Волк среди волков - Ханс Фаллада

Она прямо горда своим решением. С гневной энергией засовывает она в сумочку несколько жалких банкнотов.

"Ты права! - сказал бы Ганс. - И я тоже прав! Кто не отнимает, у того отнимут. Кто не укусит, того укусят. С добрым утром!"

И, довольная, она легко сбегает по лестнице.

2. МЕЙЕР НА ВОЛОСОК ОТ СМЕРТИ

Уже светло даже в лесу. Бывший управляющий, коротышка Мейер, яростно топает по тропке вдоль просеки: чемоданы чересчур тяжелы, башмаки жмут, у него слишком мало денег, до Грюнова чертовски далеко, он не выспался, голову ломит до чертиков, он в силах думать только о самом простом и скромном.

И самый скромный человек вдруг оказывается перед ним у дороги, он словно из земли вырос, - это лейтенант.

Но он очень ласков.

- С добрым утром, Мейер, - говорит он. - Я хотел еще с вами проститься.

Во взгляде Мейера, уставившегося на него, недоверие.

- Ну так прощайте, господин лейтенант!

- Идите себе спокойно дальше. Возьмите свои чемоданы и идемте, нам отчасти по пути.

Однако Мейер продолжает стоять.

- Предпочитаю идти один... - заявляет он.

- О! О! - смеясь, говорит лейтенант. Но Мейеру кажется, что смех звучит фальшиво и голос срывается. - Вы же не боитесь меня, особенно теперь, когда у вас в кармане пистолет?

- Вас не касается, что у меня в кармане! - раздраженно кричит Мейер, однако его голос дрожит.

- Пожалуй, вы правы, - соглашается лейтенант. - Все же это для меня важно, теперь меня никто не заподозрит.

- В чем не заподозрит? - спрашивает Мейер, заикаясь.

- Ну, если вас здесь в лесу найдут мертвым, господин Мейер, - поясняет лейтенант весьма вежливо, но очень серьезно.

- Меня?.. Мертвым?.. смешно... - бормочет Мейер-губан, лицо у него пепельно-бледное, он уставился на своего визави. - Я же вам никакого зла не сделал, господин лейтенант!

Умоляюще, боязливо заглядывает он в глаза лейтенанту, но в них ничего не прочтешь, решительно ничего, они холодно блестят.

- Дело в том, что ваш пистолет и мой - одного калибра, - безжалостно продолжает лейтенант. - Вы ужасный олух, Мейер, зачем вы сунули в карман пистолет?.. И вы из него только что стреляли. Но я стреляю более метко, чем вы, господин Мейер. И я сейчас стою так удобно, справа от вас. Выстрел с двадцати сантиметров, в правый висок... Да любой эксперт скажет, что это самоубийство, мой дорогой Мейер. А там, дома, ограбленная касса... Потом стрелял в девушку - нет, нет, господин Мейер, пожалуйста, не беспокойтесь, сомнений не может быть: все данные за самоубийство.

Лейтенант говорит и говорит, он кажется очень самоуверенным, но он не так спокоен, как хочет казаться. Одно дело - выстрелить в бою или в пылу бешенства, и совсем другое - прикончить свою жертву, подчиняясь доводам рассудка! Лейтенант еще раз аккуратно перечисляет все эти доводы - он ничем не рискует, делу это не только не повредит, а, наоборот, одним предателем меньше будет.

И все же он втайне желает (к черту экспертов, к черту риск!), чтобы Мейер поспешно выхватил пистолет из брючного кармана. Быстрый выстрел, которым лейтенант опередит его, несравненно легче, чем выстрел рассчитанный, хладнокровный, в серое, уже и без того осунувшееся и заострившееся лицо управляющего.

Но Мейер и не вспоминает о пистолете в собственном кармане.

- Господин лейтенант, клянусь вам, - бормочет он, - я никогда слова не скажу ни про вас, ни про барышню Вайо... Ни про путч... И я сдержу слово, господин лейтенант, я же всегда буду бояться, что вы поймаете меня, вы или кто-нибудь из ваших людей, я ведь трус... Пожалуйста, не стреляйте! Клянусь всем для меня святым, я...

Голос отказывается служить ему, он всхлипывает и, в ужасе выпучив глаза, смотрит на лейтенанта.

- Для вас нет ничего святого, Мейер, - говорит лейтенант. Он все еще не может решиться. - Вы ведь законченный негодяй, Мейер.

Коротышка Мейер, Мейер-губан задыхается, он не отрывает взгляда от лица лейтенанта.

- Я же могу исправиться, - судорожно шепчет он. - Поверьте, господин лейтенант, я же могу исправиться, я еще молод! Скажите, прошу вас, скажите - да! Я поверну назад, я опять пойду в Нейлоэ, я сознаюсь ротмистру, что стащил деньги. Пусть отправит меня в тюрьму, я охотно пойду, я же хочу исправиться, пусть мне будет тяжело... Прошу, прошу вас, господин лейтенант!

Лейтенант мрачно качает головой. Ах, лучше бы он не вступал в пререкания с этим прохвостом! Лучше бы действовал сразу, без единого слова... Это становится все омерзительнее! Ведь и он, лейтенант, не до конца же испорчен, он не обманывает себя и отлично знает, что сам втянул этого человека. Мейер должен умереть оттого, что он, лейтенант, хотел покрутить с маленькой Праквиц... Это очень плохо, но ничего не поделаешь, теперь Мейер знает слишком многое, он слишком опасен, и стал еще опаснее, увидев, что на него направлено смертоносное дуло пистолета.

- Берите чемоданы, Мейер, мы еще пройдем часть дороги.

Ни тени сопротивления, послушный, как овца, берет Мейер чемоданы и вопросительно смотрит на лейтенанта.

- Идите по просеке, - приказывает тот.

Мейер с чемоданами идет впереди. Он втянул голову в плечи, словно это может защитить его от страшного выстрела в спину. Чемоданы уже не тяжелы, башмаки уже не жмут, он идет торопливо, точно надеясь убежать от смерти, шагающей следом за ним.

"Хоть бы это было уже позади! - думает лейтенант, не спуская внимательных глаз с идущего. - Но по этой просеке ходит слишком много народу. Лучше, если его найдут только дня через три-четыре, когда меня тут не будет..."

Эти мысли ему омерзительны, в них есть что-то нереальное, что-то напоминающее бредовый сон. Но вон впереди шагает этот человек, он еще жив, значит, это не сон, каждую минуту сон может стать явью.

- А теперь сюда, налево, вверх по тропке, Мейер!

Послушен, как овца, омерзительно! Да, там, наверху, лейтенант это сделает, он должен это сделать... Предатель всегда останется предателем. Предатели не меняются, они не становятся лучше... это должно свершиться.

Но что сталось с Мейером? Он кричит? Он спятил?

Вот он побежал и кричит все громче, швыряет чемоданы под ноги лейтенанту...

Тот выхватывает пистолет - слишком поздно, он же должен стрелять с двух-трех шагов, чтобы это могло сойти за самоубийство.

- Мы идем, господин лесничий! Да, да! - кричит Мейер и бежит.

Вон стоит лесничий Книбуш, а рядом с ним среди кустиков черники на густом мху лежит связанный человек.

- Слава тебе господи, что вы пришли! Я, право же, не в силах тащить его дальше! Уж несколько часов, как я тащу этого негодяя...

Лесничий Книбуш рад поговорить, наконец-то он избавлен от пребывания с глазу на глаз с опасным субъектом!

- Это Беймер из Альтлоэ, ты ведь знаешь, Мейер, главный мерзавец из всей шайки! У меня удачный улов, господин лейтенант, этот человек преступник!

Лейтенант стоит, прислонившись к дереву, лицо у него несколько бледно. Но он спокойно говорит:

- Да, у вас удачный улов, лесничий, а у меня?

Он с ненавистью смотрит на коротышку Мейера. И тот отвечает на его взгляд, не отводя глаз, торжествующе...

- Ну, доброго вам утра и всяческих успехов! - вдруг заявляет лейтенант, повертывается и снова спускается по лесной тропке к просеке. Дойдя до брошенных там чемоданов, он, не в силах удержаться, выразительно наступает сначала на один чемодан, затем на другой.

- Ну и ну! - удивляется лесничий. - Что это с ним? Отчего он такой чудной? Что-нибудь не вышло с собранием? Я всех аккуратно оповестил. Ты понимаешь что-нибудь, Мейер?

- О да! - отвечает коротышка Мейер. - Он до черта зол на тебя!

- На меня? - недоумевает лесничий. - Да за что же?

- За то, что ты косулю не подстрелил, косулю, знаешь, для барышни, знаешь? - поясняет Мейер. - Ну, пошли, Книбуш, дойдем вместе до двора, я заложу беговые дрожки, и мы заберем этого типа и мои чемоданы...

- Твои чемоданы? Да разве это твои чемоданы? Ты разве уезжаешь?

- Да что ты... Это же чемоданы лейтенанта... Я тебе потом все расскажу. Пойдем-ка. Лучше идти рядом, так, друг за дружкой, неудобно рассказывать...

3. ПАГЕЛЬ БЕРЕТ СВОИ ВЕЩИ

Такси останавливается на Танненштрассе. Шофера едва удается уговорить, чтобы он тоже поднялся наверх и взял вещи...

- Вот вы говорите, юноша, сейчас еще никто не ездит... Воры здесь, в Берлине, те всегда ездят. Хотя бы и сейчас. А кто купит мне новый "джумм", его ведь и не найдешь нигде. И уж вы-то, наверно, не купите!

Ну, ладно, раз потом еще на вокзал поедем, как говорится, за кружку пива... только я предпочитаю кофе. Шуметь не нужно? Да я тих, как правительство, когда оно идет деньги воровать. Голубчики еще и не слышат, а денежки-то их уже фукнули, будьте спокойны!

Красивый дом, только мрачноватый... Центрального отопления, верно, нет? Как, и газа нет? А ведь газ экономит вам и прессованный уголь, и веревку, чтоб повеситься... Я тихо... Сами вы гораздо больше шумите. С замком бы я, наверно, гораздо лучше управился. По-французски удираете, юноша, небось за квартирку не внесли, а?