Антология современной британской драматургии - Кэрил Черчил

ЭДДИ. Если хочешь, пойдем.

СЬЮ. Снаружи вроде ничего.

Молчание.

Подарки с собой возьмем. Там откроем.

Молчание.

Далеко плавал?

ЭДДИ. Чего?

СЬЮ. Далеко плавал, говорю?

ЭДДИ. Не очень.

СЬЮ. С берега тебя не видно было.

ЭДДИ. До камня и обратно.

СЬЮ. А понятно.

Чуть позже.

ЭДДИ натирает спину СЬЮ лосьоном для загара.

СЬЮ. Плечи не забудь.

ЭДДИ. Да ты уже вся в лосьоне.

СЬЮ. Что?

ЭДДИ. Лоснишься вся.

Молчание.

СЬЮ. Не там.

ЭДДИ. Чего?

СЬЮ. Чуть левее.

Молчание.

Чуть выше.

ЭДДИ. Так нормально?

СЬЮ. Еще.

ЭДДИ бережно спускает лямки с плеч СЬЮ.

ЭДДИ выдавливает лосьон на ладонь.

ЭДДИ натирает СЬЮ плечи.

Вот, хорошо.

Немного позже.

СЬЮ и ЭДДИ сидят на лежаках.

Пьют «Фанту» из бутылок через соломинку.

Вдали слышна песня Клиффа Ричарда «Mistletoe and Wine». Молчание.

СЬЮ. Слышишь?

Пауза.

Это Клифф.

ЭДДИ. Чего?

СЬЮ. Опять Клиффа крутят.

Молчание.

ЭДДИ. Кому-то кажется, что это весело.

СЬЮ. Ну да, весело.

Молчание.

Ей бы здесь понравилось.

ЭДДИ. Что?

СЬЮ. Простор.

Молчание.

СЬЮ ложится на лежак.

Молчание.

ЭДДИ берет панку сигарет.

ЭДДИ достает сигарету и прикуривает.

Очень крепкие, Тед.

Немного погодя.

СЬЮ загорает в одиночестве.

Маленький мальчик БРЕТ с ведерком и лопаткой строит замок из песка.

Молчание.

СЬЮ садится.

Молчание.

СЬЮ наблюдает за мальчиком.

Молчание.

СЬЮ ложится обратно.

Немного погодя.

ЭДДИ и СЬЮ загорают.

Молчание.

ЭДДИ. Измельчали они.

СЬЮ. Кто?

Молчание.

Кто измельчал? Что?

Молчание.

Кто?

Молчание.

Ты что-то сказал?

ЭДДИ. Ронни О’Салливан.

СЬЮ. Что Ронни?

Молчание.

ЭДДИ. Клифф Торберн.

СЬЮ. Что?

ЭДДИ. Рэй Риардан.

Молчание.

Ураган Хиггинс.

Молчание.

Джимми Уайт.

Молчание.

Помнишь, мы ходили на снукер?

СЬЮ. Кто?

ЭДДИ. Стив Дэвис.

СЬЮ. А.

ЭДДИ. Прошел в полуфинал.

Чуть позже.

ЭДДИ загорает.

СЬЮ сидит на краю лежака, вытряхивает песок из шлепанцев.

Молчание.

СЬЮ. Ты как?

Молчание.

СЬЮ надевает шлепанцы.

Пойду окунусь.

СЬЮ встает с усилием.

Я недолго.

СЬЮ берет саронг.

ЭДДИ садится.

СЬЮ завязывает саронг на талии.

Молчание.

ЭДДИ. Не заплывай далеко.

Марк Равенхилл

ПРОДУКТ

Офис. Кинопродюсер Джеймс и актриса Оливия.

ДЖЕЙМС.

Значит, нож.

Ты видишь нож, и глаза твои округляются.

Он вытаскивает его из-под… нож появляется из-под… на нем такая… м-м-м… рубаха до полу.

Высокий такой парень, он высокий такой, смуглый парень и —

И тут он берет нож, он берет нож, и он вспарывает этим ножом целлофановую обертку на круассане, и кладет круассан в рот, и кладет нож в этот, ну как его… веревочный кармашек впереди стоящего кресла.

Тебе хочется кричать, — ты сейчас закричишь:

У него нож. У этого высокого смуглого парня нож.

Но что-то — тебя удерживает. Ты принимаешь решение в сотые доли секунды, и ты не кричишь. Ты видишь в проходе загорелых, светловолосых и откровенно женоподобных стюардов, и ты не кричишь.

Почему? Почему? Почему? Потому что…

Давай поймем, кто она такая, давай? Давай потихонечку разбираться, кто такая Эми.

«Простите, — говоришь ты высокому смуглому парню, — это мое место». Ты с детства сидишь у окна, и он встает, чтобы тебя пропустить, и ты открываешь багажный отсек, расположенный над сиденьями, — а багаж у тебя весь от Гуччи, Гуччи снаружи, Гуччи внутри, это будет великолепно смотреться, ты открываешь багажный отсек и видишь…

Коврик. Маленький восточный аккуратно свернутый коврик.

Ты — крупным планом. Удивление, ужасное предчувствие, не знаю, я просто хочу… просто сыграй это.

Это ваше?

Да.

Вы занимаетесь йогой?

Нет. Это молельный коврик. Я на нем молюсь.

О!

И ты сидишь, и ты… ты смотришь в окно, и ты… страх… ты в самолете, самолет в воздухе, а рядом высокий смуглый парень, у тебя над головой его молельный коврик, а в кармашке перед тобой — его нож.

Дамы и господа. Будьте любезны выключить все имеющиеся у вас электроприборы.

И ты открываешь сумку, и ты достаешь свой мобильный, и ты выключаешь мобильный, и тут мы — твой крупный план — ты смотришь на телефон, и что-то в тебе обрывается… задеты какие-то струны души, и тут мы видим — о! это же рана, у Эми душевная рана, и это как-то связано с мобильным, что-то такое… м-м-м… понимаешь, тут такой эмоциональный якорь, в общем, надо, чтобы тебе посочувствовали.

Ты полюбишь ее, я уверен. Я надеюсь, ты ее полюбишь. Она такая настоящая. Я так хочу, чтобы ты, наконец, сыграла настоящую женщину, после этих твоих последних трех-четырех…

И тут этот парень поворачивается, он поворачивается, этот высокий и смуглый, этот парень поворачивается, и вдруг его голова оказывается на плече твоего пиджака — это Версаче, ты летишь в Версаче, это костюм от Версаче — его смуглая голова лежит на великолепном плече твоего шикарного Версаче, и он засыпает.

А ты глядишь на, ты глядишь на него… ты… а пахнет он совсем по-другому.

И знаешь, что ты хочешь сделать? Знаешь, что ты хочешь сделать? В общем…

Ты хочешь… короче, ты хочешь… ты хочешь дотянуться до ножа… дотянуться до ножа, и ты хочешь схватить этот нож — да? — и выхватить его из веревочного кармана, и ты хочешь ощутить в руке его тяжесть, а потом ты хочешь вонзить в него этот нож, вот тебе, и вот, и, и вот тебе, вот тебе, пока кровь, пока кровь не захлещет из этого смуглого тела, кровь, которая забрызгает тебя всю, и вот у тебя уже почти не видно лица, одна кровь, и ты хочешь закричать.

Это за башни. Это за цивилизацию. Это за нас за всех, сволочь.

Ты этого не скажешь. Ты этого не сделаешь. Это внутренний монолог. Сыграешь? Я хочу, чтобы ты сыграла это глазами. Ты умеешь играть гла…? Ну конечно, конечно, умеешь. Я просто обожаю твою работу.