Записки об Анне Ахматовой. 1963-1966 - Лидия Чуковская

153 Речь идет о статье Корнея Чуковского «Читая Ахматову». Об этой статье см. также «Записки», т. 2, с. 551, 557, 574–576.

154 В конце концов Анна Андреевна добилась договора на совместный с Найманом перевод Леопарди (см.: «Рассказы…», с. 157). О своей болезни и ахматовских письмах к нему в больницу Найман рассказывает там же, на с. 160–179.

Книга Леопарди вышла уже после кончины Ахматовой. См.: 4Э.

155 Статья Н. Миронова в «Правде» именовалась «Укреплять законность и правопорядок». Миронов, в частности, сообщал, что «партия навсегда покончила с извращениями периода культа личности, исключив всякую возможность проявления чего-либо подобного».

Евгений Александрович Гнедин, присутствовавший на суде над Бродским 13 марта 1964 года, составил список беззаконий, допущенных судом, и приложил к своему письму, которое адресовал Миронову. Письмо начиналось так:

«Многоуважаемый Николай Романович!

Обращаюсь к вам с этим письмом, так как считаю своим партийным и гражданским долгом со всей определенностью обратить Ваше внимание на политический вред, принесенный судом над ленинградским поэтом-переводчиком И. А. Бродским. Естественно, что я пишу об этом именно Вам, тому руководящему деятелю КПСС, который недавно авторитетно сформулировал точку зрения партии на законность и правопорядок и которому, как я предполагаю, подведомственны органы, занимавшиеся делом Бродского».

156 Привожу строки Льва Озерова, процитированные А. Урбаном:

«Иноземным ценителям и журналистам важно не то, что Анна Ахматова жива и что наиболее совершенные свои произведения написала поздней, а именно в 30–40—60-е годы. Им важно доказать, что оставшаяся в России Ахматова замолкла, иссякла, исписалась. Был поэт – нет поэта. Такова <…> уготованная Ахматовой схема. Такую судьбу ей придумали и навязали».

157 Приведенные строки – цитата из стихотворения О. Мандельштама «Мастерица виноватых взоров», обращенного к М. Петровых (ББП-М, с. 173).

158 Привожу это стихотворение Марии Петровых целиком (напечатано через много лет, посмертно, в журнале «Знамя», 1989, № 1):

Есть очень много страшного на свете,Хотя бы сумасшедшие дома,Хотя бы искалеченные дети,Иль в города забредшая чума,Иль деревень пустые закрома,Но ужасы ты затмеваешь эти —Проклятье родины моей – тюрьма.

О, как ее росли и крепли стены —В саду времен чудовищный побег,Какие жертвы призраку изменыТы приносить решался, человек!..И нет стекла, чтобы разрезать вены,Ни бритвы, ни надежды на побег,

Ни веры – для того, кто верит слепо,Упорствуя судьбе наперекор,Кто счастлив тем, что за стенами склепаРодной степной колышется простор,Скупой водой, сухою коркой хлебаОн счастлив – не убийца и не вор,Он верит ласточкам, перечеркнувшим небо,Оправдывая ложный приговор.

Конечно, страшны вопли дикой болиИз окон госпиталя – день и ночь.Конечно, страшны мертвецы на поле,Их с поля битвы не уносят прочь.

Но ты страшней, безвинная неволя,Тебя, как смерть, нет силы превозмочь.А нас еще ведь спросят – как могли выТерпеть такое, как молчать могли?Как смели немоты удел счастливыйЗаранее похитить у земли?..

И даже в смерти нам откажут дети,И нам еще придется быть в ответе.

1938–1942

Остальные стихотворения, отрывочно запомненные мною в тот день, – напечатаны при жизни Марии Сергеевны, в 1966 году, в сборнике «Дальнее дерево» (Ереван: Айастан).

159 Моя «встреча с велосипедом» – это происшествие в Переделкине 2 июля, окончившееся для меня трещиной двух ребер и сотрясением мозга. В сумерках я ступила с обочины на проезжую часть дороги, не различив, из-за своей близорукости, летевшего прямо на меня с горки велосипедиста. После этой «встречи» я пролежала в постели около трех недель.

160 Самуил Яковлевич Маршак скончался 4 июля 1964 года в возрасте семидесяти шести лет.

161 Впоследствии на мой вопрос о юбилее В. Г. Адмони ответил так:

«Насколько я могу вспомнить, в Ленинграде в июне 1964 года юбилей Анны Андреевны нигде и никак не отмечался. Союз в целом его не отмечал наверняка. Секция переводчиков (единственная, которая тогда могла это сделать, хотя я и не был тогда еще ее председателем) в июне уже не функционировала (все разъехались). Так что единственное, что было (уже в июле) – это посещение А. Прокофьевым и А. Чепуровым Будки с бутылкой шампанского и со всевозможными извинениями. Должен оговориться, что память у меня плохая, но я дополнительно расспросил друзей» (из письма ко мне В. Г. Адмони).

162 В конце июня Бродский встречал Анну Андреевну на ленинградском перроне. Точной даты приезда Ахматовой в Ленинград и, стало быть, ее встречи с Бродским мне установить не удалось.

163 О количестве откликов на свое выступление Корней Иванович 17 июля 64-го года писал мне:

«Когда я говорил по радио об Анне Андреевне – я чувствовал, что говорю скандально плохо, и мне было стыдно перед нею. И вдруг получаю целый ворох писем, образчики которых прилагаю».

164 Любочка – Любовь Давыдовна Большинцова (1908–1983). О ней см. «Записки», т. 2, «За сценой»: 49.

Елена Михайловна Тагер – см. там же: 233.

Минна Исаевна Дикман (1919–1989) – сотрудница Ленинградского отделения издательства «Советский писатель», официальный издательский редактор «Бега времени».

165 Давид Яковлевич Дар (1910–1980) – очеркист, эссеист, автор философских трактатов и аллегорических сказок для взрослых. В дни ленинградской блокады вышла в свет его первая повесть – антифашистский памфлет «Господин Гориллиус» (1941). Тяжко раненый на Ленинградском фронте, Д. Я. Дар долго лечился в госпитале и там написал «Рассказы о боевых друзьях» (Пермь, 1944). После войны была опубликована «Повесть о Циолковском» (1948).

А с 1951 года началась литературно-педагогическая деятельность Дара. «Призвание Дара и роль, которую он тогда играл, были интересны и существенны: он – будоражил, – так вспоминает о значении педагогической работы Д. Я. Дара его младший современник и нередкий собеседник А. Г. Найман. – Он не уставал убеждать и показывать, что искусство – это не комод с признанными и навеки упакованными достижениями, а постоянно творимое новое. Ниспровергал авторитеты, насмешничал, издевался и т. д. Дар был затравкой в кристаллизирующемся растворе сочинительства других; закваской литературного теста; катализатором творческой реакции».

«Давид Яковлевич в 1951 году пришел в Дом культуры трудовых резервов Ленинграда, – сообщает мне в письме его ученик и соавтор А. Ельянов, – руководить кружком молодых поэтов и прозаиков, учащихся ремесленных училищ и рабочих; два раза в неделю он вел занятия, на которых не просто шла речь о литературе и духовной жизни, а всегда происходило высокое таинство – посвящение в интеллигентность. Читались трудные книги, стихи запрещенных поэтов… Его знали и любили, и прислушивались к его мнению многие молодые литераторы тех лет…».