Уайтбол - Ирина Белояр

— Некоторые подозревают, что я и сам с зоны бежал.

— А ты как думаешь?

— Не знаю.

— За пять лет по любому изловили бы, если бы с зоны. Здесь не так много населенок.

— Не знаю я ничего. Отвяжитесь вы все!..

— Извини.

Подошла собака Шишка — поселковая бомжа. Из тех дворняжек, которые в силу вольного статуса столуются в нескольких домах сразу, где своих собак нет. Оттого — толстая, пушистая и наглая.

Михаил нагнулся, потрепал псину по лохматой холке. Та, ни с того, ни с сего, вызверилась — то ли искра в нее отлетела, то ли еще чего — и вцепилась в протянутую ладонь. Прокусила до кости.

— Ах ты, сволочь! — Михаил резко стряхнул с руки вероломную тварь. Та, моментально опомнившись, заскулила, завиляла хвостом. Окровавленную морду облизнула, попятилась прочь.

— К Вере иди, — сказал Рыжий. — Прямо сейчас… как тут все, мать их, кровь любят, вот и скоты туда же… Иди к врачихе немедленно, не тяни время — вдруг столбняк какой-нибудь.

— Так Вера-то здесь, — откликнулся мужик со слободы, стоящий неподалеку. — Вон она. Вера! Тут человека погрызли.

Статная женщина в расстегнутом полушубке, по-цыгански замотанная в цветастую шаль, протолкалась сквозь толпу сельчан к пострадавшему. Глянула на прокушенную кисть, потом — укоризненно — на сконфуженную собаку.

— Даа… что ж ты, сукина дочь, сделала? Дымом человечьим надышалась — так теперь все можно? Нынче не приходи, кормить тебя не буду.

Затем кивнула Мише:

— Идем. Оно, конечно, само пройдет, но лучше почистить — от греха.

Дом Веры — близко, на соседней улице. Вот и выпал случай здесь побывать. Входя в сени, Михаил ожидал бог весть чего — черепов, развешенных по стенам, многочисленных кровоточащих распятий, мало ли… Но большая, светлая комната, в которую провела его хозяйка, оказалась непохожа даже на врачебный кабинет, не то что на прибежище ведьмы. Пучки сухих трав по стенам висели, но этим, собственно, начинался и заканчивался профессиональный антураж.

Лечение ограничилось обычным промыванием раны и противостолбнячной сывороткой.

— И все?..

— А чего ты хотел? — усмехнулась ведьма. — Тебе и этого много. Без обработки прошло бы через пару дней, а так — завтра затянется… Одно слово — заговоренный.

— Почему заговоренный?

Женщина пожала плечами:

— Откуда ж я знаю, почему. Просто чувствую. И люди говорят. Ты ж не посторонний, хотя и в гости не заходишь.

Михаил решился:

— Помоги мне вспомнить, кто я такой.

Вера пристально посмотрела ему в глаза пробужденским хватающим взглядом.

— Может — рано?

— Что значит — рано?

— Всякое знание приходит в свое время. Лучше не торопить. Если не готов — мало ли чего наворотишь.

— А когда будет пора?

— Если сам не проснешься — по осени приходи. Скоро пойдешь с рыбаками? Как шарахнет тебя нынче несвоевременное знание — одуреешь и за борт сиганешь. Не спеши. Пять лет ждал — подожди еще.

— Что ж такого страшного в моей биографии?

— Почему страшного. Вот если б ты узнал, что у тебя целых два прошлых?

— То есть?..

— Я к примеру спросила, — улыбнулась ведьма. — Или — два, или — ни одного, это как посмотреть… А вообще, мои родители сказали бы — харизма у тебя.

В ее исполнении слово «харизма» прозвучало, как название какой-то неприличной болезни.

— В чем она заключается?

— Сам решай… Кстати, чтоб ты знал: детей у тебя не будет. Не может быть. Я уж Марию не расстраиваю…

Михаил вышел за дверь совершенно обескураженный. Проштрафившаяся собака Шишка дожидалась его у калитки. Виляя хвостом, потащилась следом…

— Чего надо? Сапогом по морде?

Шишка уселась на дороге и уставилась на него хватающим человеческим взглядом. Вот-вот заговорит…

Михаил попытался стряхнуть наваждение, закрыл глаза…

И тут его повело. Почуялось — будто лежит он в темноте, зажатый со всех сторон, а на нем, как на фундаменте, стоит огромное здание. И — холодно. Рук-ног нет, тела нет, ничего нет. Один только леденящий холод.

А еще — мысль. Неизвестно чья, пришлая какая-то, бесформенная, малопонятная мысль: «Отпусти-не-могу-больше-так-ни-жить-ни-умереть…»

Потом глаза сами собой открылись, морок исчез. Михаил шевельнул рукой, сделал пару шагов. Все в порядке.

Что ж это за чертовщина? Не первый раз уже. Сердце шалит, или с головой неважно?..

Михаил подался обратно к Вере. Но пока шел, забыл — зачем… Стоя на крыльце, подумал: глупо. Если ведьма отказалась говорить про капризы моей памяти — настаивать бесполезно. Все едино ничего не добьюсь.

Надо же. Столько времени тянул, боялся узнать о себе правду. Только решился — от ворот поворот. Теперь из самого нутра, пульсируя в каждой клетке, продиралось наружу нетерпение. Это нетерпение, дремавшее пять лет, нынче требовало — вынь да положь.

Повинуясь импульсу, Михаил отправился в соседний двор. К Вадиму, поселковому начальнику. Если Вадим еще не вернулся с похорон — так тому и быть. А если вернулся — значит, судьба.

На пороге сидела вездесущая Шишка. Посторонилась, пропуская человека в сени.

Из комнаты доносились голоса. Михаил остановился было — помешаю, нет? — но тут же понял: телевизор говорит.

— Можно?

— Заходи, — отозвался хозяин. — Чаю хочешь?

— Да нет, я не надолго…

Вадим убавил громкость телевизора, вернулся к столу. Долил себе чая — неспешно, будто выполняя ритуал. Сел на табуретку, отхлебнул из кружки, только потом сказал:

— Как хочешь.

— Давно собираюсь спросить: почему здесь никогда поминки не справляют? Положено водку пить, а ты водой пробавляешься.

— Ты в лес идешь — зачем костер разводишь? Представь: развел костер — тут же его залил. Снегом засыпал. Зачем было разводить?

— Вся глубинка пьет, не просыхая. Только вы не пьете.

— Пьют некоторые, — ответил хозяин. — Которым силы не жалко.

— Ладно, дело ваше. Я не за этим пришел. У тебя, говорят, километровка есть. По нашему району.

— Зачем тебе?

Михаил замялся. Сказать — не сказать? Не поймет ведь. Три дня ломиться куда-то к черту на рога, в горы, для того чтобы вспомнить собственную жизнь — по сельским меркам однозначно глупая затея. Опять же — когда ломиться? Сейчас? Сейчас, может быть, получится обойтись без веревок: вместо скал — снег глубокий. Но по такому снегу пилить туда никак не три дня, даже на лыжах… Идти по весне, когда все растает — вообще не разговор. По весне работать надо…

— Так чего, дашь карту?

— Она в караван-сарае, — ответил Вадим, изучая гостя хватающим взглядом. — Там и ксерокс есть, хочешь — себе напечатай… Ключи тебе дать? А то сейчас нет никого, девки все на похоронах.