Гангутцы - Владимир Рудный

Внимание Экхольма привлекли следующие строки:

«…Сегодня очень темная ночь. Холодно, начинается ветер. Негде укрыться. Финны стреляют и стреляют. Много их ходило вчера по той стороне. Присматривались. Впечатление такое, что они собираются сюда с десантом…»

Отметив это место, Экхольм решил при докладе командующему «Ударной группой» указать на беспечность штаба подваландетского сектора.

«Прибегал Степа Сосунов, — читал дальше Экхольм. — У него всегда новости. Обрадовал. Беда, говорит, к нам придет. Скорей бы! Встретим Беду с радостью и почетом. Мы уже привыкли: „Беда — избавление для нас от всяких неприятностей…“»

Синим карандашом полковник подчеркнул все сказанное про Беду.

Как начальник разведки и контрразведки, Экхольм часто имел дело с нелегальной солдатской литературой, распространяемой в финской армии, и знал, что такое иносказательность.

— Вы знаете, что означает в русском языке слово «беда»? — спросил Экхольм капитана Халагюхья. — Несчастье!.. Русские устали, ждут избавления. Недаром тут это слово пишется через прописную букву. Это иносказание. Автор дневника хочет сказать, что солдаты готовы к любой беде, лишь бы выйти из войны…

Экхольма вызвали к командующему «Ударной группой». Он не удивился, встретив там своего старого покровителя — генерала, представителя генерального штаба. «Прибыл из Хельсинки наводить порядок!» — с тревогой подумал Экхольм. Генеральный штаб имел основания быть недовольным «Ударной группой Ханко». Значительные силы, стянутые сюда с других фронтов, топтались перед узким перешейком, проваливая уже третий срок, назначенный Маннергеймом для захвата полуострова. В ночь на 1 сентября после длительной артиллерийской подготовки штурмовые батальоны снова двинулись к перешейку и опять не смогли захватить даже небольшой плацдарм на той стороне.

Генерал не придал значения разведывательным открытиям Экхольма.

— Где ваши данные о русской обороне? — настойчиво требовал он. — Нам, в Хельсинки, известно о том, что на Ханко идет усиленное строительство подземных сооружений и возведение отсечных позиций. Теперь, когда Таллин пал и их флот понес такие деморализующие потери, это очень важно уточнить. Мы ослабляем состав «Ударной группы», но не ослабляем натиска. Придет час штурма, а вы слепы, не имеете точных данных даже о двух первых линиях обороны противника.

— Но, господин генерал, я уже докладывал командованию о плотной линий минных полей, опорных пунктов, противотанковых препятствий, рвов и надолб на большую глубину за линией границы, называемых русской пропагандой «линия Репнина», — сказал Экхольм. — Принимал меры для уточнения, но противник крайне насторожен. В его боевых порядках действуют пограничники, и проникнуть по суше чрезвычайно трудно. Парашютиста в наших условиях не сбросишь. Население мы, как вам известно, вывезли, и опоры у нас нет. Единственный путь для проникновения — морское побережье. Но и оно плотно охраняется.

— Может быть, вы предпочитаете другой район, полковник, где разведчику, очевидно, легче действовать, Карелию, например?

— Мы делаем все возможное, господин генерал, — растерялся было Экхольм, но тут же овладел собой. — Капитан Халапохья сам высаживался ночью в районе казино и установил место нового командного пункта базы Ханко — за парком, под скалой.

— Хорошо. Это место следует пробомбить. Пошлите самолет их типа и с их опознавательными знаками. Дальше?

— Капитан подслушал ряд телефонных разговоров. Установлены часы начала киносеансов в здании ратуши.

— Передайте это артиллеристам. Дальше?

— Обнаружены странные надписи на деревьях. — Справясь в записной книжке, Экхольм прочитал: — Линия Сокура… Линия Симоняка… Предполагаю, что это новые…

— Сокур — это сержант, а Симоняк — командир части. Разведчику надо читать сообщения Информационного бюро противника. Дальше?

— Халапохья принес несколько номеров русских газет.

— Обработали их?

— Да. Ничего существенного. Десяток фамилий рядового и унтер-офицерского состава. Переписка наших солдат с тылом. Оскорбительные выпады по адресу фюрера и маршала. И радиосводки.

— Какие?

— Передовые статьи московской «Правды». Военные и политические сообщения. Комментарии по поводу предисловия нашего посланника в США Прокопе к опубликованной в Вашингтоне финской «Бело-синей книге».

Генерал задумался.

— Прокопе делает нужное дело. Как видите, посол Соединенных Штатов все еще сидит в Хельсинки и будет сидеть, хотя Рузвельт и присоединился к так называемой антигитлеровской коалиции… Вы, Экхольм, занимаетесь мелочами, не понимая величия происходящего. Прочитайте вот его, — генерал пододвинул полковнику секретный приказ начальника штаба военно-морских сил Германии «О будущем города Петербурга».

«Фюрер решил стереть Петербург с лица земли, — читал в этом приказе Экхольм. — После поражения Советской России нет никакого интереса к дальнейшему существованию этого населенного пункта. Финляндия точно так же заявила о своей незаинтересованности в дальнейшем существовании города Петербурга непосредственно вблизи ее границ».

— Фюрер Германии, кажется, хотел отдать этот город нам? — осторожно спросил Экхольм.

— Не будьте сентиментальны, полковник, я тоже старый петербуржец. Для того чтобы покорить этот очаг всемирной смуты, его надо разрушить, вы это прекрасно понимаете. Иначе он всегда останется базой для проведения политики, начатой Петром Великим. Вы понимаете, Экхольм, в каком мы сейчас положении? Ревель оккупирован германской армией. Дивизии фюрера на левом берегу Невы под Петербургом. А мы все еще топчемся на месте. Маршал в начале нашего славного белого движения настаивал, что при содействии германских войск, тогда войск кайзера, мы способны сами справиться с боевыми задачами большого масштаба. Это был предмет его главных разногласий с политиканами. А теперь вы не можете одолеть тридцатитысячный гарнизон Ханко. И это в то время, когда армии Гитлера стремительно наступают на восток, через несколько дней штурмом возьмут Эзель и Даго и уже держат наготове возле Аландских шхер линкоры и крейсера. Маршал требует, чтобы германская эскадра смогла пройти в Порккала. Это вопрос большой политики и нашего с вами будущего. Фюрер с нами вежлив, но у него есть основания сомневаться в нашей боеспособности.

— Мы успешно блокировали русских с трех направлений, — вмешался командующий «Ударной группой».

— Нужно четвертое: эфир.

— Это профессия господина Таннера, — сказал командующий «Ударной группой».

— У Таннера много внешних и внутренних забот. Вы знаете, как трудно примирить наших крутолобых с союзниками по борьбе. Надо блокировать русских в эфире, и этим займетесь вы, Экхольм. В вашем распоряжении радиостанция Лахти. Вам выделят нужное количество часов и сил. Подберите людей, хорошо знающих русский язык. Используйте благоприятную ситуацию — они подавлены падением Таллина и потерями при прорыве Балтфлота в Кронштадт. Вот и пользуйтесь этим для разложения войск противника. Американцы считают черную пропаганду одним из успешнейших средств войны. Учитесь.

— Они, кажется, мало верят нашей пропаганде.

— Они верят Москве?

— Да.

— Так говорите от имени Москвы. Голосом Москвы. На волне Москвы. Говорите от имени шведов, от имени Штатов, от имени президента Рузвельта, наконец. Вы поняли?

Экхольм все понял. Но из приличия он счел нужным спросить с невинным видом:

— Но американский посол?

Генерал рассмеялся:

— Американский посол не ваша забота. Вы к первому октября — не позже — должны быть на Ханко. Внушайте противнику, что помощи ждать неоткуда. Они в их положении обречены, их главному командованию не до Ханко. Действуйте энергичнее. Не мне учить вас, Экхольм, методам разложения противника. Топите в эфире их корабли, их флот, запутывайте и запугивайте их. Сейте панику, неверие, страх, — не железные же они в конце концов?..

«Старая школа фон дер Гольца! — думал Экхольм, слушая наставления своего шефа. — А ведь Вальтер был его ровесником…» Вспомнив о погибшем от рук большевиков брате, Экхольм вздохнул: нет, не удалось ему отсидеться в своем маленьком замке возле Таммисаари, в стороне от войны, от бурь. Опять опасности и волнения впереди. И это в его-то годы!..

Экхольм немедленно исполнил приказ начальника. Офицеры контрразведки, знающие русский язык, обосновались на радиостанции города Лахти. Отныне радиостанция должна была вести специальные передачи для гарнизона Ханко.

Первый удар Экхольм готовил в спешке. В его распоряжении находилось чрезвычайное сообщение из Берлина о «гибели» советского Балтийского флота. Неблагодарный материал для начала. Сообщение это уже неоднократно мусолилось на всех языках, но вряд ли в него верили. Балтийский флот, прорвавшись из Таллина, блокированного германской авиацией, подводными и надводными силами, занял позиции на рейде Кронштадта, и силу его огня испытали на себе многие германские и финские части на подступах к Ленинграду. Но начальник генерального штаба требовал действий, и Экхольм спешил действовать.