Свет всему свету - Иван Сотников

У самого берега Максим увидел вдруг одинокую березку и в радостном изумлении остановился перед нею. Как Оля! Белоствольная красавица застенчиво наклонилась над водою и словно загляделась на свое-отражение. Пышнокудрая, она всякому, кто приближался к ней, обещала покой и прохладу. Максим щекою прижался к молодой шелковистой коре. Как знать, почему в душе проснулась вдруг неизъяснимая грусть и пробудила песню. Слова ее он сочинил сам, когда вспоминал про Олю в госпитале:

Далеко, далеко до любимой,Может, сотни несчитанных верст...

Оля еще издали услышала голос Максима и ощутила, как что-то больно кольнуло ее сердце. О ком он? Она подошла совсем близко и несмело тронула его за руку.

— Оленька! — обрадовался Максим.

— О ком это?

— Как о ком? — усмехнулся он ласково. — Шел, заскучал что-то, смотрю, березка, будто с наших мест прибежала. Остановился и запел... — «О тебе», хотел добавить он, но его перебила Оля:

— Все о ней?

— Да что ты! — взял он ее за руку.

Оля заколебалась: отдать письмо или выждать? Его привез сейчас Зубец. Не письмо даже — открытка. Прочитала и изумилась. Надо ж случиться такому. Все это томило и жгло, хотелось слов и объяснений, и она пугалась их. «Может, сотни несчитанных верст», — еще звучали в ушах слова его песни. Конечно, о ней! А тут письмо... Отдать или не надо?

— Зубчик вернулся и привез вот, — протянула она открытку. — Лариса пишет, — и увидела, как его обожгло, словно бросило в жар, и лицо вспыхнуло. «Обрадовался и переживает», — ревниво подумала девушка, не сводя с него пристальных глаз и пытаясь разгадать обуревавшие его чувства.

— Смотри ты, — пожал он плечами, — жива, институт кончает, — растерянно перечислял он, — и всего открытка! — все еще с недоумением вертел он ее в руках.

«Сожалеет», — с болью в душе мысленно решила Оля и пристально посмотрела в глаза Максиму.

— А знаешь, — улыбнулся Максим, — я рад за нее, право, рад: жива, здорова и, видно, счастлива. Очень хорошо! И для... — он хотел сказать: «Для нас хорошо», — но, увидев лицо девушки, вдруг запнулся, оборвав фразу. — Ты что? Я же... ты знаешь... я... — обнял он ее за плечи. Но девушка выскользнула, глаза ее потемнели, став похожими на море в бурю. Оля порывисто шагнула и молча пошла прочь.

— Оля, Оленька, да остановись ты! — рванулся он за нею, но девушка не обернулась и побежала. — Оленька, ну погоди же!

— Ты что воюешь? — услышал Максим голос Тараса Голева.

— Да вот.. — замялся Якорев, не зная, как объяснить ситуацию. — Лариса жива, письмо пришло.

— Ну и ну! — подивился Голев и тут же начал выкладывать свои новости: — Людка нашлась. Ранена, больна, да уж отходили. Мать письмо прислала. От радости чуть с ума не сошел.

— Ой, как хорошо! — обрадовался Максим и обнял Тараса, потом побежал за Олей. Счастливый отец так и не разобрался в его чувствах.

Примирение с Олей состоялось поздно вечером. Максим увлек ее в парк, и до самого отбоя бойцы у палаток, разбитых неподалеку от парка, слышали его песни.

— Это моряк наш! — прислушиваясь, сказал Сабиру Голев.

— Хорошо поет, — радостно откликнулся Азатов.

Сидя на росистой траве, они тихо беседовали.

— Легко на сердце — вот и распевает, — отозвался Тарас Григорьевич. — Я вот Людку свою все тут шукал, а она, вишь, на другом фронте объявилась, — не уставал он повторять рассказ о дочери. — Жива! Хожу теперь, ног под собой не чую. Хожу приглядываюсь, вроде время слушаю. Гудит! Смотрю на чехов, трудно им, а верю, эти горы своротят, а своего добьются. Смотрю на них, и столько хочется им доброго сделать. Тому бы земли прирезал, другому работу облегчил, третьему в учебе помог. Вот от души хочется, чтоб быстрее на ноги стали.

— Эти станут! — подтвердил Азатов.

Неподалеку послышались аплодисменты. Глеб Соколов читал солдатам Маяковского, и они шумно рукоплескали.

— Светить — и никаких гвоздей! Вот лозунг мой и солнца! — отчетливо доносились к ним слова поэта.

— Слышишь, светить! — подхватил Голев. — Хорошо сказано. Светить всему свету — вот наше дело.

— Да, свет всему свету! Очень хорошо!

В полку сегодня особый день.

С развернутым Красным знаменем торжественно шел он через всю Прагу, шел сквозь нестихающее тысячеустое «наздар», шел почтить память Ленина.

Со ступени на ступень подымались воины-победители в историческую комнату в здании на Гибернской улице, где тридцать три года назад проходила Пражская конференция, и каждому хотелось яснее представить себе всю обстановку тех знаменательных дней.

Да, да, именно по этим лестницам подымались делегаты-ленинцы, они входили вот в этот скромный небольшой зал, обставленный простой мебелью, в котором за председательским столом сидел Ильич. Здесь шла работа конференции, здесь был избран большевистский ЦК, здесь находился тогда боевой штаб гениального стратега революции, отсюда руководил он судьбами человечества, тут собирал силы большевистской партии, а пять лет спустя она возглавила величайшую из революций.

Мысли и чувства всех верно и ясно выразил Березин, записавший в книгу отзывов простые, идущие от сердца, слова:

«В боевом строю родной армии с великой миссией прошли мы от Сталинграда до Праги и нигде не видели знамени, которое светило бы людям ярче, чем знамя Ленина — единственно верное боевое знамя миллионов. Верим, с этим знаменем у нас и впредь никогда не будет поражений».

А ниже появились сотни имен и фамилий воинов рядового советского полка, и среди них Андрей Жаров, Николай Думбадзе, Савва Черезов, Марк Юров, Максим Якорев, Тарас Голев, Татьяна Зарковская, Семен Зубец, Акрам Закиров, Ольга Седова, Павло Орлай, Ярослав Бедовой, Вера Высоцкая, Сабир Азатов, Матвей Козарь, Яков Румянцев.

Почтить память вождя сюда приходят люди разных классов и профессий: писатели и журналисты, рабочие и труженики села, учителя и чиновники, солдаты и офицеры многих армий, честно воевавшие против фашизма, узники, освобожденные из лагерей смерти, и редкий из посетителей не оставляет записи в книге отзывов. Полк ушел уже, а Жаров с Березиным все еще листали и листали эту книгу, вчитываясь в ее волнующие страницы.

Офицеров привлекли записи их зарубежных друзей — Иона Бануша из румынской дивизии и Имре Храбеца из Венгрии.

«Воевать и побеждать мы учились у Советской Армии, — писал Бануш. — Будет и у нас в Румынии армия рабочих и крестьян, воспитанная по-ленински».

«Ленин — это сила, с которой ничто не страшно», — записал Имре Храбец.

Склонившись над книгой, Жаров не успел еще раз перечитать эти записи, как почувствовал на плече чью-то дружески опущенную руку и, полуобернувшись, поднял глаза: за спиною Гайный и Вайда.

Он с радостью обнял чешских друзей.

«Ленин пробудил сознание, дал силу, и мы победили, — написал Вилем по-чешски. — По его заветам будем строить и укреплять новую чехословацкую армию».

В зале, где в свое время шли заседания конференции, стояло красное, пробитое пулями знамя пражских повстанцев. Вайда поглядел на него и записал:

«Знамя Ленина — знамя жизни! Никому не вырвать из наших рук этого боевого знамени, с которым все честные люди мира пойдут к коммунизму. И. Вайда».

Да, это очень верно: знамя жизни!..

Прошло еще несколько дней, и советский самолет, взявший на борт большую группу солдат и офицеров из дивизии Жарова, мчал их из Праги в Москву, на парад Победы.

Внизу бесчисленные пути-дороги, форсированные реки и горные кручи, земля, перекопанная траншеями и рвами, опутанная колючей проволокой, ощеренная надолбами, изуродованная снарядами и бомбами. Земля, на которой еще недавно высились валы вражеской обороны, беспощадно повергнутые в боях и сражениях.

— Да, — вздыхал Голев, всматриваясь в окно самолета, — четыре жестоких года потребовалось, чтоб пройти по ней от Волги до Эльбы и Влтавы.

— Зато теперь, — ответил ему Якорев, — мы пролетим этот путь меньше, чем за день.

— Победа, друзья! — обобщил Березин.

Все не отрывали глаз от земли, словно плывущей навстречу и опоясанной огромным сизо-дымчатым кольцом горизонта, все с болью и гордостью вглядывались вниз: с болью за погибших, чьи могилы остались там вечными памятниками всесветной славы, и гордостью за живых, воинов и тружеников, чьим мужеством завоевана победа...

...Красная площадь. Кремль. Ленинский Мавзолей.

С этой площади партия посылала воинов с великой миссией. Сюда и возвратились они с победным рапортом своей Родине, своему народу, своей партии. Она их учитель и вождь. С нею сбываются их любые мечтания. С нею они всегда впереди, всегда в наступлении, в величайшем наступлении, где каждый день труда и борьбы ускоряет победу коммунизма.

Стройно и торжественно идут сводные полки всех фронтов. Идут мимо ликующих трибун. Мимо Мавзолея. Идут, бросая к подножию исторической трибуны поверженные знамена разбитых вражеских полков — финских, испанских, бранденбургских, итальянских, баварских, рейнских, когда-то шагавших в строю голубых, коричневых и черных дивизий. Идут сыны великой страны, могучей и непобедимой. Идут мимо зубчатой кремлевской стены, за которой на высоком куполе светлого здания реет вечно живое ленинское Знамя.