Девочка по имени Аме - Анна Аршинова

Хорхе театрально приложил пальцы к вискам, делая вид, что этот разговор заставляет его голову болеть.

— Ты это не мне говори.

Серьезный Хатиман непривычен, но он не умеет быть жестким. Впрочем, ему это нисколько не мешает. Тонкая и чувствительная душа школы Мино может управлять всей Поднебесной без колебаний и сомнений, мягким и вкрадчивым голосом. Даже приказы о казни Рихард отдавал так, что казненным казалось, что они виноваты, а окружающие преисполнялись негодованием.

— Тебе пора, — напомнил Рихард. — У тебя тренировки в додзе.

Хорхе хмыкнул и с достоинством удалился. На выходе, он остановился и оглянулся через плечо. Хатиман по-прежнему стоял на берегу озера и смотрел на золотой кленовый ковер под ногами. Сколько лет он знает своего родителя, а он по-прежнему является для него загадкой. Неясны его истинные мотивы, или быть может, Хатиман слишком долго жил? Какой по счету для него это будет исход? Третий, четвертый или шестой? Даже отпрыск этого не знал. Об этом не принято распространяться.

В додзе тренировка шла полным ходом. Агнесс дрался на боккенах(6) с Ванессой. Первую, конечно, победить сложно — школа Сошу сама по себе дает умение сражаться, дает силу и напор. Агнесс же был единственным из потока, кто принадлежал к честолюбивой школе Бизен, очень редкой. Наверное, он иногда чувствовал себя одиноким. Впрочем, Хорхе никогда не устанавливал близкий контакт с остальными представителями своей школы. От них можно ожидать, чего угодно.

— О! Явился последним. Ты лучше всех знаешь кендо? Так, может, померяемся силами? — Эдгар не смог оставить опоздание незамеченным. Хорхе бросил на него особо кислый взгляд номер девять и опустился на деревянный пол. Он стал без особого интереса наблюдать, как Ванесса теснит Агнесса. Ей почти удалось его победить.

— Эй! — Эдгар, раздраженный тем, что его игнорируют, дернул ками за плечо. Хорхе посмотрел на него недовольно, а потом брезгливо скинул его руку.

— Поднебесная. Префектура Сога. Йокаи вырезали четыре деревни. На их поимку было выслано два батальона Аши. Пока результатов нет, — сказал он так спокойно, будто разговаривал о погоде.

Эдгар, не ожидавший такого поворота событий, опешил. И стоял с таким видом, будто вот-вот потеряет опору под ногами. Ванесса и Агнесс прекратили драться, воззрившись на отпрыска Хатимана с таким выражением, точно у него выросла вторая голова. Хорхе печально улыбнулся, заметив, что на лице Дамиана написан настоящий ужас.

— Погодите, — Лидия нашлась первая. Она редко поддавалась чувствам. — Каковы причины нападения? Явно не гастрономические…

Если бы были гастрономические, то йокаи бы напали, а потом ушли. А если высланы дивизионы Аши, значит — они не убежали. Они шли на конфликт специально, потому что… Хорхе повернулся и вопросительно посмотрел на бледного, точно полотно Дамиана. Тот только пожал плечами.

— Им что-то нужно, — хмыкнула Ванесса, утирая пот со лба. Агнесс не был последним в Кендо, и погонял ее знатно.

— Только что?

Установилась тишина. Лидия, чтобы ей лучше размышлялось, сняла очки и теперь теребила их в руках.

— Сутра Пророчеств, — тихо произнес Дамиан.

— Невозможно! — сразу же запротестовала Лидия. — Хранилища Накатоми находятся в префектуре Хинати! Это — другой край Поднебесной.

Хорхе немного подумал, стоит ли остальным говорить, известную ему информацию, и, поняв, что таить ее — бесполезно, и может даже опасно, произнес:

— Значит, их спрятали там?

Дамиан кивнул. Хорхе обвел всех взглядом и громогласно сообщил:

— Это война, товарищи!

— Твои навыки, действительно, печальны, — он возник на пороге додзе в начале зимы. На улице было морозно, а в мехах он выглядел… ошеломляюще. Король Царства Мертвых, с печальным взглядом. Что-то горело в этих глазах, когда они смотрели на то, как Хорхе стоит с синаем(7) в руках. Хищник знал о том, что его движения неправильны, что он пользуется не теми мышцами, что не так заводит руки над головой — и еще очень о многих прегрешениях, совершенно недостойных ками. Последним выводом его осчастливил Эдгар. Рихард же молчал, он сам едва ли умел встать в приличную стойку, не то, что других научить. Никчемный учитель! Или, может, Хорхе настолько безнадежен? Говорят, что даже низшего тенгу можно обучить танцу, главное — уметь. Это вселяло некоторую надежду, но энтузиазмом не преисполняло.

— Мне нужен хороший учитель, — улыбнулся Хорхе, опуская синай. Он повернулся, и увидел Цукиеми, остановившегося на пороге. После привычных черных цветов серебристый мех казался слишком непривычным контрастом. — Я долго его ждал.

А так подмывало сказать, что у Бога Счета Лун милая шубка, да только сейчас лучше не выпендриваться и свой характер не показывать — Хорхе знал.

— Ждал меня? — Цукиеми приподнял тонкую черную бровь, и ками на миг показалось, что с ним играют. Как кот с мышью. Но отчего-то это ощущение не показалось неприятным…

— Тебя.

Хорхе вперил в него решительный взгляд, который резко контрастировал с мягкими и обволакивающими, точно мед, интонациями его голоса. Цукиеми в ответ запрокинул голову и рассмеялся. И смех этот был сухим, каркающим, режущим слух и всепроникающим — его оказалось не остановить, когда он решил проникнуть в глубину души молодого ками и оцарапать ее, бесцеремонно, жестко. Впервые Хорхе видел столь очевидное проявление эмоций со стороны своего будущего наставника, и впервые к горлу подступило нечто подозрительно напоминающее страх и сомнение: "А надо ли?". Надо, надо, — сразу же запротестовали внутренний голос в унисон с гордостью. Так долго ждал, так добивался. И отступить?

— Наглый. Амбициозный. Невыносимый, — Цукиеми перечислял общие недостатки (они же — достоинства) школы Ямато. Они ему не очень нравились. Впрочем, народу больше по вкусу лицемеры Мино или рубаха-парни Сошу, но уж никак не Ямато. Но этим даже можно гордиться, ведь это — хитрость, возведенная в ранг искусства.

— Да, это я. Ты забыл сказать, что я вредный.

— И целеустремленный, — улыбнулся Бог Счета Лун, поведя плечами. Его пальто упало на деревянный пол додзе и застыло там пушистым серебристым комком, — Я научу тебя. Так уж и быть.

Он шел вперед: легкие шаги, почти беззвучные, привычный черный шелк, привычный каскад волос, и пронизывающие своим знанием, своим отсутствием эмоций глаза цвета свежей крови. Но зрачки сейчас расширены, кажутся хищными, смотрят жестко.

— Это честь для меня, — Хорхе поклонился, приложив руку к сердцу, и ощутив, как оно заходится от возбуждения и торжественности данного момента.