул на Райн.
— Продолжайте! — сказала она.
— Ночами я возил столько людей, что они могли бы составить население огромного города, и очень редко ошибался. Но на этот раз я оказался в тупике… Вы выглядите иначе и говорите иначе. И я даже не знаю, стоит ли предлагать вам то, что мне пришло в голову…
Погасив сигарету в пепельнице, Райн спросила:
— Что же вам пришло в голову?
— Я подумал, что это катание по Мюнхену не доставляет вам особого удовольствия, мне оно тоже надоело, поэтому я хотел вам предложить заехать ко мне и попробовать отличного супа. Моя Анне-мари разогревает мне его именно в это время.
Райн заколебалась.
— Не бойтесь, — продолжал таксист, пока она молчала, — Анне-мари не будет удивлена. С тех пор как мы вместе, она привыкла кое к чему. А для вас в конце концов самое главное — приятно провести время до вылета вашего самолета, не так ли?
— Да, именно так, — согласилась она.
— Ну видите, — спокойно сказал таксист, — и я буду очень рад, что моя жена сможет поговорить с человеком, разделяющим ее взгляды на жизнь.
— Хорошо, — кивнула Райн, — но с одним условием…
Таксист снова пригладил моржовые усы и вопросительно взглянул на нее.
— Вы возьмете деньги, — продолжала она, — как будто ездили со мной все четыре часа.
— Нет! — твердо ответил таксист. — Вы заплатите столько, сколько мы действительно наездили…
— Я очень прошу вас… — попыталась настоять Райн.
— Я думал, — сказал таксист тихо, — что вы поняли, какую роль играют в моей жизни деньги… Это не мой мир.
Райн хорошо это поняла.
51
Светало. Лучи восходящего солнца коснулись скалистой возвышенности, густо поросшей кустарником. На узкой дороге, в ложбине, Галва помог вылезти из машины инженеру Машите, все еще находившемуся в полубессознательном состоянии. Проводив инженера к ручью, он снял с него пиджак и как следует обмыл ему холодной водой лицо.
Прошло еще несколько минут, прежде чем Машита оказался способен что-либо воспринимать.
— Что это? Где я? — ничего не понимая, оглядывался он вокруг, потирая рукой затылок и делая попытку встать.
Пытаясь успокоить его, Галва положил ему руку на плечо:
— Тихо, дружище, тихо! Сейчас вам все станет ясно…
Однако объяснять пришлось долго. Машита недоверчиво смотрел на Галву и сыпал вопрос за вопросом.
— Разумеется, я чех, — терпеливо разъяснял Галва.
— Эмигрант? — с подозрением спросил Машита.
— Да… хотя, собственно, нет, — сбивчиво отвечал Галва, что не особенно способствовало успокоению его спутника.
Тогда он стал объяснять все сначала. Заканчивая свою речь, видимо не совсем понятную для Машиты, он заметил:
— … А как я оказался в этом деле, вас это не должно волновать. Инженер Машита все понял.
— Это безумная история! Я бы никогда не поверил, что такое может случиться… Что же теперь делать?
Вместо ответа Галва жестом приказал ему замолчать: вдали послышалось фырканье мотоцикла.
— Прежде всего нам следует отсюда исчезнуть! — быстро сказал Галва, взяв Машиту под руку.
Они поднялись на скалистую возвышенность, спрятались там в густом кустарнике и стали наблюдать за дорогой.
Фырканье мотоцикла приближалось, и через некоторое время из-за поворота появился полицейский на мотоцикле, подпрыгивающем на неровностях дороги. Как только полицейский увидел автомобиль, он остановился и слез с мотоцикла. Расстегнув кобуру, осторожно подошел к машине. Убедившись, что она пуста, осмотрелся вокруг. Внезапно ему в голову пришла мысль. Он поднял капот и прикоснулся к мотору, который, разумеется, давно был холодным. Он еще раз сравнил номер с номером, обозначенным в его записной книжке. Задумчиво почесал подбородок и стал осматривать машину внутри.
Полицейский открыл багажник и сразу успокоился, вынув оттуда пистолет, взятый Галвой у Торанце. Сунув его в карман и вынув из машины ключи зажигания, он аккуратно запер ее. Еще раз оглядевшись вокруг, удовлетворенный тем, что сделал, полицейский завел мотоцикл и уехал в ту сторону, откуда появился.
Галва тихо выругался:
— Черт принес этого полицейского! — Бросив взгляд на далекие контуры Стамбула, разделенного Босфором на две части, он добавил: — Торанце, кажется, начал работать — нас разыскивают…
— Зачем нас разыскивать? — удивился Машита. — Мы ведь туркам ничего плохого не сделали.
— Самое малое, мы украли машину, пан инженер, — усмехнулся Галва. — А вы находитесь в Турции без въездной визы.
— Но это же глупо! — взорвался Машита.
— Безусловно. Но Торанце нужно, чтобы полицейские только нашли нас, больше ничего. Об остальном он позаботится сам.
Машита закрутил головой:
— Ну, это уж слишком! Меня здесь хотели украсть и за это меня же арестуют?
— Разбираться в этом не имеет смысла, — сказал Галва. — Поверьте, что я ни чуточки не преувеличиваю. Торанце здесь не один, за ним стоят другие, и у них достаточно денег, чтобы оплатить то, что вам кажется бессмысленным. Они не могут смириться с тем, что мы скрылись, ведь речь идет и о них!
Галва действительно не преувеличивал. Долголетний опыт работы позволял ему точно предугадать, что может предпринять против них американская секретная служба.
— Как же вы думаете отсюда выбираться? — спросил Машита.
Галва повернул голову к ручью, видневшемуся за поворотом дороги, и задумчиво сказал:
— Попытаемся заморочить им голову.
Подав знак Машите, Галва быстро спустился с возвышенности на каменистую дорогу. Инженер последовал за ним. Галва нашел подходящий камень, выбил боковое окно в машине и открыл дверцу. Вытащив провода из замка зажигания, он соединил их напрямую и завел двигатель.
— Поехали! — сказал он Машите.
— Куда?
— В Прагу, — улыбнулся Галва, — но только нам придется сделать небольшой крюк.
Оба сели в машину. Галва развернулся и направил ее к месту, где к реке спускалась старая, вероятно, уже заброшенная дорога. У крутого обрыва он съехал с дороги и остановился перед десятиметровой пропастью. Выйдя из машины, он попытался угадать глубину реки под обрывом.