Изабелла, или Тайны Мадридского двора. Том 2 - Георг Борн

Франциско отвернулся. То, что он испытывал, разрывало его сердце.

— Я вижу, как она томится и с ангельским терпением переносит все. Я вижу, как она, не колеблясь, верит в меня. И вдруг ей объявляют, что я решил оставить ее на произвол палачей. Они осмеивают ее любовь к Франциско Серано, который с мечом идет вперед… она покоряется судьбе, она может перенести все. Твердыми шагами поднимается она на эшафот… королева смеется, она делает знак… секира, сверкнув в воздухе, опускается на белую шею моей жены, раздается крик… голова катится с кровавых подмостков… горе мне! Сжалься, сжалься, Дева Мария! Моя жена… моя жена!..

Франциско упал на кровать, раздавленный мыслью, что может стать убийцей своей Энрики.

Спутанные волосы падали ему на лоб, глаза были влажны и неподвижны, побелевшее лицо выражало ужас.

— Этого не будет. Я должен спасти свою жену, отбросив меч. Прочь мечты и надежды! Я человек, и никто не вправе требовать от меня того, что выше человеческих сил. Другие пусть действуют, продолжая сражаться, я покидаю лагерь. Чего вы хотите от меня? Я должен спасти свою жену, которая погибнет, если я останусь с вами. «Испания погибнет, — кричите вы, — Испания погибнет, если Изабелла Бурбонская со своими продажными приверженцами станет и дальше управлять»… но моя жена, Энрика, без размышления сделавшая для меня все, подвергавшая свою жизнь опасности? Прочь сомнения! Я обязан спасти ее, и будь, что будет!

Ночь уже спустилась над лагерем, но Серано не замечал этого. Никто не беспокоил полководца, на которого вся Испания смотрела с доверием и надеждой. Он был блестящей звездой, появившейся на мрачном небосклоне Испании для избавления ее от тирании.

Но герцог де ла Торре имел любимую жену, чья жизнь зависела от того, отбросит ли он свой меч и покорится ли королеве. Если он вдруг оставит поле боя и сдастся, тогда дело освобождения погибло, тогда Прим, Топете и Олоцага бессильны!

Это знала королева, на это рассчитывали ее хитрые советники, когда предложили ему выбор между женой и отечеством!

Всю ночь маршал Серано не смыкал глаз. Он видел, как погибает его отечество, и ему казалось, что он отвернулся от него. Он представил опустошенные поля и крестьян, у которых королевские слуги отнимают последний скот, увидел, как наемники ведут своих жертв на кровавые подмостки эшафота, как лучшие граждане просят милостыню, а работники домогаются куска черствого хлеба для детей. Он услышал крики о помощи и был потрясен расстилавшейся перед ним страшной пустыней, по которой проходила смерть, махая косой, и эта пустыня звалась его отечеством! Вдруг ему послышался голос, подобный раскатам грома: «Ты мог отвратить несчастье. Ты мог спасти отечество, а предпочел этот всемирный потоп! Ты надеялся спасти свою жену Эноику, но и она погибнет в этой пустыне».

Серано поднялся. Холодный пот катился по его лицу.

— Пусть будет так, — сказал он тихим голосом, — мы принесем себя в жертву для спасения Испании! Мы не увидимся более, Энрика, мы умрем оба. Прости мне то, что я делаю. Я слышу твое последнее «прости», слышу, как твой дрожащий голос еще раз напоминает мне о святой любви, которая все превозмогла. О, возьми меня с собой, Энрика, к престолу Бога! Но ты делаешь мне знак остаться, твой милый, ласковый взгляд говорит мне, что я должен исполнить на земле еще одно дело. Прощай, Энрика, прощай, моя дорогая жена. Час близится, но наша разлука будет недолгой. К тебе поспешу я, как только окончу свое последнее дело.

Франциско Серано, закрыв лицо руками, рыдая, упал на свое изголовье. Маршал Испании одержал свою самую большую победу.

Он не заметил, как с наступлением утра полог его палатки откинулся, и на пороге появился плотный широкоплечий человек. Это был Жуан Топете, верный друг и брат герцога. Он удивился, что Серано, который привык вставать на рассвете, еще спит. Карты и бумаги лежали на столе, походные стулья стояли в беспорядке.

— Что произошло?

Топете подошел к кровати. Серано лежал, уткнув лицо в подушки.

— Так не спят, — прошептал контр-адмирал, начиная беспокоиться, — что произошло? Франциско!

Герцог де ла Торре не слышал.

— Франциско, — вскричал Топете еще громче, — ради Бога, что случилось?

Серано встрепенулся.

— Ты плохо выглядишь, Франциско. На лице твоем следы сильного волнения, расскажи, в чем дело?

— Ничего, кроме того, что моя жена должна стать первой жертвой нашего восстания…

— Донна Энрика, твоя жена?

— В руках королевы!

— Черт возьми! — вскричал Топете, скрипя зубами. — Этого, конечно, нельзя перенести спокойно, но ведь они ничего не сделают женщине!

— Ты говоришь, как простодушный романтик. Я думаю, друг мой, мы лучше знаем королеву и ее советников. Я могу въехать в Мадрид, только через труп своей жены — таково условие, поставленное королевой и сообщенное Новаличесем.

Топете замолчал. Он не знал, что сказать на эти слова.

— Я уже решился, — продолжал Серано после тяжелого молчания, — я принесу Энрику и себя в жертву нашему делу!

— Эти благородные слова достойны тебя, Франциско. Дело, на алтарь которого положено столь много, должно стать великим и заслужить хвалу всего народа.

— Лишь бы только мы достигли своей цели! Когда подумаю, что жертва может оказаться напрасной, я прихожу в отчаяние.

— Королева в Сан-Себастьяне. Конха назначен министр-президентом, а плут Гонсалес, убежал, прихватив свои богатства. Не отчаивайся! Конха не допустит, чтобы герцогине де ла Торре причинили малейший вред, — сказал Топете, кладя руку на плечо Серано.

— Ты знаешь, что Изабелла Бурбонская ненавидит Энрику. Она никогда не пропустит такого удобного случая уничтожить ее. Вероятно, приказ уже отдан, если Новаличес предоставил мне выбор между ее смертью и покорностью!

— И что же ты ответил?

— Если Новаличес не получит через три дня моего отказа, он поймет, что я иду на Мадрид. Победа будет дорого стоить, друг мой, но не мы вызвали это насилие. Пусть виновные оправдываются перед Богом и людьми. Я приготовился к борьбе и чувствую себя сильным. Прощай!

В палатку вошли генералы и адъютанты. Они остановились в почтительном отдалении от двух прощавшихся друзей.

Топете чувствовал, что, если прольется кровь Энрики, Серано тоже будет искать смерти, и понимал, что поступил бы так же.

— Велите трубить к выступлению, — сказал Серано твердым голосом, обращаясь к начальникам, — авангард выступает против неприятеля. Через восемь дней я надеюсь вступить с вами в Мадрид!

СМЕРТНЫЙ ПРИГОВОР

Не предчувствуя постигшего Энрику несчастья, Аццо, убежав от монахов Санта Мадре, бродил по Бедойскому лесу. Оставляя Мадрид, он слышал, что опальные генералы с Серано во главе высадились в Кадисе и что сестра Патрочинио, несмотря на свои раны, возвратилась в Аранхуес в закрытом экипаже и в сопровождении врача.