Ты задолжал мне любовь (СИ) - Эмилия Иванова

— Нет-нет, я подумала то же, что и ты. Ладно, я согласна. Завтра попрошу Давида сделать это. А теперь мы можем поговорить? — небрежно кинула я, стараясь сменить тему.

— Говори, — ответил он.

Я вздохнула и поведала Руслану все, чем до этого делилась с Давидом.

— …главное — все правильно рассчитать, и у нас появится шанс вернуть сына. Что скажешь?

Руслан замолчал, погрузившись в раздумья, и наконец объявил:

— Поговорим завтра, когда станут известны последние результаты анализов.

— Но ведь мы в чужой стране. Если не подготовиться заранее, можно упустить этот шанс!

Своими глазами узрев тех отлученных от родителей детей, я еще больше исполнилась решимости вызволить своего ребенка из чужих рук.

Тимур стал другим, а Яков всегда был бесчеловечен, так что полгаться на удачное стечение обстоятельств было бы наивно.

— Ты забыла, что только что пообещала мне? — грозным, не терпящим возражений тоном проговорил Руслан.

Я замолчала, чувствуя себя бессильной что-либо сделать.

Однако Руслан все же пошел на некоторые уступки. Помолчав немного, он добавил:

— Обещаю, что сделаю все необходимые приготовления, однако этот план будет реализован лишь в том случае, если результаты покажут что ты в порядке либо твой недуг можно вылечить. Твое здоровье для меня важнее.

— Хорошо.

Я часто действовала импульсивно; возможно, если я поостыну, хорошие новости придут сами собой.

***

Во второй половине нового дня в мою палату ввалился полноватый главврач, а за ним — заведующие терапевтическим и хирургическим отделениями.

Они попеременно взглянули на историю болезни, перешептываясь, и, наконец, тучный главврач вышел вперед, глубоко вздохнул и с полным сожаления лицом произнес:

— Госпожа Афанасьева, мне очень прискорбно это говорить, но мы обнаружили в вашем теле вирус, для лечения которого на данный момент еще не разработана вакцина.

— То есть, он неизлечим?! — грубо кинул Давид, исподлобья уставившись на говорившего. — Стало быть, вы беспомощны!

Он шаг за шагом стал продвигаться ближе к врачам, походя на вылезшего из преисподней демона.

— Да вы просто ничтожества! А еще говорят, что в Германии самые лучшие медики!

Давид внезапно протянул руки, яростно схватил за воротник халата полуседого главврача и оторвал его от пола.

— Чтобы я этой брехни больше не слышал! Если не вылечите ее, можете навсегда попрощаться со своей карьерой! — угрожающе процедил Давид сквозь белоснежные, ровные зубы.

— Кх-кх, Давид… — прокашлявшись, позвала я его слабым голосом и попыталась встать с кровати, но мои ноги подкосились, и я начала падать

— Эмилия!

Увидев это, Давид быстро выпустил из рук врача и поймал меня.

— Что с тобой? А вы чего застыли?! Скорее, сделайте что-нибудь! Я не хочу смотреть, как моя сестренка страдает! — во всю мощь взревел он, да так, что охрип. Вены на его лбу вздулись от напряжения.

Я хватала ртом воздух, пытаясь хоть что-то сказать

К горлу подступила волна чего-то соленого, и в следующую секунду меня вырвало кровью. Белая рубашка Давида, который продолжал держать меня, вмиг окрасилась режущим глаза багряным цветом.

— Ничего, сестренка, ничего. Не бойся, я рядом… — успокаивая, мягко приговаривал Давид, суетливо вытирая кровь с моего лица. Затем он с остервенением закричал врачам:

— Мне плевать, что вы предпримете, но если Эмилия умрет, вы поплатитесь за это жизнями! Ко мне!

Подчиненные Давида ворвались в палату и спустя мгновение повязали всех врачей.

К их шеям были приставлены ножи. Мужчины сразу же сообразили поднять руки, я женщина-терапевт, напротив, растерялась. Она несколько раз вскрикнула, но телохранители пригрозили ей, и она затихла.

Главврача немного потряхивало, но он не терял самообладания и пытался оказывать сопротивление.

— Господин, пожалуйста, успокойтесь. То, что против недуга вашей сестры нет лекарства, — это лишь полбеды. Еще одна веская причина — это изначально слабое здоровье госпожи Афанасьевой. Ее иммунитет не способен сопротивляться вирусу, поэтому заражение наступило столь стремительно. И совершенно неуместно обвинять в случившемся врачей.

Эти слова сильно задели Давида. Он злобно покосился на врача, вернул голову в прежнее положение и бережно уложил меня на кровать. Тщательно укрыв меня одеялом, подоткнув под матрас все его уголки, обернулся и подошел вплотную к немолодому главврачу.

Давид был выше него на полголовы. Так и стояли они друг против друга, — один — выше, другой — ниже, — до тех пор, пока Давид с невиданной скоростью не выхватил у телохранителя нож и не вонзил его в бедро мужчины по самую рукоятку.

Запах крови в комнате усилился.

Словно бы ничего не произошло, Давид безучастно объявил:

— Это лишь начало. Если вы не спасете мою сестру, я каждому и вас всажу нож в сердце.

Давид изъяснялся на чистом английском языке; и эта речь, и говорящий были исполнены красоты и силы. Сторонний наблюдатель смог бы получить эстетическое наслаждение от такой сцены, если бы только не пол, забрызганный кровью, металлический запах в воздухе и устрашающий тон Давида.

Врачи обменялись растерянными, затуманенными взглядами и согласились на условие Давида. Самый молодой врач, не побоявшись попасть под удар, выступил вперед и пообещал приложить все усилия для моего излечения. Затем он и женщина-терапевт взяли под руки раненого, бледного главврача и увели его.

Давид оставил дверь полураскрытой и вернулся к моей кровати.

— Не беспокойся, Эмилия, ты скоро поправишься, — терпеливо утешал меня он.

— Кхэ-кхэ…

Я снова закашлялась, скорчив лицо, а затем вяло принялась ободрять его:

— Это ты не беспокойся. Я прекрасно понимаю, что мое здоровье подорвано. Я сама не берегла его: после родов не соблюдала режим, постоянно уходила из дома. Как говорится, что посеешь — то и пожнешь, но ты не должен из-за этого страдать.

Давид опустил голову, насупив свои густые брови, и изо всех старался подавить бушевавшие внутри эмоции.

— Брат, можно попросить тебя кое о чем?

В палате остались только мы вдвоем, в полной тишине, но даже так мой голос был еле слышен.

Давид ухватил край одеяла над моей грудью и нервно скомкал его пальцами. Не смея взглянуть на меня, он промолвил:

— Тебе нужно отдыхать. Я исполню любую твою просьбу, но только после того, как ты поправишься. А теперь поспи.

Я упрямо замотала головой, не желая ничего слышать.

— Я боюсь, что не успею. У меня лишь одно желание — верни на родину сына, не дай ему скитаться… кх-кх… скитаться на чужбине. Пообещай мне!

— И слышать не желаю!

Давид резко встал и пошел к двери.

— Я пойду и обсужу с врачами схему твоего лечения, а ты пока отдыхай!

— Давид…

Я снова зашлась пронзительным кашлем. Давид, словно игнорируя мои слова, ускорил шаг и вскоре исчез за дверью.

Глядя