Фанфик Everything I am - Фанфикс.ру

— Вот, а теперь угрозы в ход пошли, — я рассмеялся и взял тот платок, на котором она настаивала. Гермиона потребовала от меня поднести его к лицу, я с неохотой выполнил — и она даже прихлопнула в ладоши:

— Гарри, дарю! Очень здорово, честно! И какие глазищи зеленые…

— Так, все, понял, хватит, — торопливо прервал я ее. До сих пор помню, как она о моей красоте рассуждала, я не знал, куда спрятаться.

— Отлично, только галстук не надевай, а то некрасиво будет, — она вприпрыжку унеслась наверх, потом степенно спустилась уже с пустыми руками. — Гарри, если я тебе больше не нужна, ты знаешь, где меня найти.

— Ты всегда нужна, — я подумал-подумал и протянул ей руку, — спасибо. — В следующую секунду я сообразил, что она сейчас обидится, это ведь не женская форма выражения благодарности… Ну не обниматься же мне с ней на глазах у младшекурсников, которые хоть за дальними столами и не слышат нас, зато наверняка прекрасно видят. Гермиона приняла рукопожатие. Ее небольшая ладонь оказалась на удивление крепкой.

— Я в библиотеке, — повторила она и ушла.

Я поднялся в спальню и с облегчением стянул водолазку, заменив ее рубашкой и платком. Он оказался шелковым, приятно холодил кожу — и скрыл еще один засос, который мне вчера достался от Снейпа. На сей раз я помнил о нем, но даже мысли не закралось свести с шеи чуть припухшую метку. Именно метку, другого слова не подобрать. Мне не было стыдно, я закрыл ее, чтобы избежать завистливых или любопытных взглядов, чтобы никто не обсуждал мою постель и возможные варианты.

Я завязал платок слабым узлом и подошел к зеркалу, чтобы поглядеть на сочетание с рубашкой в тонкую полоску. Что там было насчет моих глаз? Ну, зеленые. Они у меня всю жизнь зеленые. Я вгляделся в себя. Наверное, Гермиону удивил не цвет, а выражение. Оно не совсем такое, как обычно, но я не знаю, что изменилось. То ли усталое, то ли спокойное.

Я отошел от зеркала и устроился на кровати с конспектами по Чарам.

Суббота вообще самый тихий день недели. Впереди еще воскресенье, можно переделать уроки, чтобы освободить время на завтра, соседи гуляют или читают, уткнувшись в книжки, иной раз в комнате пусто целыми часами. Если бы не знание о том, что где-то за стенами замка идет война — жизнь казалась бы сказкой. Да и это знание поделено лишь на нескольких человек, не считая преподавателей. Кто-то что-то подслушал, у кого-то, как у Гермионы, тревожатся родители, а кто-то родился на белый свет Гарри Поттером и никуда не может деться от своего предназначения. Хотя в последнее время мне стало легче мириться с отсутствием выбора. Может быть, потому, что появилась цель, ради которой стоит хотеть остаться в живых.

Когда закончится сессия, мне позволят отправиться на Гриммаулд Плейс? Я не собираюсь на Тисовую улицу. Я и раньше туда не собирался, а теперь тем более. Ведь там не будет возможности прокрасться по коридору в мантии-невидимке, постучать — и, войдя, прижаться к неуступчивому человеку, глядящему на меня с неизменной насмешкой. Меняется только ее пропорциональное соотношение.

Если, конечно, ничего не случится раньше. Почему-то мне сдается, Волдеморт дождется окончания учебного года. Я бы на его месте счел, что Поттера отправят назад к дяде с теткой и там достать его будет значительно проще.

Сердце начинает биться где-то в горле от подступившего внезапно страха. Нет, только не это. При такой перспективе… они же позволят мне находиться там, где поблизости есть члены Ордена Феникса? Чтобы в случае чего меня было кому поддержать, если буду падать…

Я не замечаю, что с силой прикусываю мякоть ладони. Мне хочется закричать, хочется сорваться с места и выбежать из спальни, пронестись бегом через несколько сотен ступеней и влететь в кабинет, в стенах которого я почему-то чувствую себя в безопасности. Но я не желаю показаться перепуганным ребенком, иначе он не подпустит меня больше к себе. Я глубоко дышу и превозмогаю порыв, который заставляет уткнуться головой в колени, спрятать лицо. Когда поднимаю глаза, Дин, к счастью, лежит на боку, спиной от меня и читает, облокотившись на подушку. Зато Рон выглядит настороженным, а Невилл смотрит с поразительным пониманием во взгляде. Мы глядим друг на друга, он слегка кивает, и у меня создается впечатление, что он понял, о чем я думаю. Невилл поднимается, бережно погладив гортензию по переливающемуся пурпуром бутону:

— Гарри, пошли побродим, у меня, например, уже башка не варит читать-начитывать, — предлагает он, даже не пытаясь сделать тон беззаботным. Я снова вспоминаю Отдел Тайн, его разбитое лицо и жестко горящие глаза.

— Пойдем, — я откладываю конспекты и встаю с кровати, заправляя рубашку под ремень джинсов. Рон провожает нас хмурым беспокойным взглядом.

* * *

Вечером во время ужина, когда мы приканчиваем десерт, в шуме голосов раздаются испуганные восклицания. Мы оборачиваемся к началу рэйвенкловского стола, недоумевая, что могло произойти. Луна Лавгуд сидит, глядя прямо перед собой, в руке у нее зажат лист пергамента. Сидящая рядом Мариэтта Эджком пытается вынуть письмо из судорожно стиснутых пальцев, но Луна даже не замечает этих попыток. Ее глаза смотрят без всякого выражения, они огромны и бессмысленны на застывшем лице.

Еще не разобрав в общем гаме, что произошло, я вскакиваю на ноги и начинаю пробираться сквозь густеющую толпу подходящих к месту происшествия студентов. Глаза Луны, прозрачные, неподвижные, пугают и заставляют предположить, что случилось худшее, чего можно бояться. Гермиона следует за мной, бесцеремонно работая локтями, но я оказываюсь рядом быстрее. Кладу Луне руки на плечи, не рассчитывая, что она обратит внимание. Необходимо увести ее отсюда, и побыстрее, ей нужно заплакать — или нужно заставить ее заплакать. Не знаю, почему я так уверен — обреченность ее позы бьет куда-то в середку моего существа, напоминая о собственном недавно пережитом отчаянии. К столу уже пропускают Флитвика, когда Гермиона добивается ответа на заданный в пятый раз вопрос «что произошло».

— Ее отца убили, — говорит Мариэтта вполголоса, забыв о том, что перед ней стоит ненавистная заучка Грейнджер. — Прямо в редакции. И всех сотрудников. И надругались над трупами, изуродовали.

Чу Чанг вскрикивает у меня за плечом, а я, кажется, даже не меняюсь в лице. Голос Захарии Смит спрашивает:

— Над зданием… висела Метка?

— Висела, — ломким, как весенний лед, голосом отзывается Луна. Ее губы искривляет улыбка, а глаза по-прежнему сухи, — обязательно висела. Отец готовил репортаж об Азкабане. Лучше бы бундящими шицами занимался… ха-ха.

Ее смех кажется настолько безумным, что кое-кто смотрит с испугом. Я склоняюсь к ней и приближаю губы к уху, пахнущему сладкими цветочными духами:

— Луна, ты меня слышишь? — я говорю тихо, но настойчиво, — слышишь меня?

Она слабо кивает, и Гермиона не позволяет Падме Патил протянуть стакан воды: «Подожди, дай Гарри».

— Ты можешь встать и выйти отсюда, правда, Луна? — продолжаю я мягко, но повелительно настолько, насколько могу, — ты с этим справишься.

— Я могу, — отвечает она тонким голосом, продолжая улыбаться. Мы, наверное, очень странно смотримся сейчас — с нашими-то репутациями чокнутых. Легкие волосы Луны шевелятся от моего дыхания, но она не двигается. Я сжимаю ладонями ее плечи:

— Тогда давай. Вставай.

— Зачем?

— Затем, что ужин кончился. Пойдем на улицу, — первое, что приходит в голову. И меня посещает ужасное сомнение, что я не справлюсь.

Но попытаться стоит. Я знаю, что такое чувство безнадежности. Его не вылечишь за одну ночь в больничной палате мадам Помфри. Лучше уж истерика и слезы, за которыми придет отупение, опустошение — и облегчение. Луна медленно, неуверенно оборачивается — глаза отсутствующие, но она хотя бы узнает меня.

— Гарри, — снова эта улыбка, — я и так видела фестралов… Теперь буду видеть в деталях, да? Каждую шерстинку…

Мне делается холодно, но я не позволяю себе поддаться панике.

— И солью угостить сможешь. А хочешь, пойдём погладим единорогов у Хагрида? — предлагаю я, не отпуская ее взгляд. Луна очень медленно поднимает руку, в которой по-прежнему зажат пергамент, и протягивает его мне — как ребенок, предлагающий игрушку:

— Вот.

Я беру помятый лист и складываю вчетверо, кладу за пазуху. Теперь вокруг стоит тишина, полная, словно в многолюдном Большом зале никого нет. Маленький Флитвик смотрит не на свою студентку, а на меня и, похоже, предоставляет мне полную свободу действий.

Как и всегда, когда мне так необходима помощь.

Я протягиваю Луне руку, она неуверенно принимает ее и поднимается, не пошатнувшись, не изменив удивленно-отрешенного выражения лица. Я думал, мне придется направлять ее, но она уверенно идет к выходу, и мне остается только следовать за ней, не успевая оглянуться, чтобы проверить, смотрят ли нам в спины, идет ли за нами Гермиона. Даже захоти я, мне не удалось бы увидеть лица Снейпа. Может быть, он был среди приблизившихся. Я не обратил внимания.