Без скидок на обстоятельства. Политические воспоминания - Валентин Фалин

Назавтра подписание заявления. Брандт уполномочил Бара встретиться с Громыко, чтобы изыскать выход. Министр принимает Э. Бара в моем присутствии.

Э. Бар замечает:

– Мы тоже участвовали в переговорах и знаем, какой смысл вкладывался в каждое слово и положение соглашения по Берлину.

– Федеративная Республика в переговорах не участвовала.

– Возможно, я выразился не совсем точно. Федеративная Республика не была сторонним наблюдателем при выработке соглашения.

– Федеративная Республика не имела отношения к четырехсторонним переговорам.

А. А. Громыко совершает обряд закрытия не худшей главы в советско-западногерманском взаимопонимании с издевательской интонацией. Ради чего? Отыгрывается на мне за состоявшийся полет в замок? Ставит заслон новым нашим «сговорам»? Мстит за унижения, перенесенные в процессе ратификации Московского договора? Подтверждает, что Западный Берлин остается «любимой мозолью»? С меня довольно. Визит, конечно, закончим на приличной ноте, но чтобы дальше выносить причуды министра – нет, увольте.

Э. Бар замолк. Громыко в свою очередь не торопится что-либо предлагать. Незвано встреваю в то, что беседой не назовешь:

– Может быть, нам с Баром прикинуть развязку? Ни о каких новых урегулированиях речи не идет. Нужно емко и конструктивно передать политическое отношение СССР и ФРГ к действующим договоренностям.

– Вот-вот. Все, что требовалось решить, – подхватывает министр, – четыре державы решили. Теперь принятые решения надо выполнять. Собственно, ничего другого не требуется записывать в совместном заявлении.

– Весьма важным было и остается, как сказать то, что нужно сказать. Иначе заявление свелось бы к перечню обсуждавшихся вопросов. Если мое соображение кажется лишним, тем лучше, у меня других забот предостаточно, – теряю я терпение.

– Возражений, чтобы вы с Баром приложили руку к проекту совместного заявления, у меня нет. Получится – хорошо. Не получится – обойдемся без упоминания Западного Берлина.

– Без западноберлинского пассажа совместного заявления не будет, – отрезает Э. Бар. – Я себе не очень представляю, когда мы с послом сможем отключиться от других дел и засесть за формулировку по Берлину.

– А ночь на что? – желчно замечает Громыко.

На этом «содержательная» встреча с министром закончилась. Мы договариваемся с Э. Баром встретиться, если удастся, попозже вечером и в любом варианте зарезервировать время следующим ранним утром.

Не помню, чтобы мы сходились в тот же день. Детали встречи в 7.30 утра 21 мая запечатлелись. Формулировка «строгое выполнение и полное применение» (соглашения от 03.09.1971 г.) далась со второго или третьего захода. После все образуется. Наше предложение получит одобрение П. Франка. Пожевав слова, его примет Громыко.

Можно печатать недостающую страницу совместного заявления и подтверждать, что подписание документа состоится в назначенный ранее час. Время поджимает. Бар звонит кому-то и просит подослать вертолет. Пока мы делимся впечатлениями о том, как складывается визит. Едва ли не основной его результат, на взгляд Э. Бара, в упрочении доверия между двумя лидерами. Если с умом капитализировать этот фактор, многое можно сделать.

– А что с вашим министром?

– Вам с Рашем казалось, что я прикидываюсь, предрекая нелогичную реакцию моего министра. Вчера вы убедились, как дело обстоит. Для себя я выводы сделал. Зря я соглашался на Бонн. В прежней должности было легче приносить пользу делу. Сегодня или завтра, как удастся, я официально поставлю вопрос о возвращении в Москву. Урок, мне заданный, – ратификацию договоров, я исполнил, пусть не наилучшим образом. С меня довольно.

– Мы с Брандтом обменивались мнениями по поводу ваших сомнений. Ваше отсутствие в Москве ощущается, и даже очень. Но кого пришлют на должность посла в Бонн?

– Свято место пусто не бывает.

Пора лететь. Десять – двенадцать минут, и мы в Петерсберге. Панорама Рейна неутешительная. Сверху видно, как ему достается от людского неразумения. Словно саваном, он накрыт пленкой нефти – куда хватает взор. Старик бурлит, не сдается, но где ему против соединенного беспредела четырех наций.

Вечером генеральный секретарь дает обед в честь федерального канцлера. Гостей будет много, хотя желающих попасть в число приглашенных еще больше. Особо сановитые из немцев придирчиво удостоверяются, за каким столом и с кем рядом их посадят. Например, Ф.-Й. Штраусу показалось, что председатель ГКП Г. Мис размещен слишком близко к нему. То, что главный мировой коммунист приглашает, не отвращало, а свой портит аппетит. Мороки с приемами всегда много, а тут – в неудобном помещении, сверхплотно уставленном столами, и еще с сугубо национальным меню. Ладно, бог не выдаст, кто-то не съест.

Днем по программе мы предоставлены сами себе. Громыко приглашает разделить с ним ланч. Вот он, его величество случай, чтобы внести кое-какую ясность. Министр, сбросив давление, в уравновешенном состоянии.

Никаких сложных тем не трогает, все больше о погоде, природе и человечестве. И так до момента, пока не подали чай.

– Визит, похоже, удался, – говорит он. – Конечно, на ФРГ свет клином для нас не сошелся, но приличный тонус в отношениях с ней желателен. Даже очень. На европейском направлении нашей политики особенно. Московский договор заложил основы. Само собой, однако, дело вперед не пойдет. Следует и дальше считаться с попытками сбить ФРГ с правильного пути. Мы рассчитываем на энергичную помощь со стороны посольства.

– Согласен с вами. Процесс модернизации наших отношений с ФРГ будет сложным и долгим. Пока больше намечено, чем сделано. Визит подтверждает, что двигаться вперед можно и более высоким темпом. Было бы грешно не воспользоваться этим. Думаю, что в интересах, как вы выразились, «энергичной помощи со стороны посольства» стоило бы сменить в Бонне посла. Данные мне при назначении поручения я в меру способностей выполнил и убежден, что дело только выиграет, если с достигнутой отметки его поведет другой дипломат.

– Отказываюсь понимать вас. Отношения с ФРГ на подъеме. Встреча в верхах открывает новые горизонты. Отчего такое настроение? Не понимаю.

– На мой взгляд, совсем неплохо, когда новый посол получает от предшественника не расстроенные дела. Мной руководят трезвый расчет и забота о деле. Помимо этого есть еще личные планы, для которых время имеет не второстепенное значение.

Громыко избегает конкретизировать, на какие личные планы я намекаю. Допускаю, что они так или иначе достигли его слуха, ибо особой тайны из желаний сойти с дипломатической орбиты я не делал. Но чтобы посол предпринимал подобный демарш во время визита генерального секретаря? С него станет, возьмет и обратится напрямую к Брежневу, сопроводив заявление об отставке вредными комментариями.