80000 километров под водой - Жюль Верн

— Подействовало! — сказал я капитану, проконтролировав показания термометра. — Теперь успех обеспечен!

— Да, — ответил капитан, — и я так думаю. Мы не будем раздавлены. Остается спастись только от грозящего нам удушья.

В течение ночи температура воды поднялась до одного градуса ниже нуля. Сколько мы ни старались поднять ее выше, это не удавалось. Впрочем, в этом и не было нужды, так как обледенение прекратилось. К следующему утру, 27 марта, глубина ямы возросла до шести метров. Оставалось, таким образом, вырубить только четыре метра. Это требовало еще сорока восьми часов работы.

Воздух внутри «Наутилуса» в этот день не обновлялся, так как ничтожный остаток его в резервуарах капитан Немо берег для подводных работ. Дышать на корабле с каждым часом становилось все труднее.

Как будто огромная тяжесть давила мне на грудь. К трем часам пополудни мучение стало невыносимым. Я беспрерывно зевал. Легкие мои судорожно втягивали в себя воздух, выискивая в сгущенной атмосфере «Наутилуса» атомы живительного кислорода, которых становилось все меньше и меньше с каждым вдыханием.

Мной овладело какое-то оцепенение, парализовавшее движения и мозг. Я лежал обессиленный, почти потеряв сознание.

Добрый Консель, страдавший не меньше, чем я, не покидал меня ни на секунду. Он брал мою руку, ободрял меня, и я слышал, как он шептал:

— Ах, если бы я мог не дышать, чтобы сберечь воздух хозяину!

Слезы выступили у меня на глазах при этих словах.

Чем труднее становилось дышать внутри судна, тем с большей охотой мы надевали скафандры, когда приходила наша очередь работать. Кирки звенели, вкалываясь в лед. Плечи и спина ныли от усталости, руки покрывались мозолями, но что значили усталость и боль, когда можно было полной грудью вдыхать Свежий воздух, когда можно было дышать!

И тем не менее никто не оставался под водой дольше, чем следовало.

Проработав свои два часа, каждый из нас спешил передать своему задыхающемуся в удушливой атмосфере корабля товарищу спасительный резервуар с чистым воздухом, который вновь возвращал того к жизни.

Капитан Немо первым подавал пример строжайшей дисциплины. Когда истекало время работы под водой, он твердым шагом возвращался на корабль, в ядовитую атмосферу. Лицо его попрежнему было спокойно и ни одна жалоба не срывалась с его уст.

В тот день работа шла с еще большим напряжением. Еще два метра льда были вырублены за сутки, и теперь только два метра отделяли нас от свободной воды.

Но резервуары воздуха были совершенно опустошены, и оставался только тот запас, который имелся в аппаратах Руквейроля.

Когда я вернулся на борт и снял скафандр, я сразу чуть не задохнулся. Какую ночь я провел! Описать ее невозможно — такие страдания не могут быть переданы словами.

На утро дыхание мое было стеснено еще больше, К головной боли присоединились частые головокружения, во время которых я шатался, как пьяный. Спутники мои страдали так же, как и я. Некоторые из матросов уже хрипели.

В этот шестой день нашего пленения капитан Немо, понимая, что работа кирками слишком медленна и запас воздуха истощится раньше, чем она будет доведена до конца, решил попробовать другим способом пробить слой льда, отделявший нас от свободной воды. Этот человек сохранил всю ясность ума, энергию и хладнокровие. Усилием воли он заставлял себя не замечать физических страданий. Он размышлял, изобретал, действовал.

По его приказанию из резервуаров «Наутилуса» была выкачана часть водяного балласта.

Когда корабль поднялся со дна, его установили точно в центре огромной овальной выемки, вырытой нами. Затем резервуары были снова наполнены водой, и «Наутилус» опустился на дно выемки.

Весь экипаж вернулся на борг, и двойную дверь герметически закрыли.

«Наутилус» лежал теперь на пласте льда толщиной не больше одного метра, пробуравленном к тому же сверлами в тысяче мест. Капитан Немо приказал наполнить резервуары до отказа, увеличив таким образом вес «Наутилуса» на сто тысяч, килограммов.

Мы прислушивались и напряженно ждали, забывая даже о своих мучениях. Наше спасение было поставлено на карту.

Несмотря на сильный шум в ушах, я вскоре услышал, как трещит лед под корпусом «Наутилуса». Треск этот все усиливался. Мы явно оседали ниже. Лед раскалывался с особым треском, похожим на треск разрываемой бумаги. «Наутилус» стал опускаться.

— Мы проходим, — шепнул мне на ухо Консель.

Я не в силах был ответить ему. Я схватил его руку и конвульсивно стиснул.

Внезапно, увлекаемый своим тяжелым балластом, «Наутилус» камнем полетел на дно, словно ядро в пустом пространстве.

Мгновенно вся энергия батарей была переключена на насосы, и вода со свистом стала вылетать из резервуаров. По истечении нескольких минут наше падение замедлилось, а затем и вовсе прекратилось, и стрелка манометра показала, что начался подъем.

Тут винт «Наутилуса» заработал с такой быстротой, что весь корпус судна задрожал мелкой, частой дрожью, и мы понеслись на север.

Но сколько времени должно было продлиться это плавание подо льдом до открытого моря? Еще день? Тогда я не доживу до его конца…

Я полулежал на диване в библиотеке. Я задыхался. Я не в силах был шевельнуть пальцем. Я ничего не видел и не слышал, потерял представление о времени. Мои мускулы утратили способность сокращаться…

Не могу сказать, сколько часов я пролежал в таком состоянии. Но в редкие минуты сознания я чувствовал, что начинается агония. Я понимал, что умираю…

Вдруг я пришел в себя. Свежий воздух омыл мои легкие. Неужели мы вышли на поверхность воды? Как же я не заметил, что мы миновали полосу сплошных льдов?

Нет, мы еще подо льдом! Это Консель и Нед Ленд, мои преданные друзья жертвовали собой, чтобы спасти меня. В одном из аппаратов Руквейроля сохранилось еще немного воздуха. Вместо того, чтобы самим вдохнуть его, они подарили этот воздух мне и, задыхаясь сами, вдохнули в меня жизнь.

Очнувшись, я хотел оттолкнуть спасительный аппарат, но они удержали мои руки, и в продолжение нескольких минут я с громадным наслаждением глотал живительный газ.

Я посмотрел на часы. Было одиннадцать часов утра. Наступило уже 28 марта.

«Наутилус» мчался со страшной скоростью сорока миль в час, стрелой врезаясь в воду.

Где был капитан Немо? Выжил ли он? Уцелели ли его товарищи?

В эту минуту стрелка манометра показывала, что мы находились всего в двадцати футах от поверхности моря. От вольного воздуха нас отделяло только тонкое ледяное поле. Неужели его нельзя расколоть?