Прикосновение полуночи - Лорел Гамильтон

– Не зови меня так, – сказал Готорн.

Рис пожал плечами.

– Ладно. В общем, в ней соединяются силы обоих дворов.

– Богиня сочла нужным разделить между дворами власть над разными проявлениями плодородия, – возразил Готорн.

– Что Богиня пожелала разделить, она же может и объединить, – ответил Дойл.

Я сжала руку Адайра. Он повернулся, бросив на меня испуганный взгляд, и снова уставился в пол.

– Я не причиню тебе вреда, обещаю.

Он ответил, не поднимая глаз:

– Я скорее боюсь повредить тебе.

Холод расхохотался.

Все вокруг повернулись к нему. Он встряхнул головой.

– Помнишь, что я сказал тебе в первую ночь? – спросил он меня.

Я улыбнулась и кивнула:

– И что было потом, тоже помню.

– Ты не причинишь ей вреда, Адайр. Разве ты не видел, что вытворяли в коридоре они с Мистралем?

Адайр облизнул губы и стрельнул в меня еще одним взглядом.

– У вас первый раз тоже был при зрителях?

– А, – сказал Холод, и лицо его стало почти умиленным.

Дойл облек его мысли в слова.

– Мы все были на твоем месте. Веками не прикасаться к женщине... Каждый из нас сомневался, не забыл ли он, как доставлять удовольствие кому бы то ни было, в том числе и себе самому. – Он хлопнул Адайра по плечу. – Не скажу, что с практикой мы не усовершенствовались, но в первый раз мы все тоже справились, и ты сможешь.

– Мне кажется, ему хочется поменьше зрителей, – сказала я.

– Кому ты предложишь остаться? – спросил Дойл.

– Решите вы с Адайром.

Адайр наградил меня удивленным взглядом.

– Ты позволишь мне решать, кому остаться и кому уйти?

– Большинство из присутствующих – мои друзья и любовники, но с тобой они в других отношениях. А удовольствие должен получить ты.

– Я хочу, чтобы и ты получила удовольствие.

Я улыбнулась.

– Я тоже. Я имела в виду, я не раз уже наслаждалась так, как того хотела. Я хотела бы, чтобы этой ночью ты наслаждался так, как тебе хочется. – Я села прямей, оторвавшись от бортика кровати. – Как ты меня хочешь? Что ты хочешь сделать со мной? Какое желание или фантазия больше всего тебя донимают? О чем ты больше всего тосковал?

Он наконец посмотрел на меня по-настоящему, не просто бросил взгляд искоса. Его глаза блестели, и не от магии.

– Обо всем.

Он отвернулся, чтобы я не видела его слез.

– Все – это крупная заявка, – сказала я, – а нас вот-вот позовет королева.

Его плечи ссутулились, будто я его ударила.

Я сжала его ладонь и мягко потянула его к постели.

– Заявка крупная, но я сделаю все, что сумею.

Он повернулся ко мне, в глазах отражалось недоверие. Он просто не верил, что я говорю правду. Он не верил, что я не причиню ему боли, что не посмеюсь над ним, что удовлетворю ту часть его личности, над которой так долго измывалась Андаис.

Я встала на колени и притянула его к себе, взяв за плечи.

– Поцелуй меня, пожалуйста.

– Пожалуйста, – повторил он и поднял ко мне глаза, блестящие от слез, но злые. – Ты говоришь "пожалуйста". В чем здесь подвох?

– Я говорю "пожалуйста", чтобы ты знал, что это не приказ. Я прошу поцеловать меня, потому что хочу, чтобы ты меня поцеловал, но только если и ты этого хочешь.

Он оглянулся на остальных мужчин:

– Она понимает, что это для нас значит, когда нас просят?

Большинство присутствующих кивнули.

– Понимает, – сказал Дойл.

– Потому она это и говорит, – добавил Никка. – Она чувствует, что нам нужно.

Адайр опять посмотрел на меня.

– Чего ты от меня хочешь?

– Только то, что ты хочешь дать.

Он потянулся ко мне, всхлипнув, но стоило нашим губам соприкоснуться, и всю неуверенность будто рукой сняло. Его губы мяли мне рот, пальцы впивались в предплечья. Он забрался на постель и заставил меня лечь на спину, лег на меня сверху и обнаружил, как и большинство стражей, что он для меня слишком высок. Тело его потяжелело от желания.

Адайр нависал надо мной, прикладывая массу усилий, чтобы нигде меня не коснуться. Я вспомнила, что вчера, когда мы встретились впервые, его магия ответила моей. Что даже от относительной близости, когда я была полностью одета, его и моя магия содрогнулись одновременно. Сейчас же он словно был куском льда. Нет, руки у него были теплыми, и сам он был не менее жив, чем любой мужчина, но его магия будто была спрятана за семью замками.

Я обвела его взглядом, всю его кожу цвета солнца, пробивающегося сквозь листву, – того чудесного золотистого оттенка, какого людям не добиться никаким загаром. Поцелованный солнцем – так это зовется у сидхе, и так оно и есть. Взгляд вернулся к лицу, к тройным краскам его глаз. Внутреннее кольцо из расплавленного золота, потом круг бледно-желтого солнечного света и последний, самый широкий, – оранжево-красный, как лепестки настурции. Каштановые волосы были острижены так коротко, что лицо его казалось более обнаженным, чем тело, словно вместе с волосами королева отняла у него нечто более существенное.

Глядя ему в глаза, я спросила:

– Ты закрываешь от меня свою магию. Почему?

– Мы едва коснулись друг друга, и вода снова наполнила исцеляющий источник. Что случится, если мы позволим себе большее?

Я смотрела в его лицо, в его глаза и видела... страх. Не трусость, но боязнь неизвестности и еще что-то. Страх того рода, какой испытываешь, находясь на гребне волны, – страх, смешанный с восторгом. Ты хочешь броситься вниз вместе с ней, хочешь отдаться на ее волю, но искушение не уничтожает страх. Уменьшает, может быть, но не избавляет от него совсем.

– Не хотелось бы заострять на этом внимание, – сказал Рис, – но королева может прислать вызов в любой момент.

– Не раньше, чем она покончит с лордом Гвеннином, – заметил Холод.

Мы обернулись к нему.

– Я встретил одну из служанок королевы по пути из кухни. Королева и Иезекииль проявили к Гвеннину особое внимание.

– Бедный мерзавец, – вздохнул Рис.

Даже помня, что именно он наложил заклинание на меня и Бидди, воспользовавшись долей смертной крови, текущей в наших жилах, я не могла не согласиться с Рисом. Одно дело – обычная пытка, другое – забавы королевы, а получить максимум внимания и от королевы, и от ее личного палача – это выводило боль на совершенно новый уровень. На такой, о котором я и думать не хотела.

– Но вы получаете в результате немного больше времени, – продолжил Холод, – вот что я хотел сказать.

Я взглянула на Адайра:

– Опусти свои щиты, лорд дубравы. Дай своей магии воззвать к моей, и пусть свет и тени запляшут по стенам.

Что-то похожее на боль мелькнуло в его глазах. Он прошептал так тихо, что, думаю, его не расслышал никто, кроме меня: