Лев Толстой: Бегство из рая - Павел Басинский

Между тем семейные отношения в начале 90-х действительно приобретают драматический характер. 1891 год стал рубиконом, после которого семейного мира быть уже не могло. И как «надрез» в семейных отношениях начала 80-х годов неминуемо должен был завершиться двумя попытками «ухода» Толстого из семьи (1884, 1885), так кризис 91-го года непременно должен был разразиться каким-то взрывом, что и случилось в 1895 и 1897 годах.

Сразу после семейного имущественного раздела в апреле 1891 года (формально закрепленного в 1892 году) Толстой ставит вопрос об отказе от литературных прав. Для его детей, в то время не имевших к этим правам никакого отношения, этот вопрос вряд ли представлялся интересным. Серьезным и даже страшным ударом этот отказ был для жены писателя. Ведь по доверенности 1883 года она являлась фактической держательницей исключительных прав на его сочинения. К тому же она была его издательницей и относилась к этому делу не только меркантильно, но с душевной страстью.

Всё значительное, что было написано Л.Н. до духовного переворота, за исключением автобиографической трилогии и «Севастопольских рассказов», писалось при непосредственном участии С.А. Она была и переписчицей, и советчиком, и даже цензором своего мужа. Так, по ее настоянию он исключил из «Войны и мира» откровенную сцену с купанием Элен Курагиной в ванной. Жена убедила его, что эта сцена не позволит рекомендовать «Войну и мир» для прочтения юношам и девушкам.

Отказ Толстого от литературных прав был посягательством не только на материальную, но и на душевную собственность жены. Во всяком случае, она восприняла это как личное оскорбление. Поэтому, сравнительно просто отказавшись от львиной доли ее с мужем имущественной собственности в пользу детей, в вопросе о литературных правах она проявила упрямство, которое вылилось в саботаж воли Толстого.

Итак, в 1883 году он передал литературные права жене. Заметим, что Толстой сделал это тогда, когда по совести уже не считал себя вправе получать доход от творчества, как и от своих имений. Таким образом, Толстой перелагал «зло» литературной собственности на плечи жены и до начала 90-х годов соглашался с этим статусом-кво. Почему же в начале 90-х он снова поднимает этот вопрос, явно понимая его болезненность для жены?

11 июля 1891 года, через три месяца после того, как состоялся фактический раздел собственности Толстого, он из Ясной Поляны посылает в Москву письмо, в котором в мягкой форме уговаривает жену самой напечатать в газетах объявление об его отказе от литературных прав на все сочинения с 1881 года. Именно уговаривает, прибегая даже к хитрости. «Я всё это время думал составить и напечатать объявление об отказе в праве собственности от моих последних писаний, да всё не думалось об этом; теперь же думаю, что может быть это будет даже хорошо в отношении упрека тебе со стороны публики в эксплуатации, как пишет артельщик, если ты напечатаешь от себя в газетах такое объявление: можно в форме письма к редактору: М.Г. прошу напечатать в уважаемой газете вашей следующее:

Мой муж, Лев Николаевич Толстой, отказывается от авторского права на последние сочинения свои, предоставляя желающим безвозмездно печатать и издавать их».

Артельщик – это Матвей Никитич Румянцев, заведующий складом книг Толстого, издаваемых С.А. Между ним и женой писателя шли переговоры о том, какую цену назначить на XIII том очередного собрания сочинений Толстого. Румянцев предупреждал хозяйку, что если она снизит цену на допечатанный для розничной продажи XIII том, который вызывал повышенный интерес, потому что в него вошли самые последние произведения Л.Н., включая скандальную «Крейцерову сонату», то прежние покупатели, получившие том по подписке, будут недовольны и переколотят на складе стекла, как было у Суворина, когда он издал дешевого Пушкина.

Все эти манипуляции с ценами на его сочинения возмущали Толстого. И сам формат собрания сочинений казался ему «пошлым», рассчитанным на развращенную городскую публику, но никак не на народного читателя. Тем не менее в письме к жене Л.Н. выбирает самые осторожные выражения и пытается обосновать свое решение ее же интересами. К тому же речь не идет о том, чтобы отказаться от всех прав. Только от последних сочинений. Всё, что написано до 1881 года, он считает законной собственностью жены, не помышляя о том, чтобы лишить ее этого источника дохода.

Проблема была в несчастливом XIII томе! Именно с выходом этого тома вдруг обнаружилось, что никак не получается разделить творчество Толстого на «до 1881 года» и «после». Это легко сделать в голове, но не в практике книгоиздания. Широкой публике наплевать на тонкости понимания Толстым эволюции своего творчества. Публика жаждет новинок, сенсаций. Сенсацией XIII тома являлась «Крейцерова соната».

Известно, как мучительно далась «Крейцерова соната» Л.Н. Ее многочисленные варианты не удовлетворяли Толстого, и до последнего момента он не был уверен в том, что история ревности, описанная в ней, завершится тем, чем она завершилась – убийством жены. Но и после публикации «Сонаты» его писательская совесть не могла оставаться спокойной. Атакованный бесчисленными письмами с просьбой разъяснить, что же он всё-таки хотел сказать этой вещью, Толстой вынужден был пойти на ужасный, с точки зрения писательского достоинства, шаг. Он пишет «Послесловие» к повести, в котором «на пальцах» разъясняет ее смысл.

История публикации повести едва ли не драматичнее, чем история ее создания. Дело в том, что жена Толстого ненавидела эту вещь. Именно так, здесь не подберешь более мягкого слова. Тем не менее именно она сделала всё возможное и даже невозможное, чтобы эта повесть увидела свет.

Поездка жены Толстого в Петербург и ее встреча с императором в апреле 1891 года в связи с наложением цензурного запрета на XIII том собрания сочинений подробно описана С.А. в ее дневнике и даже выделена в отдельный рассказ под названием «Моя поездка в Петербург». И сегодня читать это произведение пера жены Толстого невыносимо тягостно. Тут сошлось всё: и страх за семью, и денежный расчет, и тщеславие спутницы великого писателя, и странное ее желание доказать публике, что не она является героиней этой вещи, раз сама продвигает ее в печать, и что-то еще, о чем мы можем только догадываться.

Результатом разговора с Александром III было не только то, что она добилась разрешения продажи XIII тома, но и то, что император согласился стать личным цензором Толстого. С.А. считала это своей победой. Ее мужа это глубоко возмутило. Доверие между Толстым и его женой во всем, что касается творческих вопросов, было окончательно подорвано.