Во власти девантара - Бернхард Хеннен

— В тех кругах, откуда я родом, принято извиняться, когда в неистовстве налетаешь кому-то… — кентавр смущенно откашлялся, — …на самую драгоценную часть тела. Однако поскольку вам неведомы простейшие правила хорошего тона, я, несмотря на ваше поведение, начну сам и представлюсь. Зовут меня Хирон из Алькардии, в свое время я был учителем королевы Танталии.

Эльфы тем временем совладали с собой и в свою очередь тоже представились человеко-коню.

Кентавр воспользовался поскрипывающей системой подъемных блоков и спустился вниз. Он ловко выбрался из ремней. Такого человека-коня Мандреду видеть еще не доводилось. Узкая повязка из красного шелка поддерживала длинные волосы Хирона, не позволяя им падать на лоб. Лицо его было покрыто глубокими морщинами, на груди лежала белая окладистая борода. Кожа была необычайно светлой. Но наиболее необычными были его глаза. Они были цвета свежепролитой крови.

— Мне очень жаль, — наконец выдавил из себя Мандред.

У кентавра через плечо висел колчан, из которого торчало несколько свитков. В поясных клапанах виднелись три стилоса и чернильница. Очевидно, он был не вооружен и, в целом, безобиден. С другой стороны, у него были эти красные глаза, подумал Мандред. Существам с красными глазами не стоит легкомысленно доверять!

— Мандред Торгридсон, ярл Фирнстайна, — представился он.

Кентавр склонил голову на бок и перевел взгляд с одного на другого.

— Вы здесь новенькие, не так ли? И, я так полагаю, пришли не с помощью от Сем-ла.

Мандред посмотрел на своих спутников. Очевидно, эльфы понимали столь же мало, как и он.

Хирон вздохнул, хотя по звуку то, что он сделал, больше напоминало сопение.

— Ну, ладно. Тогда я отведу вас к мастеру Генгалосу. Он — хранитель знания, который отвечает за эту часть библиотеки, — он повернулся. — Будьте так любезны, следуйте за мной… — он откашлялся. — Не мог бы один из уважаемых эльфов объяснить этому человеку, что пялиться на зад кентавра — невежливо?

«Вот же умник надутый», — подумал Мандред. Ему хотелось ответить этому парню как подобает, но брошенный Фародином взгляд призвал его к молчанию. Мандред поднялся и пошел за остальными, впрочем, на некотором отдалении. Еще одно замечание от этого кентавра — и он вгонит ему древко секиры в его лошадиную задницу!

Хирон вывел их из лабиринта гранитных стен в просторную комнату. Там рядами стояли деревянные полки, на которых лежали тысячи круглых глиняных дощечек. Мандред глянул на некоторые из них и покачал головой. Похоже, по ним гуляли куры. Кто же может такое читать? От одного беглого взгляда на них должна болеть голова!

— Скажите вашему человеку, чтобы он немедленно положил дощечки обратно! — набросился кентавр на эльфов.

Мандред упрямо взял в руки еще несколько дощечек.

— Заберите дощечки у этого идиота! — выругался Хирон. — Это диски снов из погрузившегося в пучину Тильданаса. Они записывают воспоминания тех, кто берет их в руки и смотрит. Любое воспоминание, которое запишет дощечка, будет навеки стерто из памяти. Дайте этому ребячливому упрямцу некоторое время смотреть на эти глиняные дощечки, и он забудет даже, как его зовут.

— Урок сказок скоро закончится? Такими историями будешь детей пугать, красноглазый, а не меня.

Хвост кентавра обиженно дрогнул.

— Ну, если человеку лучше знать, — и больше не глядя на Мандреда, он пошел дальше.

— Положи таблички обратно, — посоветовал Нурамон. — Что, если он говорит правду? Представь себе, вдруг ты не сможешь вспомнить Альфадаса или Фрейю?

— Эта кляча меня не запугает, — упрямо ответил Мандред. Однако таблички на место положил. Теперь ему показалось, что они более плотно исписаны этими каракулями. Мандред судорожно сглотнул. Неужели эта лошадиная задница сказала правду? Нет, не подавать виду! — Зачем мне смотреть на эти штуки долго, если я даже читать не умею? — ответил он тоном, который звучал далеко не так отважно, как ему того хотелось. — Не пойми меня превратно, Нурамон. Но я не верю ни единому слову этой красноглазой кобылы.

— Конечно, — произнес Нурамон и сдержанно усмехнулся.

И они оба пошли догонять Фародина и Хирона. Кентавр вдохновенно повествовал о библиотеке. Он утверждал, что здесь собрано все знание детей альвов.

— У нас даже есть два переписчика, которые работают в библиотеке, что находится в гавани Искендрии. Хотя, как правило, то, что записывают люди, не стоит пергамента, на котором они пишут, для полноты обзора мы собираем и эти свитки тоже. Впрочем, они составляют ничтожную долю нашего фонда.

Мандред возненавидел этого высокомерного наглеца.

— А Семнадцать Песнопений Лута у вас здесь тоже есть? — громко спросил он.

— Если они важны, то кто-то наверняка взял на себя труд их записать. Мастер Генгалос наверняка знает об этом. Я же интересуюсь законченными формами эпики, а не стихами, которые читают неразборчиво разговаривающие варвары в своих вонючих домах.

Хирон привел их к следующей платформе, которая спускалась вниз по большой спирали. Мандред представил себе, как сталкивает в пропасть кентавра-зазнайку. Что бы он ни говорил, если здесь нельзя прочесть даже Семнадцать Песнопений Лута, то все здесь не более чем дерьмо. Во Фьордландии каждый ребенок знает эти песни!

А Хирон тем временем продолжал рассказывать о библиотеке. Якобы здесь находится более сотни посетителей. А на самом деле Мандред не встретил на всем пути никого, кроме кентавра.

Человек-конь вел их дальше сквозь сплетение коридоров и залов, и со временем даже Мандред понял, что объем хранящихся здесь знаний просто потрясающий. Он даже представить себе не мог, что можно записать на таком количестве свитков, книг, глиняных дисков и стен. Может быть, везде одно и то же, только другими словами? Может быть, с книгами так же, как с женщинами, которые встречаются на стирке у ручья и при этом могут бесконечно разговаривать об одних и тех же незначительных вещах, и никому при этом не скучно? Если действительно все, что можно найти в этой библиотеке, важно и стоит того, чтобы знать это, то человеку придется от этого отказаться. Даже десяти человеческих жизней не хватило бы на то, чтобы прочесть все записи. Быть может, даже сотни. Так что люди никогда не смогут познать мир, поскольку он ускользает от них в своем многообразии и непостижимости. В этой мысли было что-то освобождающее. С этой точки зрения было все равно, сколько ты книг прочел — одну, сотню или тысячу — или даже не одной, вот как Мандред. Все равно не станешь понимать мир лучше.

Путники добрались и до тех областей библиотеки, в которых можно было встретить посетителей: кобольдов, нескольких эльфов, одного фавна. Мандред заметил странное существо, у которого было тело крылатого быка, а грудь человека. Затем он увидел эльфийку, возбужденно спорившую с единорогом, а потом гнома, карабкавшегося по полкам с полной корзиной книг. Посетители не обращали на них внимания. Два эльфа, человек и кентавр — похоже, это ни у кого здесь не вызывало удивления.