Фантастика 2009: Выпуск 2. Змеи Хроноса - Сборник

Низложенная перечница согласно кивала, но поделать ничего не могла. На Федю тоже надежды не было. Никодим Петрович рычал, вспоминая оборотня в погонах, и клялся урыть изменника при малейшей возможности.

– Эй, есть тут кто?! – заорал сержант и саданул сапогом в дверь.

– Ага, есть, – откликнулся из кухни однорукий бомж Славик, назначенный Тайгером тюремщиком при чулане. – Чего тебе? Баланда из бычков будет только вечером. Товарищ Тайгер перевел вас на одноразовое питание.

– А ключ от двери у тебя есть? – ласково спросил Никодим Петрович.

– Нету. Ключ у товарища Тайгера. Он придет и вам баланду просунет.

– А ты тогда зачем тут?

– Приставили следить, чтобы побега не было.

– Как же мы убежим, если заперто?

– А кто вас знает? Может, у вас отмычка какая?

– Была бы отмычка, я бы тебя по стеночке размазал, – ласково прошептал Никодим Петрович.

– А был бы у тебя ключ, выпустил бы нас, господин Славик? – еще ласковее спросила старуха Извергиль.

– Зачем это? Вы есть классово чуждый элемент и изолированы от общества, чтобы не разлагали массы.

– Я же тебя, дурня однорукого, приютила, кормила и поила, – напомнила бомжу старуха.

– А кто для вас контейнер с курями нашел?

– Так тухлые же были.

– Видел, как ваш повар их зажарил и отправил на рынок. Эксплуатировали вы нашего брата, использовали наш труд за-ради прибавочной стоимости. Товарищи Аксакал и Тайгер нам открыли глаза. Хватит. Кончилось ваше время. Теперь сами будем курей жрать, если найдем. Попили нашей кровушки, кровопийцы. Поизмывались. А этот, которого к высшей мере… ну, который без права переписки, фонтанов нас лишил из наших природных недр. Разве можно такое простить? Нет, теперь вы за все ответите простому народу.

– Будет тебе фонтан, – вздохнул аггел.

Бомж замолчал, а старуха и сержант удивленно уставились на аггела.

– Персональный? – уточнил бомж. – Чтобы никто ни-ни?

– Персональный, – согласился аггел.

– А долгий? Ежели он через неделю иссякнет, то…

– Пожизненный, – вздохнул аггел.

– Так ключа же нет, – после долгого раздумья тоскливо произнес тюремщик.

– Дубликат висит на гвозде в ванной комнате над стиралкой, – сказала свергнутая королева свалки.

Покинув чуланные кущи, арестанты, опасливо озираясь, направились к горе.

– Ну, где тебе? – спросил аггел тюремщика.

– Да хоть бы сразу за домом.

Через минуту в лощинке за особняком старухи выметнулся к небу фонтан и раздался возмущенный вопль однорукого Славика:

– Это что же это?! Это зачем мне? Это же вода!

– Нарзан, – уточнил аггел и приказал: – Подойди ко мне и подними обе руки к небу.

– О Господи! Что же ты со мной творишь? – запричитал бомж. – Одна у меня рука-то. Одна!

– Две! – торжественно объявил аггел. – Две теперь. И теперь можешь ты скрыться, если искать будут. И никто не признает тебя с двумя руками. Но новую руку береги пока в смысле тяжестей или драки. А минералку пей, она шлаки вымывает из организма.

– Господин Славик, – вдруг нежно обратилась к бывшему инвалиду бывшая королева, – а для чего у тебя на брюхе кобура висит. Ты оружие-то верни законному владельцу. Ты человек штатский, тихий, оно тебе ни к чему.

– Так доверили, вручили как социально надежному…

– Поговори мне, надежда классовая! – рявкнул Никодим Петрович, сдирая со сторожа портупею.

Душная потная жара кончилась. Задул ветерок. Небо запестрело яркими резвыми облачками, а затем и вовсе затянулось темно-серой хмарью. На горизонте зачернела туча.

– Дождь соберется к ночи, – тяжело забравшись на гору, определила старуха и увидела на макушке горы яму. – Яма зачем-то. Странно. Не иначе выкапывали что-то.

Глубокая ямина на вершине горы была пуста. Рядом с ямой высилась куча выкопанной глины. На куче вальяжно расположилась ворона. Старуха Извергиль походила вокруг ямы, заглянула в нее, сбросила в яму ком земли и проследила, как он шлепнулся на влажное дно. Никодим Петрович присел поодаль на старом пне и извлек из кармана каменный сухофрукт. Низложенная королева взглянула на аггела, отрешенно наблюдавшего закатное солнце, подошла к сержанту и, наклонившись, прошептала ему в самое ухо:

– Убирать нужно нашего чудотворца.

– Ты что, баба, белены объелась? – удивился сержант. – Теперь-то терапевта зачем? Как бы безвредный мужик. С какого рожна?

– Да все с того же, голубок. Все с того же. Ты его спроси, он тебе расскажет, сколько коробок с телефонами привезут твои подельники и какой навар с этого твоего конфиската ты надеешься поиметь. Все расскажет в подробностях. И что скверно, может тебе рассказать, а может и еще кому-нибудь.

– Да откуда ему знать? Ты что?

– Этот терапевт, голубок, твои задумки знает лучше, чем ты сам. Это уж будь надежен! Видел, что он с одноруким сотворил? Пронзительный мужик. От Диавола сила его. Кончать нужно терапевта непременно. И мочить его следует бессмысленно, как бы случайно, как бы и нет у тебя заранее умысла. Сможешь так?

Сержант расстегнул кобуру, посмотрел в спину аггела, помотал головой.

– Хорошо похмелье лечит мужик. Лоб тронет, и как не пил неделю. Мысли, говоришь, читает?

– Это уж будь надежен.

– Так это он, стало быть, уже и догадался о твоем замысле его пришить.

– Не до нас ему. Закат провожает. А возможно, и впрямь догадался.

Никодим Петрович вынул ствол, передернул затвор и окаменел лицом.

– Далековато. Позови его.

– А его нельзя позвать. Ждать нужно случая.

Аггел, стоявший в отдалении, вдруг отвернулся от кровавого закатного солнца, посмотрел на старуху Извергиль и произнес значительно:

– Книги судеб нет. Каждому человеку дано выбирать свой путь по жизни в терниях и соблазнах греховных. И кто не страшится суда земного, пусть убоится суда…

Грохнул выстрел, и аггел упал.

– До суда дожить надо, – тоже значительно произнес Никодим Петрович и произвел контрольный выстрел.

Потом они сбросили аггела в яму и час целый закидывали его глиной. Под глиной обнаружился угольно-черный с синей искрой камень, и сержант, постанывая от натуги, положил его сверху на ямину. И в этот момент то ли в сам камень, то ли рядом саданула молния, звучно прогрохотал гром, потемнело, и стеной полил дождь. Ворона, наблюдавшая за ними из дупла неохватного старого дуба, взъерошила перья и очень слышно, несмотря на шум дождя, сказала:

– Мое дело, конечно, сторона. Непривычная я в чужие разборки встревать, но зря вы это. Не стал бы он вас закладывать. Нипочем бы не стал.

– А-а-а-а!!! – дико завыл Никодим Петрович, трясущейся рукой вытащил пистолет и выпустил всю обойму по птице. Но та, громоподобно каркнув на всю Николину Гору, исчезла, как и не было ее вовсе.