Жена без срока годности - Ольга Горышина

понимаешь? Ради этих детей. Чем меньше мы будем светиться, тем лучше. Я прошу тебя, никому ни слова.

— Я не скажу, что ты усыновила их из России, я скажу, что ты привезла их с постсоветского пространства. Ты же родилась в СССР, я почти не солгу.

— Зачем тебе это надо?

— Я горжусь тобой, мама. И я хочу, чтобы все это знали.

— Элис, пожалуйста, только не навреди мне.

— Я никогда не наврежу тебе, мама. Я же тебя люблю.

Боже, Элис, знала бы, как ты мне уже навредила… Не пошли ты меня к этой Вере, я бы не отвоевывала у своего бывшего мужа ночью простыню — она слишком тонкая, слишком легкая, слишком маленькая тут… Размер для новобрачных, которые спят, прижавшись друг к другу, а не по разные стороны кровати.

Привычка? Мы двадцать лет прожили по разные стороны океана. Или… Нам лучше держаться за край матраса, чтобы не броситься друг другу в объятия и не продавить его самым безобразным образом.

На пару часов я оказалась одна с тремя детьми. Или с двумя. Дима не был ребенком, и рассказ Веры, что он больше недели самостоятельно заботился о сестрах, давно не казался мне чем-то фантастическим. Не будь Димы, я бы купила для Дианы поводок, чтобы не потерять ее в аэропорту, но брат был куда лучшим вариантом. Мне даже не приходилось на него оборачиваться — я знала, что дети не отстают от меня ни на шаг. Занимала меня только Маша. Это по размеру она была младенцем, но, увы, укачать ее на груди за десять минут никогда не получалось. Автокресло за неделю не стало для нее домом, и всю дорогу до аэропорта я умолял ее не выплевывать пустышку, но это было пустое. Дети совершенно не реагировали на вопли сестры, для них это давно стало привычным, белым шумом, зато у меня успела выработаться привычка виновато улыбаться и извиняться перед всеми за причиненный Машей дискомфорт.

Сейчас я не оборачивалась — смотрела вперед, но не в будущее, а просто на дорогу. Не хотелось строить никаких предположений по поводу того, что ждет меня по ту сторону океана, потому что воображение рисовало целое море вариантов! Душу скребла лишь одна мысль, что ради будущего детей мне нельзя отпускать их в Россию, а это значит, я останусь с ними одна. Андрей уедет — тут нет никаких сомнений, у него бизнес и собственность в России. Управлять всем этим через океан будет очень сложно, и скорее всего он сорвется в Россию, как только получит новую зеленую карту, не думая, прицепятся к нему на границе или нет. Становиться по-настоящему постоянным резидентом Штатов он явно не собирается.

— Ну что, надеялась, что я не полечу? — встретил нас папашка подле стоек регистрации.

Я ввела онлайн все данные детей для американской стороны, но мне все равно живьем нужно было получить бирку на автокресло. Диана снова обнималась с Андреем, и я уже представляла лужу из слез, которое буду вытирать, когда он свалит в Питер. Какое счастье, что Алекс был на год младше. Он иногда спрашивал, где папа, но скорее на автомате, чем в ожидании ответа. Перед школой я четко донесла до него мысль, что папа живет далеко и оттуда не летают самолеты. Не могла же сказать, что мы просто ему не нужны. Потом как-то все вопросы сошли на нет: сами собой или с появлением в жизни сына Сунила, не важно. Что я скажу Диане — папа улетел, но обещал вернуться? Ей он действительно может такое пообещать. Нам с Алексом он ничего подобного не говорил и не сделал. Сегодняшний подлет не считается — он летит за своей грин-картой ради американского гражданства в будущем, не нужно строить никаких иллюзий. Лучше запустить этот процесс в кругу семьи, чем жить в чужой стране одному — ему повезло, а вот мне — еще непонятно.

Везунчики сдали багаж и принялись ждать посадки в самолет. Я знала, что для меня она не будет мягкой. И надеялась, что хотя бы не мокрой — в очередной раз сесть в лужу мне не хотелось. А в бизнесс-класс не получилось. Хождение между салонами не лучшее занятие, а мешать людям из первого класса соседством с детьми не хотелось. Поведение детей предсказать невозможно, как, впрочем, и уровень комфорта за свои деньги. Андрей отказался покупать Маше отдельное место, сказав, что мы должны сидеть все вместе. Вместе… Но не на месте. Мы поочередно носили Машу по проходу, чтобы развлечь и успокоить крик.

На своем месте я себя ну никак не чувствовала, а после многочасового перелета вышла не то, что полусонной, а полуживой. Кофе, который я попросила подать мне без молока и сахара, кислым комом стоял в горле и не помогал открыть глаза. Нервы были обнажены, и я боялась сорваться на детях, которым было в сто крат хуже и непривычнее.

— Марина, я поведу машину, — сказал Андрей, но получил от меня убийственный взгляд. Не спали мы оба — и я не хочу давать ему мою машину. Она — моя, и точка!

— Я в порядке, — лгала я.

Ложь станет моей второй натурой, потому что слышать о себе правду Андрей явно не хочет.

— Подожди!

Маша весь полет с меня не слезала и сейчас висела снова на мне, поэтому Андрей остался в очереди с двумя детьми, а я пошла к работнику аэропорта узнать, примут ли детей на паспортном контроле для граждан.

— У меня гражданство, у мужа — гринкарта, а детей мы только что усыновили, поэтому у них виза. В какую очередь нам вставать?

В ответ нам просто открыли ленту и пропустили без очереди к первому освободившемуся офицеру. После стандартной фразы “Добро пожаловать домой”, он не глядя проштамповал паспорта детей и замер над раскрытым русским паспортом Андрея. В эту минуту я не дышала.

— Добро пожаловать… назад, — улыбнулся офицер и специально выдержал паузу, в которую заменил “домой” на “назад”. — Надеюсь, дети не разучатся говорить по-русски. Я очень жалею, что мои родители не сохранили у меня греческий язык. Я не смог взрослым выучить его самостоятельно.

— Наши старшие дети говорят на нескольких языках, — нервно улыбнулась я.

— Счастливые. Хорошего дня!

Я крепче сжала руку Димы и потянула его к выходу.

— Что он сказал? — спросил мальчик.

— Сказал, чтобы ты не забывал русский.

— А разве я успею забыть? Мы же сюда ненадолго?

— Не успеешь, — сильнее сжала я его руку и