Время перемен. Предмет и позиция исследователя (сборник) - Юрий Левада

Абсолютистская по своим притязаниям бюрократическая система ни в какой из периодов своего развития не была и не могла быть абсолютно жесткой в исполнительском плане. Она не только всегда оставляла место для субъективизма и произвола на всех без исключения этажах иерархии, но прямо-таки нуждалась в них. Знаменитая некогда формула, согласно которой любые (впрочем, только удачные) начинания в обществе считались плодом инициативы «главного лица», по сути дела, прикрывала неспособность бюрократизированной иерархии к какой бы то ни было инициативе, движению, самонастройке. Все это могло в какой-то мере существовать лишь в порах системы, которая с такой же необходимостью, как жестко централизованная экономика порождает экономику «теневую», создавала и сохраняла многоэтажную систему «теневых» властных механизмов – личностных, клановых, вассальных, мафиеподобных. По способу организации бюрократическая система оказалась столь же двойственной, как и характерная для нее идеология («двоемыслие»).

В известной мере такая характеристика присуща и бюрократическому стилю управления. Инструментальной бюрократии свойственны измельчание и технизация управленческих функций: любая социальная и экономическая проблема низводится ею до уровня ряда отдельных «мероприятий», доступных кругозору соответствующих инстанций и вмещаемых в рамки стандартов отчетности. Но бюрократия абсолютизированная, то есть абсолютно безответственная, вносит в эту схему существенное изменение: осуществление намеченных мероприятий она незаметно подменяет рапортом об их осуществлении, иначе говоря, демонстрирует исполнительскую лояльность. Причем это тоже не порок отдельных очковтирателей, а сугубо схемная черта – абсолютные претензии в сочетании с абсолютно неизбежной некомпетентностью просто лишают систему возможности выполнить все то, на что она претендует. Бюрократическое управление обычно характеризуется большими объемами отчетности, учетной и прочей документации, «бумаг». На деле же специфика бюрократического стиля не столько в количестве бумаг, сколько в их функциях – а это прежде всего функции отписок, перестраховок, приписок, бесчисленных и ненужных согласований, уводящих от персональной ответственности.

Бюрократическая деятельность безлика и бездушна, поскольку она ориентирована не «вниз», не на конкретные нужды конкретных людей, а «вверх», на демонстративное, формальное исполнение вышестоящих указаний. Речь, разумеется, идет не об индивидуальном стиле (или психологии) отдельно взятых работников, а о стиле бюрократической системы как таковой. Поверхностная, карикатурная критика нередко облегчает проблему, представляя некоего абстрактного бюрократа непременно как угрюмо-важного канцеляриста. В социальные рамки бюрократической системы и ее стиля вполне укладывается и психологический тип общительно-панибратского работника, готового самоотверженно выдавать спущенные указания в цехе и в поле… Не только социальный тип функции, но и социальный стиль деятельности остаются теми же.

Этот стиль определяет различные уровни и сферы деятельности бюрократической системы. Насколько правомерно в таком случае рассматривать бюрократию в нашем обществе как особый общественный слой, «как бы класс»? Существует вполне понятный соблазн указать пальцем на этот особый слой, усмотрев в нем чуть ли не главный источник многочисленных страданий всех остальных общественных групп на протяжении последних десятилетий. Такой подход несет в себе немалый критический заряд, помогает выделить некоторые структурные пороки действующих социальных механизмов, неэффективность многих антибюрократических санкций. Однако его трудно признать сколько-нибудь строгим в научном смысле. Далеко не всегда ссылка на общественные классы и классовые интересы помогает объяснению социальных явлений.

Мы полагаем, что как социальная группа бюрократия представляет собой не «слой», а скорее вертикаль, это как бы «сложноподчиненная», иерархически организованная общность. Между статусами, возможностями, преимуществами различных ее уровней существуют резкие перепады. Даже если из часто приводимой цифры работников управленческого аппарата по стране в 18 миллионов человек вычесть занятых подсобными и обслуживающими функциями, остальные (около трех миллионов, так или иначе причастных к принятию и проведению решений) также составят не слой, а иерархию слоев. Очевидно, далее, что эта иерархия строится пирамидально, как бы стягиваясь к вершине. Власть, ответственность, привилегии и возможности произвола вовсе не распределены равномерно между различными этажами управленческой пирамиды. Отдельные ее уровни специализированы на принятии решений, обеспечении поддержки, практическом приложении и т. д. По способу своего существования бюрократия, таким образом, скорее подобна социальному механизму или институту, чем особому слою.

О том же говорит и поразительная на первый взгляд вездесущность бюрократии. Бюрократия функционирует не в каком-то определенном слое (например, платных функционеров), а как бы заполняет собой все доступное ее влиянию социальное пространство. Все, с чем соприкасается бюрократическая система, что попадает в ее силовое поле, превращается в ее составную часть (по крайней мере в тенденции). Это объясняется не только тем, что внештатные активисты различных бюрократических организаций функционально не отличаются от платных аппаратчиков. Поскольку иерархия бюрократической системы охватывает все виды властных функций в обществе – включая исполнительские, учетные, поддерживающие, – постольку все общественные формы, все виды человеческой деятельности, все общественные группы и профессии как бы предстают звеньями и винтиками этой системы, а любой человек оказывается чиновником «энного» разряда, занимающим штатное статусное место в определенной иерархии.

Социалистический идеал превращения всех членов общества в работников в бюрократическом варианте означает превращение всех и вся в государственных служащих, в чиновников многоярусного аппарата. Нечасто вспоминаемая ныне попытка сталинского руководства начала 50-х гг. одеть работников одного ведомства за другим в мундиры, распределив их по единообразным рангам и званиям, была безумным апофеозом реально и неумолимо происходившей бюрократизации страны, когда человек превращался в «винтик», общество поглощалось государством, государство – «аппаратом». Этот процесс затронул и правящую партию, звенья которой срослись с чиновничьей иерархией. Бюрократическая система, не встретившая сколько-нибудь действенного сопротивления в постреволюционном обществе, оказалась способной не просто подчинить себе, но трансформировать по своему образу и подобию различные социальные институты и группы общества, превращая пылких энтузиастов и расчетливых карьеристов в своих функционеров, а социальные институты – в рычаги и приводные ремни своего механизма. Были периоды в жизни советского общества, когда победа бюрократической системы над обществом казалась почти полной. Все же она оказалась пирровой.

Кризис бюрократизма как системы

С самого начала бюрократическая система управления строилась как чрезвычайная, предназначенная для того, чтобы справиться с исключительными ситуациями в какие-то краткие сроки, не приспособленная к ответу на вопросы типа «что потом?». История знает два типа чрезвычайных режимов социального управления: один из них, вынужденный, например, обстановкой войны, характеризуется всеобщей дисциплиной и самоограничением (именно к этому типу режима может быть приложено распространенное определение «казарменного»), другой – искусственно создаваемый ситуацией организованного насилия над обществом (здесь уже уместны аналогии другого рода).

Сформировавшаяся под сталинским руководством система административно-бюрократического господства сама непрерывно воссоздавала исключительную ситуацию в обществе, превращая в норму массовый террор в отношении собственного народа. Любая система чрезвычайного управления неизбежно оказывается временной, так как она разрушает предпосылки собственного существования. «Военизированная» система жизни рано или поздно исчерпывает те самые ресурсы общества, которые она мобилизует, – в том числе политические, социальные, моральные. Прямое насилие, доходившее до массового террора, явившееся повивальной бабкой административно-бюрократической системы, не всегда оказывалось необходимым для нее: в годы замедленного течения социального времени (застоя) та же по существу система опиралась скорее на инерцию страха, чем на непосредственное насилие. Именно в эти годы сложились известные тупиковые ситуации в различных сферах общественной жизни.

Прежде всего стало очевидным исчерпание ресурсов экстенсивного неэффективного, расточительного социально-экономического роста. К ориентации на эффективное развитие, соразмеряющее затраты с результатами, абсолютизированная бюрократия просто не способна хотя бы потому, что ориентирована на формальные показатели, на «отчетность». Во все периоды господства бюрократического управления – как до войны, так и во время войны и после нее – доминировали неэффективные, нерациональные, крайне расточительные методы управления хозяйством и обществом, приводившие к невосполнимым потерям, к утрате самих критериев нормального общественного развития и факторов, которые могли бы его обеспечивать.