В погоне за утром - Майкл Роэн

За моей спиной, словно лишившись разума, снова и снова пронзительно кричал Стриж:

– Ogoun badagri, ou general sanglant! [14]

Я хохотал как никогда, сметая Волков с моего пути направо и налево, отбрасывая их через плечо на кончике меча, одного лягнул в живот, перепрыгнул через него, когда он согнулся пополам, нацелился мощным ударом на следующего, бросался, взмахивал, вонзал. Раздался громкий треск, и что-то просвистело мимо меня. Один из поклонявшихся стоял на одном колене и устанавливал на руке какое-то подобие пистолета. Я развернулся и побежал прямо на него. Он еще раз нажал курок, но курок не сдвинулся с места, и тут я напал на него. Вороненая сталь в душе остается железом.

За моей спиной раздался шум. Несколько Волков собрались в круг и напали на команду как раз в тот момент, когда освобождали от пут последнего из них. Когда я повернулся к ним, один из них бросил мне в голову топор; я протянул руку, поймал его и пошел на Волка с его же топором. Все они попадали друг на друга, стараясь избежать моего удара. У моих ног катался Пирс, сцепившись с чудовищным Волком, пытавшимся задушить его. Я всунул топор в шарившую вокруг руку Пирса, перепрыгнул через них и бросился на остальных, нанося мощные удары двумя руками. Теперь они отскакивали при малейшем моем выпаде, но я был быстрее. Те, кто был впереди, падали на тех, кто был сзади, и я резал их, как сплошную массу, отгоняя назад, назад, в объятую ужасом толпу, оттесняя их к тому вонючему алтарю. Сколько времени это продолжалось, не знаю, – бешеная музыка рубящего металла, крики, вопли и режущие, колющие удары; и вдруг у меня не осталось врагов. Ряды Волков дрогнули. Они, как сумасшедшие, разбежались во всех направлениях, и оставшиеся последователи культа помчались за ними – назад, к алтарю, ища укрытия у своего хозяина, или просто куда-то в ночь. Я кричал им вслед – не знаю, что. Оскверненная земля вокруг меня бурлила от тел, стонавших, дергавших ногами и извивавшихся, пока не замрут, и глубоко у меня в горле поднимался смешок, когда я видел их, и я передразнивал настойчивые вопли, несшиеся от алтаря. Несколько более дисциплинированных Волков пытались повернуть толпу самыми простыми средствами, а именно избивая всех, будь то Волки или люди, кто старался протолкаться мимо. Началась ужасающая свалка. Волки против Волков, и люди, зажатые в кровавой бойне между ними, рвали друг друга в куски, как кроликов, к которым в нору запустили хорька. Я жадными глотками пил дымящийся воздух и как раз собирался броситься за ними в погоню, как вдруг меня заставил развернуться, на каблуках крик – ничей другой крик не мог бы этого сделать.

Это был голос Клэр, он донесся от того места, где она стояла на коленях. Распростертая поверх вевера, лежала Молл, неподвижно, раскинув руки и ноги, кровь из раны на ее голове растекалась по широким выемкам. Медленно, очень медленно. В два шага я оказался рядом с Клэр. Я посмотрел вниз. Глаза Молл были полуоткрыты, но закатились так, что зрачки были не видны. Клэр зарыдала. Что-то во мне запело на высокой стальной ноте, это было узнавание, признание; и, не очень хорошо осознавая, что делаю, я медленно опустился на колени, протянул руку и притронулся средним пальцем к самой середине лба Молл.

Ее глаза закрылись. Казалось, сама ночь задрожала в нарастающей вибрации чистой поющей ноты бесконечной скрипичной струны, звучавшей все громче – громче, чем умолкнувшие барабаны. Она пронизала нас, как мощный порыв ветра, сотрясла нас обоих. Я почувствовал, как ветер разметал мои волосы, и волосы Молл стали развеваться и заструились, как дым. Было это что-то во мне или в ней – я не могу сказать, но ее глаза внезапно распахнулись, между нами сверкнула искра, и где-то в самой глубине ее сердца вспыхнул свет, такой яркий, что сквозь плоть проступили кости черепа. Клэр тоненько вскрикнула, а потом захлопала в ладоши, смеясь от радости. Сгустки крови вокруг головы Молл высохли, сморщились и исчезли. Израненная плоть побелела и очистилась, глубокая выемка, оставленная на ее виске дубинкой караиба, раздулась и заполнилась. Молл конвульсивно дернулась от силы воздействия, затем откинулась назад с глубоким вздохом бесконечного облегчения.

– Премного благодарна, милорд! Но во имя всех, кто ненавидит зло, не мешкай! Ступай, убей гадюку, а я… – Она подогнула под себя ноги и ровно, неторопливо поднялась во весь рост. – Клянусь всем святым, я пока прикрою здесь остальных! – Глаза Молл тревожно блеснули. – СТУПАЙ! СТУПАЙ!

Я обернулся…

И увидел Дона Педро, карабкавшегося высоко на белую скалу за алтарем, оглядываясь по сторонам. В тот же миг он увидел меня, и наши взгляды скрестились через пространство. В воздухе перевернулась карта, двойка пик слилась и превратилась в туза – яму бесконечной темноты, притягивавшую меня к себе… внутрь… и вниз. Я падал. Падал…

Мой локоть соскользнул, и голова дернулась; я очнулся за секунду до того, как сунулся носом в клавиатуру своего компьютера и спутал все, что было на мониторе. Нетронутая чашка кофе задрожала на краю стола, и я поспешно подхватил ее; в последнее время у нас тут и так было достаточно беспорядка и сломанных вещей. Надо же, задремал прямо за столом! Поделом мне, нечего половину уик-энда проводить в дискотеках и не высыпаться. Ничего себе сон наяву! Сон наяву, черт бы его побрал! Во мне по-прежнему все звенело от его неистовства. Я собрал все силы, чтобы взять себя в руки. И подскочил, когда зажужжал коммутатор.

– СТИВ? – спросил голос Клэр.

– Д-да?

– У ТЕБЯ КАКОЙ-ТО СТРАННЫЙ ГОЛОС. С ТОБОЙ ВСЕ В ПОРЯДКЕ?

– Конечно. Просто… немного увлекся, вот и все.

– СМОТРИ, НЕ ПЕРЕСТАРАЙСЯ. ТЫ НЕ ЗАБЫЛ, У ТЕБЯ ВСТРЕЧА В ЧЕТЫРЕ? М-Р ПИТЕРС В ПРИЕМНОЙ.

Я покачал головой, отхлебнул глоток остывшего кофе и поправил галстук.

– Что ж, хорошо. Проводи его сюда!

11

Я автоматически поднялся с места, когда открылась дверь. Мужчина, ступивший через порог, выглядел как большинство клиентов, каких мне доводилось видеть – вернее, самых лучших из них, тех, кто обычно проходил через офис Барри, соответственно напичканных гостеприимством и обаянием. Его темный костюм-тройка был сшит в стиле лучших произведений Армани, белая рубашка – гладкая и жесткая от крахмала, воротник плотно облегал шею, а прямой, как линейка, галстук переливался шелком, как серый опал. Тонкое совершенство всего ансамбля, включая прекрасно сшитые темные туфли и атташе-кейс из мягкой перчаточной кожи создавало атмосферу чего-то экзотического, иностранного, которая точно подходила к его лицу – с высоким лбом, крючковатым носом, бледному, с тонкими висячими усиками и глазами как провалившиеся колодцы, полные чернил. Иностранные клиенты почти всегда означали большие деньги.