Механическое пианино - Курт Воннегут

Инженер подкатил свою стальную тележку к месту дачи свидетельских показаний и проверил контакты на Поле, обращаясь с ним как с предметом. Он проверил измерительными приборами состояние проводки, вытащил серый ящик из-под трибун, вынул и проверил все лампы, а затем установил все по местам. Это отняло у него не более двух минут.

– Все в порядке, ваша честь.

– Свидетель, назовите то, что вы считаете ложью, – сказал судья.

– Каждое новое научное открытие идет на пользу человечеству, – сказал Пол.

– Я протестую! – выкрикнул прокурор.

– Это всего лишь проверка инструмента и не протоколируется, – пояснил судья.

– Правильно, стрелка пошла влево, – сказал инженер.

– А теперь – правду, – приказал судья.

– Главная задача человечества состоит в том, чтобы делать человеческое существование приятным и полезным, – сказал Пол, – а не превращать людей в придатки машин, учреждений или систем.

– Пошла на «П», все в порядке, – сообщил инженер, засовывая металлический контакт глубже под мышку Полу.

– А теперь – полуправду, – раздалась команда судьи.

– Я удовлетворен, – сказал Пол.

Зрители одобрительно захихикали.

– Стрелка стоит точно посредине, – сообщил инженер.

– Продолжайте допрос, – разрешил судья.

– Я хочу задать нашему патриотически настроенному доктору тот же самый вопрос, – проговорил прокурор. – Доктор, ваше участие в заговоре, поставившем себе целью свергнуть, э-э-э, машины, действительно ли оно определялось только вашим искренним желанием служить американскому народу?

– Я полагаю, да.

И снова беспокойное оживление в зале.

– Следовательно, вы только полагаете, не так ли? – переспросил прокурор. – А знаете ли вы, где сейчас находится стрелка, вы, доктор и патриот, так сказать, Патрик Генри[5] наших дней?

– Нет, – смущенно сказал Пол.

– Она стоит точно посредине между «П» и «Л», доктор. Совершенно очевидно, что вы не уверены в правдивости своего ответа. Но возможно, мы сумеем расколоть эту полуправду, с тем чтобы выделить из нее подлинную правду. Мы выделим из нее ложь, как вырезают злокачественную опухоль.

– Хм.

– Может ли быть так, доктор, что эта ненависть к тому, что вы изображаете здесь как несправедливость по отношению к человечеству, на деле является ненавистью по отношению к чему-нибудь значительно менее абстрактному?

– Возможно. Я не совсем понимаю вас.

– Я говорю о вашей ненависти к определенному лицу, доктор.

– Я не знаю, о ком вы говорите.

– Стрелка утверждает, что вы это знаете, доктор, вы знаете, что ваш пресловутый патриотизм является всего лишь выражением вашей неприязни, более того – вашей ненависти к одному из подлинных и величайших патриотов Америки за все время ее существования – к вашему отцу!

– Чушь!

– Стрелка утверждает, что вы лжете! – Подчеркивая свое отвращение, прокурор отвернулся от Пола. – Леди и джентльмены, члены суда и телезрители, я беру на себя смелость утверждать, что этот человек – нечто более серьезное, чем просто злобный мальчишка, для которого наша великая страна, наша великая экономика, наша цивилизация стала символом его отца. Отца, которого он подсознательно стремится погубить! Отца, леди и джентльмены, члены суда, телезрители, перед которым все мы в неоплатном долгу, ибо ему мы обязаны нашими жизнями, ибо это он, больше чем любой другой американец, сделал все для объединения сведущих людей и привел нашу цивилизацию к победе! Еще мальчишкой он возненавидел лучшие страницы нашей истории, отпрыском которой он сам является. А теперь, уже взрослым человеком, он перенес эту ненависть на то, что с успехом могло бы служить символом его отца, на нашу с вами страну, леди и джентльмены, члены суда и телезрители!

Можете называть это эдиповым комплексом, если вам угодно. Но теперь он уже взрослый человек, и я называю это государственной изменой. Попробуйте отрицать это, доктор, попробуйте отрицать!

– Попробуйте отрицать это, – повторил он еще раз почти шепотом.

Камеры развернулись и теперь накинулись на Пола, как стая собак, бросающихся на дичь, сбитую выстрелом с дерева.

– По-видимому, я не могу отрицать этого, – сказал Пол. Он беспомощно и задумчиво посмотрел на провода, которые пристально следили за всеми рефлексами, которыми Бог наградил его для того, чтобы он мог себя защищать. Всего какую-нибудь минуту назад он был красноречивым рупором могущественной и мудрой организации. А теперь он вдруг оказался в одиночестве, решая свою собственную – сугубо личную – проблему.

– Если бы отец мой был владельцем зоомагазина, – наконец сказал он, – я, по-видимому, подсознательно стал бы отравителем собак.

Камеры нетерпеливо заметались взад и вперед, скользнули по лицам зрителей, выхватили на мгновение физиономию судьи, а затем снова уставились на Пола.

– Но если бы даже не произошло всей этой неприятной истории, касающейся меня и памяти моего отца, я считаю, что я все равно верил бы в неправомерность власти машин. Есть много людей, которых никак не обвинишь в том, что они ненавидят своих отцов, и которые, насколько мне известно, согласны со мной. И я считаю, что ненависть эта заставляет меня не только верить в правоту своего дела, но заставляет меня также предпринимать какие-то действия по отношению к системе. Стрелка согласна со мной?

Часть зрителей утвердительно кивнула.

– Хорошо. Значит, пока все правильно. Я подозреваю, что большинство людей руководствуется в своих действиях низменными побуждениями, и боюсь, что медицинские данные поддержат меня в этом. Низменные побуждения в значительной части являются тем, что заставляет людей, в том числе и моего отца, действовать. Боюсь, что такова уж человеческая натура.

Пол глянул в линзы телевизионной камеры, представил себе миллионы зрителей, которые сейчас видели и слышали его, и спросил себя, доходит ли смысл сказанного им хотя бы до одного человека. Он попытался найти более живой образ, который поможет им понять его слова. Образ этот встал перед его мысленным взором, но он счел его неприемлемым, однако за неимением лучшего он все-таки привел его.

– Самые красивые пионы, которые мне когда-либо приходилось видеть, – сказал Пол, – росли почти на чистых кошачьих экскрементах. Я…

Звуки волынок и барабанов ворвались в зал