Механическое пианино - Курт Воннегут

нравится мне что-то, как они смотрят на нас, а все движение по ту сторону реки выглядит так, будто там от чего-то удирают. Может быть, нам следовало бы развернуться и…

– Глупости! Заприте дверцы, посигнальте и езжайте своим путем. Этого еще недоставало – из-за какой-то обезьяньей процессии нарушать государственные мероприятия!

Пуленепробиваемые стекла поднялись до отказа, дверные замки щелкнули, и лимузин неуверенно двинулся в сторону оранжевых, зеленых и золотых шеренг арабов.

Усыпанные фальшивыми драгоценностями кинжалы и кривые сабли застучали по бронированным бортам лимузина. Перекрывая вопли арабов, послышались винтовочные выстрелы. В нескольких дюймах от головы Холъярда в борту лимузина вдруг появились две пробоины.

Холъярд, шах и Хашдрахр бросились на пол. Лимузин продолжал вспахивать толпу арабов на боковой улице.

– Направляйтесь к зданию суда! – крикнул Холъярд с пола шоферу. – А затем по бульвару Вестингауза!

– Катитесь вы к черту! – отозвался шофер. – Я дальше не поеду. Весь город перевернут вверх дном!

– Оставайтесь за рулем, иначе я убью вас! – яростно выкрикнул Хашдрахр. Своим жалким телом он, как щитом, прикрывал священную особу шаха, приставив одновременно острие кинжала с золотой рукоятью к шее шофера.

Остальные слова Хашдрахра были заглушены раздавшимся рядом с ними взрывом, сопровождавшимся криками и ударами осколков по крыше и бортам лимузина.

– Мы у здания суда! – крикнул шофер.

– Очень хорошо. Теперь сверните налево! – скомандовал Холъярд.

– Господи! – воскликнул шофер. – Да вы только поглядите!

– В чем там еще дело? – дрожащим голосом спросил Холъярд, распростертый на полу вместе с шахом и Хашдрахром. Он мог разглядеть только небо, верхушки зданий и проплывающие клубы дыма.

– Шотландцы, – произнес шофер упавшим голосом. – Господи, сюда еще и шотландцы направляются.

Лимузин остановился, заскрежетав тормозами.

– Хорошо, тогда подайте назад и…

– Да что у вас там, на полу, радар, что ли? Вы только гляньте в заднее окно, а уж потом говорите, подавать или не подавать машину назад.

Холъярд осторожно поднял голову и выглянул в окно. Лимузин накрепко застрял в толпе – волынщики впереди, а сзади отряд Королевских Пармезанцев, которые в это время выскакивали из Автоматического базара по другую сторону улицы от здания суда.

Взрывом разметало конвейерные ленты рынка и выбросило через выбитые стекла на улицу целый град консервных банок. Автоматическая касса выкатилась на улицу, держась каким-то совершенно непонятным образом вертикально на своем круглом пьедестале. «Видели ли вы нашу особую брюссельскую капусту?» – успела поинтересоваться она, а потом запуталась в собственных проводах и грохнулась на тротуар возле лимузина, изрыгая мелочь из смертельной раны.

– Да ведь им не до нас! – воскликнул шофер. – Вы только посмотрите!

Королевские Пармезанцы, шотландцы и горстка индейцев объединенными усилиями пытались протаранить дверь здания суда свалившейся телефонной будкой.

Дверь разлетелась вдребезги, и атакующие по инерции влетели вслед за будкой внутрь.

Несколько секунд спустя они снова появились в дверях, неся на своих плечах человека. Он казался марионеткой в этой немного обезумевшей от радости толпе. Обрывки проводов, свисавшие у него отовсюду, только усиливали это сходство.

– К Заводам! – кричали индейцы.

Толпа, высоко подняв, точно звездно-полосатый флаг, своего героя, с веселыми возгласами двинулась во главе с индейцами к мосту через реку Ирокез, под звуки волынок и барабанный бой громя и взрывая все на своем пути.

Лимузин в течение часа оставался там, где его затерло потоком Королевских Пармезанцев и шотландцев, пока глухие разрывы гремели по городу подобно шагам пьяного гиганта. Под прикрытием дымовой завесы наступили сумерки. Каждый раз, когда казалось, что можно спастись, Холъярд подымал голову, чтобы узнать причину временного затишья, но каждый раз новые волны вандалов и грабителей заставляли его снова опуститься на пол.

– Ну хорошо, – проговорил он наконец, – я думаю, что теперь с нами уже ничего плохого не случится. Давайте попробуем добраться до полицейского участка. Там мы будем под защитой, пока вся эта заваруха не кончится.

Опираясь на руль, шофер нагло потянулся.

– Вы что, думаете, что смотрите футбольный матч или что-нибудь в этом роде? Возможно, вам показалось, что все идет точно так, как прежде?

– Я не знаю, что происходит, точно так же, как и вы. А теперь поезжайте к полицейскому участку, понятно? – сказал Холъярд.

– Вы воображаете, что можете командовать мной только потому, что у вас есть докторская степень, а у меня ее нет?

– Делайте, как он велит, – прошипел Хашдрахр и снова приставил острие клинка к затылку шофера.

Лимузин двинулся по захламленным и уже опустевшим улицам к главному штабу стражей порядка в Илиуме.

Улица перед полицейским участком была белая как снег от рассыпанных учетных карточек – пятьдесят тысяч карточек, с которыми машины учета личного состава и машины по предупреждению преступлений в Илиуме вели свою беспрестанную игру: сортировали, перекладывали сверху вниз и снизу вверх, выдергивали из середины, знакомились с данными, ставили новые пометки, отпечатки пальцев – и все значительно быстрее, чем способен уследить человеческий глаз, проверяя по нескольку раз каждую карточку, неизменно защищая интересы правящего класса, всегда и любой ценой. Дверь здания была сорвана с петель, а за нею виднелись целые сугробы сваленных грудой подшивок.

Холъярд чуть приоткрыл окно.

– Эй, кто-нибудь! – позвал он, с надеждой ожидая появления полицейского. – Есть там кто-нибудь?! – И он осторожно приоткрыл дверцу.

Не успел он снова захлопнуть дверь, как двое индейцев с пистолетами в руках рывком ее распахнули.

Хащдрахр бросился на них с кинжалом и тут же свалился без сознания от сильного удара. Он упал на дрожащего шаха.

– Я говорю… – начал было Холъярд, но тут же получил удар и сам потерял сознание.

– К Заводам! – скомандовали индейцы.

Когда Холъярд пришел в себя, его раскалывающаяся от боли голова лежала на полу лимузина, а сам он наполовину вывалился из открытой дверцы.

Машина стояла напротив салуна у самого моста. Фасад салуна был закрыт мешками с песком, в помещении салуна находились люди, которые принимали и передавали