Парижский антиквар. Сделаем это по-голландски - Александр Алексеевич Другов

Ближе всех, пакостно улыбаясь, стоит высокий тощий парень в футболке и с длинными немытыми волосами. Таких подонков я много перевидал в дни своей ранней молодости, проведенной в Замоскворечье. В правой руке у него тускло поблескивает кастет. Рядом переминается с ноги на ногу еще один тип с высоко подбритыми висками. Обе руки у него в карманах кожаной куртки с косой полой, которые у меня на родине молодежь называет косухами. В общем, эта пара просто просится на рекламу общества собаководов: «Лучшее средство от нежелательных встреч — верный друг-ротвейлер». Друга-ротвейлера у нас нет. А у меня так вообще друзей совсем не осталось.

Однако больше всего тревожит третий участник их команды, который держится чуть сзади. Он, видимо, мулат. Курчавые черные волосы коротко подстрижены. Определить степень его физического развития трудно из-за свободной джинсовой куртки. Но крепкая шея и то, как он свободно и неподвижно стоит и отсутствующе смотрит мне в подбородок, заставляет опасаться прежде всего его.

Странно, эти ребята с самого начала все свое внимание сосредоточили именно на мне. Отчего так? Кто сказал, что у Билла должно быть меньше денег? Даже я в этом не уверен. И вообще, у этих троих слишком сосредоточенные глаза для обычных уличных грабителей.

Длинный ухмыляется еще шире:

— Финансами не поможете?

Улица абсолютно пуста, и ясно, что иного выхода, кроме как именно «помогать финансами» этой троице, у нас и быть не может. Билл что-то неодобрительно бормочет под нос, исподлобья глядя на молодых людей. Мой спутник явно не намерен уступать, и уж тем более делиться деньгами. Как бы он не наделал глупостей: бывший полицейский, ему такое — просто нож острый. Между тем, в подобных ситуациях, чтобы уцелеть, требуются гибкость дипломата, мастерство переговорщика, такт и понимание мотивов противоположной стороны. Пу и, конечно, изредка приходится идти на незначительные уступки, вплоть до некоторых финансовых потерь.

В ответ Билл злобно бурчит:

— Какие вам деньги? Идите отсюда.

Так я и знал. У Билла настолько обострено чувство справедливости, что это может создавать угрозу окружающим. Попытку нас ограбить он никак не может счесть делом праведным, и вот-вот ринется в бой отстаивать свои взгляды. Я согласен с тем тезисом, что иногда добро должно быть с кулаками. Но если уж кулаки — так кулаки, а Билл в этом смысл сбое итак себе: он силен духом, но не телом.

Стараясь предупредить неразумные действия Билла, суетливо роюсь в карманах. Ключи, платок, мелочь, снова платок… Черт, наблюдение на ночь наверняка сняли, и помочь-то некому. Улица совершенно пуста. Выполнили мою просьбу, леший их задери. Спят мужики, не знают, что нас вот-вот резать начнут.

Наконец, в нагрудном кармане нахожу смятые десять гульденов. Неуверенно протягиваю их длинному и вижу, как у меня дрожит рука. Он презрительно сплевывает, стаскивает с руки кастет и лениво тянется к деньгам.

На этот нехитрый трюк попадались люди поопытнее и покрепче этого типа. Сминая купюру, захватываю его кисть, и, выворачивая наружу, тяну по широкой дуге вниз и на себя. В нижней точке этого движения рука длинного хрустит и он молча валится на асфальт. Что поделать — если у тебя тонкие кости, не приставай к прохожим.

С правонарушителем в кожанке получается еще проще. Подвывая от злости, он шагает через тело длинного и тянет руки из карманов. Но смотреть, что именно он таскает с собой по вечерним улицам, уже времени нет. Он не успевает поставить ногу на землю, когда я достаю его колено ребром ступни и пытаюсь добавить кулаком под левое ухо.

Сделав едва заметное движение головой, он уходит от удара и в свою очередь ловит меня за руку. Кто занимался борьбой, поймет это ощущение человека, попавшего на хорошо проведенный бросок, — мир делает стремительный, захватывающий дух оборот, за этим следует тупой удар о тротуар, легкий звон в голове и вопрос: что это было и как меня так угораздило?

Мне еще не удается полностью придти в себя, я только начинаю подниматься, когда владелец кожанки получает короткий удар в подбородок от Билла, и, оступившись, валится на асфальт. Вскакиваю тем временем на ноги и оказываюсь лицом к лицу с третьим членом этой компании.

Я был прав, когда больше тревожился по поводу именно этого третьего. Даже не замечаю, как этот парень приходит в движение. Скользнув вперед, он делает легкий замах руками и мягко бьет меня ногой в голову. Успеваю отчетливо увидеть шнурки на его серых кроссовках, и все плывет у меня в глазах.

После такого удара все чувства на время отмирают и мир становится пресным и скучным настолько, что хочется закрыть глаза и лечь. И я второй раз за этот вечер ложусь, вернее, падаю на асфальт.

Крепыш перепрыгивает через лежащего напарника и делает шаг в мою сторону. В руке у него то ли кастет, то ли нож. Мир двоится, и я вижу только, как неприятно светится сталь. Билл, вцепившись в более высокого соперника, как английский бульдог, в стороне возится с парнем в кожаной куртке. Раздаются невнятные возгласы и кряхтенье.

Крепыш делает еще шаг. Вот и все. Сейчас он меня прикончит. Бесславный и бессмысленный конец на загаженной собаками мостовой.

Как мелодичен бывает звук автомобильного мотора, как радостно и нарядно светятся фары и мигают поворотники! Небольшой автомобиль выворачивает из-за угла и с приглушенным ревом подлетает к нам. Присев на передние колеса и коротко визгнув резиной, машина резко тормозит, двери распахиваются, выскакивают две темные фигуры. В полосе света, падающего из витрины, фигуры превращаются в Воропаева и Панченко, сотрудников нашего управления. Из-за руля выбирается еще один человек, издали похожий на Сибилева. Но как раз он-то двигается не слишком торопливо, полагая, видимо, что Воропаев и Панченко вполне способны управиться и без него.

В рукопашном бою крепко сбитый, хотя и не очень поворотливый, Панченко еще может сойти за партнера, а вот худому и нескладному Воропаеву лучше бы остаться в машине. Хотя он создает численный перевес и уже тем может быть полезен.

Не успеваю подняться с тротуара, как крепыш, который не смог быстро сориентироваться в изменившейся обстановке, получает два коротких и плотных удара в корпус. Основательный Панченко вообще не любит суеты, с которой сопряжены попытки попасть в голову противника, тем более что от его коротких в печень ничего не стоит потерять сознание. Утратив способность дышать, крепыш на мгновение замирает и начинает неуверенно перебирать ногами на месте. И в это время происходит самое скверное: очнувшийся бандит