Щепки плахи, осколки секиры. Губитель максаров - Юрий Брайдер

А между тем драгоценное время уходило, и Смыков решил поторопить события.

В тот день они выпили больше обычного, и, как ни странно, инициатором стал. Смыков, к алкоголю относившийся не менее осторожно, чем пожарный к открытому огню. Впрочем, на этот раз у него был вполне законный повод для пьянки — День железнодорожника (к этой канувшей в Лету категории трудящихся он начал относить себя после памятного рейса на Воронки).

В один из моментов, когда хозяин бегал в подвал за очередным кувшином вина, Смыков уговорил своего собутыльника устроить соревнование на точность метания. Целью служил очаг, в котором вовсю шуровало пламя, а снарядами — все, что обычно находится на столах в таверне.

Вскоре неудачно брошенная Смыковым оловянная миска срезала перо на берете какого-то офицера, заглянувшего в этот вертеп исключительно для того, чтобы утолить голод. Случившееся тот почему-то воспринял не как дружескую шутку, а как наглое оскорбление.

Краткая словесная перепалка очень скоро перешла в вооруженный конфликт, в котором честь Смыкова, конечно же, пришлось защищать дону Эстебану. При первой же атаке он вдобавок к перу лишил самонадеянного забияку еще и уха. Все шло к тому, что поединок закончится для офицера самым плачевным образом, но во время очередного выпада дон Эстебан споткнулся о ногу Смыкова, неосторожно выставленную в проход между столами.

Естественно, что храбрый гранд потерял равновесие и клинок противника пронзил его насквозь, как деревянная шпилька, направляемая рукой повара, пронзает поспевающий в духовом шкафу заячий пирог.

Рана, безусловно, была роковой, но дон Эстебан нашел в себе силы, чтобы завершить так неудачно начатую атаку. Его безоружному противнику (клинок надежно застрял меж ребер дона Эстебана) не оставалось ничего другого, как защищаться табуретом, однако от потери второго уха это его не спасло.

Завершив поединок столь эффектным финалом, дон Эстебан осторожно прилег на правый бок (клинок пробил левую половину его груди) и неузнаваемо изменившимся голосом попросил:

— Немедленно пошлите за священником и нотариусом. Душу я хочу завещать Богу, а все оставшееся у меня имущество моему другу дону Смыку. (Именно так называли кастильцы бывшего следователя Талашевской милиции.) Нельзя сказать, чтобы совесть совсем не мучила Смыкова, однако в особо сложных ситуациях, требующих решительных действий, он умел эту совесть от своей души отсоединять, как водитель во время переключения скоростей отсоединяет ведущий вал от двигателя.

Бросившись к умирающему дону Эстебану, он сунул ему в рот заранее приготовленную пригоршню бдолаха и шепнул на ухо:

— Вы знаете, что это такое. Пока душа еще не отлетела, изо всех сил молитесь о спасении тела. Если жизнь вам действительно дорога, вы непременно встанете на ноги. И уж тогда услуги попов и законников вам точно не понадобятся.

Не дожидаясь появления официальных лиц, ответственных за столь разные стороны человеческой натуры, Смыков на наемной повозке доставил дона Эстебана в лучший из постоялых дворов Ла-Гуардии, где и извлек из его груди смертоносный клинок. Уняв открывшееся кровотечение смоченной в вине корпией, он вновь наделил раненого бдолахом.

Дон Эстебан, уже уверовавший, что его смертный час откладывается на неопределенное время, истово молился о скором выздоровлении, обращаясь не только к Богу и Богоматери, но и ко всем остальным святым по очереди. Кровавая пена все еще продолжала окрашивать его бледные губы, однако сердце работало без перебоев, хотя клинок прошел в непосредственной близости от него. Отклонись сталь хотя бы на пару сантиметров в сторону, и славного дона Эстебана действительно пришлось бы вскорости отпевать.

Эта мысль кольнула Смыкова, как приступ невралгии, и, чтобы успокоить самого себя, он негромко произнес по-русски:

— Ежели да кабы, так во рту росли бы грибы…

Тем временем слух о смерти дона Эстебана уже распространился по городу. Его охотно подтверждали все, кто в тот трагический момент находился в кабаке, а также местный лекарь, умирающего гранда даже в глаза не видевший, зато получивший от Смыкова крупную сумму за констатацию летального исхода.

Особенно горевали ростовщики, ссужавшие дона Эстебана карманными деньгами (то, что он спускал за день, рачительному хозяину хватило бы на год), и городские шлюхи, внезапно утратившие постоянный источник дохода.

Общее горе, похоже, разделяли даже бывшие недоброжелатели дона Эстебана. Конечно, пребывая в добром здравии, он смущал их своими дерзкими поступками и глумливыми речами, зато теперь, скоропостижно скончавшись, приобрел ореол неустрашимого рыцаря и галантного кавалера (поговаривали, что причиной поединка была любовная история).

Короче, горожане всех сословий дружно оплакивали дона Эстебана.

Между тем мнимый мертвец благополучно преодолел кризис и быстро пошел на поправку. Об этом свидетельствовал хотя бы тот факт, что уже на вторые сутки он потребовал себе вина и сыра.

По случаю благополучного возвращения с того света друзья закатили настоящий пир, во время которого Смыков исподволь завел разговор, сводившийся к тому, что, уж раз такое случилось и дона Эстебана считают покойником, неплохо было бы устроить ложные похороны, которые могут стать поводом к сбору в Ла-Гуардии наиболее влиятельных кастильских аристократов. Воспользовавшись этим обстоятельством, он, Смыков, не только сумеет изложить перед знатью свои тезисы, касающиеся союза против аггелов и необходимости переселения в Эдем, но и продемонстрирует чудесное воскресение мертвеца, совершенное при помощи волшебных трав, растущих у подножия Древа Познания.

Дон Эстебан, чье психическое равновесие было изрядно нарушено зигзагом, который совершила его душа на пути от жизни к смерти и обратно, без долгих раздумий согласился на участие в этой мрачной мистерии. Причем цели, которые преследовал Смыков, интересовали его меньше всего. Главным был сам факт чудесного воскресения, которым он намеревался восхитить друзей и уесть врагов. Кроме того, не вызывало сомнения, что имя дона Эстебана прогремит по всей Кастилии и всколыхнет народ, соскучившийся по настоящим чудесам. На волне такой популярности можно будет не только вернуть фамильные поместья, но и побороться за верховную власть, вакантную уже столько лет.

Не прошло и часа, как весьма довольные друг другом заговорщики ударили по рукам.

Во все концы Кастилии помчались гонцы. Они несли печальную весть о гибели славного дона Эстебана и призыв ко всем высокородным грандам принять участие в церемонии прощания с усопшим. Поскольку покойник принадлежал к одному из знатнейших родов христианского мира, игнорировать такое мероприятие было бы кощунством.