Ричард Длинные Руки – барон - Гай Орловский

Ворота закрыты, сэр Смит с готовностью достал из-за спины рог и затрубил так мощно, что с отдаленных деревьев с жуткими криками взлетели вороны.

Эбергард подъехал к воротам и с силой постучал рукоятью меча. Минуту спустя сверху прозвучал хриплый голос:

– Ну чего там?

Эбергард крикнул раздраженно:

– В чем дело? Еще не ночь, чтобы закрывать ворота!

Страж ответил лениво:

– Для нас уже ночь. К тому же правитель велел ограждать наш город от всякого ворья, что шляется по дорогам… Ворота открываем только купцам.

Брат Кадфаэль выехал вперед на муле и сказал смиренно: – Разве Господь не велел открывать врата и сердца всем паломникам, странникам и дорожникам?

Рядом с первым стражем появились еще несколько, посмеивались, глядя с высоты. Я прислушался, по ту сторону ворот гул голосов, словно работает ярмарка нехилых размеров. Или же расположился базар, что обслуживает половину города.

Страж с ворот крикнул с насмешливым превосходством:

– Вы можете заночевать там у ворот. Возможно, утром вас впустят. Но… скорее всего, нет. Вы ж ничего полезного не везете, а дармоедов и у нас хватает.

Я медленно слез с коня. Злость закипает, пальцы сжались в кулаки. Ненавижу эту пьянь, что вот так позволяет себе насмехаться свысока над теми, кто не может ответить.

Стражи наблюдали с ленивым интересом, я подошел к самим воротам. Земля не просто утоптанная, широкие каменные плиты начинаются за три шага от ворот, уходят под них, а дальше явно ими замощена вся площадь рынка. Небедный город, очень небедный.

– Вы убедитесь, – сказал я, – что Господь на стороне странников.

Стражи загоготали, среди них появились и просто горожане. Им восхотелось посмотреть на несчастных, которым ночевать по ту сторону ворот. Все смеялись и показывали пальцами.

Я вытащил из кармана одно из семян, в оболочке оно выглядит крохотной жемчужиной. Горная смола показалась мне странно обесцвеченной, я наклонился к каменным плитам, с силой сдавил упрятанное в скорлупу зернышко. Тихонько хрустнуло, на камни посыпались сухие чешуйки, похожие на пересушенные комочки цветочной пыльцы. Семя, что размером с зерно проса, вроде бы успело вырасти до размеров пшеничного, по пальцам пробежала дрожь.

Кажется, начинает распухать прямо в пальцах, жадно поглощая влагу из воздуха. С излишней торопливостью я сунул его в щель между плитами, даже не стал засыпать землей, такое живучее само сумеет пустить корни, отступил на пару шагов и сказал громко и торжественно:

– Lingva latina – non penis konina!

– И что будет? – спросил один из стражей, – или мы…

Он не договорил, между плитами пробился нежный зеленый росток, затем начал подниматься тонкий нежный прутик, почти просвечивающий насквозь. На вершинке быстро набухли две почки, развились в листочки, а те начали отодвигаться на тонюсеньких веточках. Прутик все поднимался, кто-то наверху восторженно вскрикнул, кто-то зааплодировал и крикнул: «Браво», каменные плиты дрогнули, попробовали отодвинуться, раздвигаемые быстро утолщающимся стебельком, но уперлись в соседние плиты.

Еще через несколько мгновений раздался сухой треск, часть плиты вывернуло, пропуская ствол уже не стебелька, а молодого деревца. На воротах прокричали громче, однако деревце продолжало расти, веток уже множество, вершинка уходит вверх быстро, обзаводясь своими ветками, тонкими и нежными, а те ветки, что снизу, уже потемнели, в них чувствуются мощь и тяжесть.

Я сам едва не раскрыл рот, деревцо превратилось в дерево, наверху уже молчат, на лицах благоговение, плиты трещат, корни ломают их, как сухие пластинки из глины. Ствол уже не обхватить руками, нижние ветки, что совсем недавно были на уровне моих колен, поднялись к самому верху ворот и поднимаются все выше, ствол тянется вверх и одновременно утолщается.

С ворот кто-то вскрикнул:

– Сэр рыцарь!.. Останови это проклятое дерево!

Я покачал головой и обратился к дереву:

– Расти и расти до тех пор, пока этот несчастный и заблудший во тьме народ не отринет свой сатанизм… и не обратится к Христу…

Ветер грозно зашумел в мощной кроне. Ствол уже в три обхвата, сухой треск идет во все стороны. Корни ломают плиты на десятки шагов, даже у самых ворот вздыбились холмиком камни. Их раздвинул, высунувшись горбиком под солнечные лучи, белый, как червяк, толстый корень и почти сразу потемнел, заблестел, как будто покрытый лаком.

На воротах народ в испуге начал шарахаться в стороны, один из стражей в дорогих доспехах прокричал устрашенно:

– Довольно, господин рыцарь!.. Мы признаем твою мощь!

Я сделал вид, что не слышу, смотрел на дерево, что даже потрескивает от напора бушующих в нем потоков. Не иначе как корни пробили артезианскую скважину, ствол с треском раздвигается, белая кожа моментально темнеет, крона закрыла от неба ворота целиком, в листве ветер уже не шумит, а грозно гудит, дерево выглядит чудовищным. Ворота затрещали, их перекосило, а снизу подперли, высунувшись из земли, два корня диаметром с трубу канализации районного масштаба.

С ворот кричали, стена начала потрескивать, народ бросился врассыпную, остался только человек в красных одеждах, прокричал умоляюще:

– Останови разрушение! Мы все обратимся в лоно святой церкви!

– Святейшей, – поправил я сварливо.

Он торопливо согласился:

– Да-да, святейшей, самой что ни есть святейшей!

Я косился на дерево. Замедлило рост или мне почудилось? Спросил настороженно:

– Клянешься только за себя, а как остальные?

– Все придут в церковь! – закричал он. – После такого чуда кто осмелится?

Я сделал вид, что колеблюсь, ворота затрещали, их приподняло так, что разворотило арку. Человек заорал в страхе, перебежал на стену, а над воротами каменный свод рассыпался и рухнул. Чудовищное дерево уже не обхватить и двадцати крепким мужчинам, крона поднялась втрое выше, чем самые высокие здания в городе, боковые ветви ушли в стороны так далеко, что почти весь город оказался в тени.

– Хорошо, – наконец сказал я строго. – Итак, вы все клянетесь вернуться в лоно своей матери! Верно? Я имею в виду, в лоно своей матери-церкви. Покаяться, вымолить прощение. Я прослежу, чтобы епитимью наложили не слишком мягкую. Не самую суровую, но и не мягкую…

Дерево в самом деле почти не растет, только на стволе еще пару раз треснуло, раздвинулись наросты. Человечек рыдал, по ту сторону стены кричали, вопили. Я представлял, что делается там. Корни любого дерева, как известно, располагаются в пределах кроны буквально дюйм в дюйм. Есть деревья, у которого ветки устремляются вверх, у них и корни узким пучком уходят вглубь, а есть деревья, что раскидывают кроны как можно шире, у этих и корни идут неглубоко под поверхностью во все стороны. У этого дерева крона похожа на шар, у него и корни тоже такой же структуры, то есть часть уходит в глубину, часть простирается неглубоко в земле, иногда выходя на поверхность, а остальные занимают пространство между ними. Словом, корни любого дерева – зеркальное отражение кроны.