Фантастика 2009: Выпуск 2. Змеи Хроноса - Сборник

– Мое дело, конечно, сторона. Непривычная я в чужие разборки встревать, но зря вы это. Не стал бы он вас закладывать. Нипочем бы не стал.

– А-а-а-а!!! – дико завыл Никодим Петрович, трясущейся рукой вытащил пистолет и выпустил всю обойму по птице. Но та, громоподобно каркнув на всю Николину Гору, исчезла, как и не было ее вовсе.

Девочка Вера впервые в жизни не могла заснуть. Она прислушивалась к дождю за окном, маялась и смотрела, как отец играет в слоников. Фома Кузьмич тоже не спал, но на дочь не обращал никакого внимания, не мог наглядеться на нежданное золото, сидел на полу и, слушая завывание ветра, переставлял перед собой тяжеленькие фигурки. Вдруг полыхнула молния, трескучий гром разорвал на куски небо, распахнулось оконце, и к ним в каморку влетела птица. Фома Кузьмич вздрогнул, посмотрел на ворону, сидящую рядом с ним на полу в лужице стекавшей с нее воды, и подумал, что теперь уж никогда не придется ему кормиться печеной птахой. Он взглянул на дочь и приказал:

– Покроши ей черствую булку. В буфете оставалась. Вчерашнюю оставь, а сухую покроши. Не перепутай.

Девочка Вера встала с постели, сердито взглянула на отца, раскрошила в тарелку половину мягкой булки и поставила тарелку перед мокрой птицей. Ворона шумно отряхнулась, клюнула крошку и сказала ей:

– Плащик накинь и иди за мной.

Ничуть не удивившись, девочка Вера оделась и вышла из особняка старухи в ненастную ночь.

– Видишь меня? – спросила из темноты ворона. – На голос иди. Я тебе кричать буду.

– Не нужно, – крикнула девочка Вера. – Я и без тебя знаю путь.

Пока она поднималась на гору, дождь прекратился, и на бархатно-черном небе алмазными искрами засверкали умытые дождем звезды. На вершине девочка Вера почти без усилий отвалила каменную плиту.

– Умница, – похвалил ее аггел, вылезая из ямы и отряхивая налипшие на тельняшку комья глины. – Мне этот каменюга не под силу. Заклятие на нем очень смекалистого и эрудированного мага. И зачем его сюда в вашу глухомань занесло? Пользуетесь тем, что судьбы ваши не регламентированы. Свобода! Свобода! А что в ней, в свободе-то? Войны затевают, интернет удумали, ворон пекут. Жить надобно по законам, по заповедям, по инструкциям. Если положено, действуй. Не положено, стало быть, нельзя. Нельзя и все тут. Поняла?

Девочка кивнула.

Из-за облака выползла луна, и камень вдруг брызнул им в глаза цветными искрами.

– Хорош, – оценил аггел, – лабрадор называется. Нет здесь у вас таких. Стало быть, чародей с собой его приволок. Хотел бы я понять для какой надобности. Ну, ладно. Пора мне. – Аггел стянул с себя тельняшку. – Отдай отцу. Постирает, и будет как новая. Ошалел он у тебя малость от богатства внезапного. Пустое это. Помни, нагие мы перед Творцом!

Аггел прижал девочку к груди, и она тихо заплакала. Потом он деловито пристегнул крылья, вознесся над Николиной Горой, воссиял прощально на полнеба, в верхних слоях обернулся тарелкой и, аккуратно ввинчиваясь в пространственные переходы, рванул домой.

«Никогда! – думал он, привычно впадая в походный анабиоз. И уже почти впав, окончательно решил: – Никогда!»

Сергей Герасимов

Неприятность

При возвращении в родной город с Дионисием Петровым случилась неожиданная неприятность. Проходя по большому залу вокзала, он засмотрелся на бегущую строку объявлений. Не глядя, он ступил на влажную дорожку, оставленную громоздкой электрической улиткой вокзального полотера. Его нога скользнула по мокрой плитке, он потерял равновесие, взмахнул руками, выронил чемодан и упал лицом вперед. Пол оказался неожиданно твердым. Чуть менее твердым, чем кувалда, которой глушат бычков на сельских бойнях или костяшки кулака какого-нибудь Моххамеда Али в лучшие годы его карьеры.

– О господи! – произнес Дионисий и встал на колени. Разноцветные звезды все еще плыли перед его глазами.

Он с опаской потер ладонью шишку на лбу и огляделся, чтобы увидеть свой чемодан. Увы, чемодана поблизости не было. Не было поблизости и электрического полотера, управляемого, как припомнил Дионисий, отвратительной каргой в отвратительной голубой форме отвратительных вокзальных служащих. Все это могло означать только одно: ударившись лбом о пол, Дионисий потерял сознание на несколько минут, как это и бывает при легком сотрясении мозга. За эти минуты проворные пассажиры успели стянуть чемодан, а карга увела свой полотер в другой конец зала.

– Ну почему это происходит именно со мной! – простонал Дионисий и пощупал внутренний карман пиджака, где обычно лежали документы и деньги. К счастью, и то и другое было на месте. В похищенном чемодане не было ничего ценного, кроме плохо пахнущего белья, купленной по случаю видеокассеты игривого содержания и недоеденной дыни.

Он поднялся с пола и посмотрел на бегущую дорожку объявлений, сбоку от которой свешивался тяжелый параллелепипед электронных часов. Судя по цифрам, которые показывало это чудо электроники, он провалялся без сознания больше четырех часов. И действительно, лучи солнца, входящие в огромные окна, были подозрительно оранжевого оттенка, что означало приближение вечера.

– Ничего себе! – произнес Дионисий и в этот момент заметил нечто еще более странное. Часы, как водится, показывали не только время, но еще и число, месяц и год – последнее, видимо, на тот случай, если на привокзальной площади высадятся инопланетяне, не имеющие понятия о земном летоисчислении, но умеющие читать арабские цифры. Или на тот случай, если психиатрическая лечебница в полном составе будет переезжать в другой город. Дата, которую показывали часы, была более чем странной: шестое августа две тысячи четвертого года. Однако Дионисий прекрасно помнил, что еще совсем недавно год был две тысячи шестой.

Пролежать два года в коме, неподвижно растянувшись на вокзальном полу, ладно, это еще нормально, в кино мы и не такое видели. Но пролежать минус два года? Так, чтобы время прыгнуло назад?

Дионисий пощупал боковой карман, где он обычно держал мобильник. Телефон, купленный всего месяц назад, исчез. Вместо него в кармане лежала записная книжка, выброшенная в позапрошлом году. Неужели?

– Предъявите ваши документы. Транспортная милиция, – услышал Дионисий голос за своей спиной и обернулся.

Невдалеке от него стояли двое мужчин в черном, более чем внушительного вида, причем один из них прикручивал к пистолету вещь, которая скорее всего была глушителем. Дионисий предъявил паспорт.

– Так, так, Дионисий Петров, значит, – сказал один из мужчин и положил паспорт себе в карман. – Сожалею, но мы вынуждены вас застрелить.

– Застрелить?

– Ничего личного. Такова инструкция. Пожалуйста, не дергайтесь. Мы должны стрелять точно в лоб.