Марк Твен - Морис Мендельсон

— Джентльмены! — говорит он, стоя и держась руками за спинку стула. — Я слишком стар, чтоб быть сентиментальным, но до сего дня был, очевидно, молод, чтоб понимать страну чудес и преступлений, мучеников и палачей, как мы ее знаем. Она удивляла меня и вас терпением своего народа — мы не однажды, как помню, усмехались, слушая подвиги терпения, — американец упрям, но он плохо знаком с терпением, как я, Твен, — с игрой в покер на Марсе,

Речь слушает кружок молодых литераторов и журналистов, они любят старого писателя и знают, когда надо смеяться.

— Потом мы стали кое-что понимать — баррикады в Москве, это понятно нам, хотя их строят, вообще, не ради долларов, — так я сказал?

Конечно, он сказал верно, это доказывается десятком одобрительных восклицаний, улыбками. Он кажется очень старым, однако ясно, что он играет роль старика, ибо часто его движения и жесты так сильны, ловки и так грациозны, что на минуту забываешь его седую голову».

В этом коротеньком очерке все дышит душевной симпатией к Твену. И эту симпатию разделяют миллионы советских читателей.

Линкольн американской литературы

«Мы стали кое-что понимать…» — сказал Твен в речи, которую приводит Горький. Американцы стали понимать, по его мысли, революционную Россию, поднявшуюся на борьбу с палачами народа. И тут же мимоходом Твен бросает замечание, что «баррикады в Москве… строят, вообще, не ради долларов».

На первый взгляд американский юморист просто шутит. Но какие знакомые и серьезные интонации слышатся в этом противопоставлении «баррикад» и «долларов». Приходит на память написанное в начале 90-х годов письмо Твена Степняку-Кравчинскому, в, котором герои революционной борьбы противопоставлены людям, вносящим во всё элементы «сделки».

В твеновской шутке нашла отражение, хотя и мимолетное, мысль, давно уже не дававшая покоя писателю, — мысль о духовной деградации людей под влиянием долларов.

В условиях империализма Твен все более решительно и убежденно говорит о неудовлетворительности моральных итогов буржуазного прогресса. Он предает анафеме всю современную цивилизацию, в основе которой — доллары, деньги, стяжательство.

Это вызывало у Твичела нескрываемую тревогу. Он умолял Твена отводить душу только в письмах, адресованных ему, Твичелу, и ни в коем случае не раскрывать своих взглядов перед Гоуэлсом или Роджерсом и уж, во всяком случае, не делать эти взгляды достоянием печати.

В дни своей молодости священник Твичел был веселым здоровяком, не отличался особым ханжеством и даже проявлял порою известный либерализм в политике. К началу нового века, однако, он успел поправеть и не воспринял антиимпериалистических воззрений Твена.

В одном письме Твену Твичел говорит, что его друг должен «стать на колени и просить прощения за крайний пессимизм, проявляемый в начале XX столетия». Ведь, декларирует священник, «царство божие» и «справедливость» берут верх над злом в современном мире. Налицо, по его словам, «постоянный прогресс» в этом отношении. «Выберись из своей дыры, Марк, — убеждает Твена Твичел, — …перестань проклинать и лучше кричи «Слава!»…Говорю тебе, что победа останется на стороне священников».

Однако Твен не хочет «стать на колени». Между ним и Твичелом разверзлась настоящая пропасть. Писатель признает наличие прогресса, громадного прогресса в области создания материальных ценностей. «Но достигли ли мы большей праведности? Можно ли тут обнаружить хоть малый прогресс? По-моему, невозможно». Ведь ныне «деньги — вот высший идеал, все остальное для огромного большинства людей и в Европе и в Америке стоит где-то на десятом месте. Алчность и корысть существовали во все времена, но никогда за всю историю человечества они не доходили до такого дикого безумия, как в наши дни. Это безумие разлагает людей и в Европе и в Америке, делает их жестокими, подлыми, бессердечными, бесчестными угнетателями».

В одном письме 70-х годов Твен в шутку назвал Америку будущего, Америку 1935 года, монархической страной. Вернувшись к этому письму через треть века, он отметил: «Теперь кажется странным, что я мог думать о будущей монархии, не подозревая о том, что монархия уже существует в настоящем, а республика стала делом прошлого. Но именно так оно и было. Республика оставалась только по названию, а фактически республики давно уже не было». Твен даже стал догадываться, где именно нужно искать причины того, что Америка перестала быть «республикой». Он пишет о том, что «огромная власть и богатство порождают коррупцию в деловой жизни и в политике и внушают любимцам публики опасное честолюбие».

Примечательно, что, критикуя капиталистический прогресс так резко, как никогда, Марк Твен все же не переходил на позиции поборников реакционного утопизма. Как и Уолт Уитмен, он не склонен был строить свой идеал на основе каких-либо отсталых форм жизни и отнюдь не отказывался от завоеваний человеческого разума, науки и техники.

В начале XX века Твен написал блестящий памфлет «Невероятное открытие доктора Лёба», в котором прославил успехи науки в деле познания и изменения мира. Он с гордостью говорит о телеграфе, телефоне, геологии, палеонтологии, об открытиях Пастера и вышучивает тех, кто пытается помешать развитию научных знаний.

Консерваторы от науки, выступающие в роли «экспертов», ретрограды, которые цепляются за старое, привычное, косное и мешают продвижению новых идей, вызывают у него гнев.

И в старости Твен боролся смехом за поступательное движение человечества по пути научного прогресса.

В своих произведениях он то и дело касался разных достижений технической мысли. До конца своих дней писатель живо интересовался изобретениями. Он хотел, чтобы на его родине наука и техника двигались вперед. Твена, однако, ужасала мысль, что Америка, делая успехи в развитии материальной культуры, становится при этом страной «убогих идеалов» и «вульгарных устремлений», порождаемых жаждой денег.

Борясь словом против гнили современного общества, против «диктатуры финансистов», которая, как он чувствовал, утверждается в Америке, Твен, естественно, искал вокруг себя товарищей по оружию.

В свое время он высоко оценил некоторые стороны творчества американских писателей Гарта и Гоуэлса, приветствовал реалистическое дарование Хоу.

О том, как страстно жаждал Твен развития в США реалистической литературы, которая сказала бы всю правду даже о самых темных сторонах жизни американцев, говорит одна его статья на литературные темы, напечатанная впервые в 1962 году.