Изгнанница. Клятва рыцаря - Рикарда Джордан

Герлин сделала глубокий вдох.

— К королю Ричарду, — произнесла она.

Глава 4

К Лувру надо было ехать по мосту через Сену, затем немного по лесу, однако о побеге и думать было нечего: телегу с заключенными тщательно охраняли, и рассчитывать на Чарльза де Сент-Мену в этом деле не стоило. Рыцарь к тому же был занят тем, что пытался осмыслить намеки Герлин и понять, как ему следует к этому относиться. После упоминания имени Ричарда он больше не задавал вопросов: придворный этикет не допускал такой бестактности. Однако теперь он посматривал на маленького Дитмара с нескрываемым почтением, и, похоже, задумался о дальнейших планах. Как бы то ни было, он больше не заговаривал с Герлин, а молча ехал возле или позади позорной телеги.

Снова начался дождь, и заключенные промокли и продрогли к тому времени, когда наконец прибыли в Лувр. Обнесенный крепкими стенами комплекс сооружений когда-то наверняка будет выглядеть дерзко и впечатляюще, однако пока он казался чем-то средним между местом сбора войска и огромной стройкой. Лувр был одновременно и крепостью, и центром управления, и тюрьмой, и казной. Здесь также размещался королевский архив, когда король находился в Париже. Если он куда-то уезжал или отправлялся в военный поход, как сейчас, документы везли вслед за ним.

Теперь в Лувре находился только наместник короля, который должен был и продолжать собирать войско, и управлять замком. Ввиду своей занятости он не сразу вызвал на допрос Герлин и ее друзей, а сначала велел заключить их в камеру — на самом деле хоть и скромное, однако все же уютное помещение. Там была даже постель, однако Герлин уступила ее Аврааму, который после поездки в телеге едва мог пошевелиться. Мириам заботилась о нем, пока Герлин разжигала огонь в камине. Постройка была современной, и тяга в дымоходе была хорошей. На постоялом дворе, где они останавливались, было не так уютно, однако Герлин отдала бы все, чтобы вернуться туда и снова пережить ту восхитительную ночь с Соломоном. Она беззвучно плакала о возлюбленном, укачивая Дитмара.

О последние часах Соломона Герлин старалась не думать, она надеялась, что он быстро и без мучений скончался от полученных в сражении ран. Смерть на костре была настолько жестокой, что от одной только мысли о ней Герлин боязливо отодвинулась от безобидного огня в камине. К тому же ее терзало чувство вины. Если бы не она с Дитмаром, Соломон и Авраам никогда не отправились бы в эту поездку. Лекарь прожил бы еще долгие годы, занимался бы наукой и лечил людей, тайно разводил бы лошадей и делал вино. Дитрих мог бы не брать с него клятву защищать ее, а она могла бы вовремя освободить его от этого обета. Она, разумеется, знала, что Соломон не отказался бы от нее. Лекарь любил ее — еще задолго до смерти Дитриха, с момента их первой встречи в крепости Фалькенберг.

Наконец Герлин, вся в слезах, укутавшись в плащ, заснула на циновке перед камином. Она крепко прижимала к себе Дитмара, почти так, как когда-то в трактире, боясь близости с Соломоном. Дитмар начал выражать свое недовольство из-за слишком крепких объятий, но как только, болтая ногами и руками, высвободился, он сразу же мирно уснул. По крайней мере, ребенок был избавлен от всех несчастий этого дня.

Мадам Селестина нянчилась с малышом, когда Мириам, взволнованная после сражения у купальни, дрожа и захлебываясь слезами, прибежала на постоялый двор. С большим трудом хозяйке удалось выведать у нее, что произошло, однако она быстро сделала выводы. Парижские евреи жили в постоянном страхе разоблачения мнимости их христианства, и у некоторых были разработаны планы на такой случай. Мадам Селестина и ее муж в мгновение ока сгребли все свои украшения и сбережения, увязали самое необходимое в узлы и были таковы. Они знали, что, если им удастся покинуть остров Сите до того, как в их дом явится городская стража, у них есть шансы сбежать. «На юг!» — пожалуй, даже радостно сообщила Мириам мадам Селестина. Очевидно, они с супругом планировали направиться в Аль-Андалус. Поскольку они путешествовали под видом христиан и привыкли выдавать себя за них, была велика вероятность, что они беспрепятственно преодолеют и испанские земли. А затем им нужно будет найти еврейских торговцев, которые перевезут их через границу. Герлин, выслушав рассказ Мириам, мысленно пожелала этим приветливым людям удачи.

Сама же Мириам осталась с Дитмаром на постоялом дворе, хотя мадам Селестина предлагала ей бежать с ними. Но девушка снова впала в оцепенение, которое всегда охватывало ее во время серьезной опасности. Вместо того чтобы попытаться спастись, она забилась в дальний угол кухни, качала Дитмара и беззвучно плакала. В таком положении ее и обнаружил Чарльз. Этой ночью она спала, свернувшись калачиком возле Авраама, и то и дело будила беднягу, с криками вскакивая из-за кошмарных сновидений. Герлин беспокоилась о девушке не меньше, чем о юном еврее. Мириам больше не выдержала бы серьезных испытаний. Девушке нужно было отдохнуть некоторое время в спокойной обстановке.

На следующее утро управляющий Лувра первым делом прислал в камеру Герлин придворного священника. Молодая женщина произвела на него хорошее впечатление. Она назвалась своим настоящим именем и охотно причастилась. Герлин научила Мириам правильно креститься. Авраама она представила духовнику как обращенного в христианство, помня, что «Константин» отлично знает молитвы. Что касалось исповеди, то здесь Герлин пригодилось его искусство составлять гороскопы. Во время поездки юный еврей постоянно демонстрировал ей, как с помощью намеков можно убедить собеседника в чем угодно и при этом не лгать. Герлин приглушенным голосом призналась духовнику в любовной связи с человеком, не подходящим ей по положению, которой она тем не менее наслаждалась. При этом молодая женщина вспоминала о ночи, проведенной с Соломоном, и даже расплакалась, так что пожилой и не слишком суровый священник принялся ее утешать.

— Одному Господу известно, почему на вас возложен этот крест, — сказал он, многозначно посмотрев на маленького Дитмара. — Но ведь ребенка уже окрестили, не так ли?

Герлин заверила его, что малыша приняли в христианскую общину еще в замке его отца, и удовлетворенный духовник наконец удалился — несомненно, чтобы обо всем доложить управляющему Лувра. Тот через пару часов велел привести мать и ребенка к себе.

— Значит, это отпрыск Львиного Сердца? — нахмурившись, спросил он и уставился на радостно лепечущего что-то Дитмара.

Герлин залилась краской.

— Сударь, я никогда не…

Мужчина ухмыльнулся.