Сталинградский апокалипсис. Танковая бригада в аду - Леонид Фиалковский

— Никто не должен знать об этом, — промолвил он.

— Он живой?

— Живой, конечно.

— Тяжелый?

— Не очень.

— Куда?

— Что куда?

— Ранил куда?

— В задницу.

— Куда?

— Рядом с крестцом.

— Зачем ты его сюда привез? Что мы тут ему сделаем? В какой-нибудь медсанбат надо было его везти или в госпиталь.

— Он так распорядился. Да мы к тебе и направлялись.

— Зачем?

— Об этом потом. Надо что-то делать.

— Снесем его сюда, — и я схватил носилки.

— Не надо носилок, в машине есть, пошли быстрее, замерз он там.

Я надел шапку, накинул шинель, и мы вышли на заснеженную сугробами улицу. Санитарную машину окружили наши красноармейцы, интересовались случившимся. Подошли к машине, открыли боковую дверь, поздоровался и осмотрелся. Джатиев лежал на нижних боковых носилках, животом вниз. Сверху был накрыт ватным конвертом. Я попросил водителя открыть задние двери, зашел в машину, расстегнул ремни носилок и попросил помочь вынести бригврача. Гомельский, убитый случившимся, отрешенный, шел сзади. Носилки с раненым поставили на пол, и я стал раздевать его, чтобы осмотреть.

— Повязка наложена?

— Да, — ответил Гомельский.

— Она сползла, — произнес, постанывая, Джатиев.

— Заменим.

Сняли шинель, подняли гимнастерку с нижним бельем, спустили штаны с окровавленными кальсонами. На крестце лежала пропитанная кровью марлевая повязка. Ножницами надрезал ее и снял. На правой ягодице, ближе к крестцу виднелась небольшая овальная ранка с запекшейся кровью, входное отверстие пулевого ранения, должно быть вошла в тело плашмя.

— Куда ж она делась? — спросил я.

— Кто?

— Пуля куда пошла?

— Она, должно быть, в кости застряла, в крестце, — подсказал Джатиев.

— Мочились, товарищ подполковник?

— Нет, очень хочу.

— Надо посмотреть мочу, не задела ли пуля мочевой пузырь.

— Куда помочиться?

— Ведро вот есть.

— Правильно, надо помочиться. Уже невтерпеж. Повязку сначала наложите, — руководил оказанием себе помощи Джатиев.

— Сейчас, — сказал я.

Достал комплект «ПФ», спиртом обработал кожу вокруг раны. Пальцем ощупал кожу вокруг раны и нащупал бугорок, при надавливании на который отмечал болезненность. Это могла быть пуля, с чем согласился Джатиев. Вновь обработал спиртом вокруг раны, смазал ее настойкой йода, наложил на рану подушечку индоперпакета, укрепил бинтом вокруг талии, другой бинт перетянул через бедро для фиксации повязки. Он попросил помочь ему встать и помочился в ведро. Моча была без крови. Живот был спокойный, да и общее состояние и самочувствие было неплохими, кроме испуга, который преобладал над всеми нами. В комнате во всю стену стояла кровать, на которой я спал. На матрас постелил одеяло, взбил подушку и уложил доктора. Накрыл сверху ватным конвертом. Простыней не было. Он попросил уложить его на бок, что и сделали.

Прибежал командир роты, замполит. Опросили, тяжелое ли ранение, как это случилось. Он всем ответил:

— Ехал в медсанбат соседней дивизии договориться, чтобы брали наших раненых. В госпиталь, в Бекетовку, возить далеко. Захотел по-маленькому, остановил машину в открытой степи, вылез и только закончил, как что-то стукнуло меня в крестец и обожгло, как каленой проволокой проткнули. Ахнул, рукой пощупал, а она в крови. Понял, что ранен, должно быть, случайной пулей. Выстрела не слышали. Вот как это случилось, — закончил он.

— Доложить командиру бригады? — спросил Михайловский.

— Не надо. Завезут меня хлопцы в ближайший медсанбат, там вытащат пулю, и как не было. Немножко полежу, согреюсь, и поедем.

— Надо ли вам что, товарищ бригврач? Может, покушать что?

— Спасибо, пока ничего не надо.

— Отдыхайте. Разрешите идти?

— Да, идите, занимайтесь своими делами.

Они ушли. Джатиев обратился к нам:

— Так, как я сказал, так и было. Если будут спрашивать, так и говорите, поняли?

— Так точно, — вытянулся Гомельский, несколько приободрившись.

— Поняли, — ответил я.

— Так точно, — ответил водитель.

— А тебя, Гомельский, прошу поехать в медсанвзвод, сказать об этом Гасан-Заде, он доложит командованию, и прошу привезти сюда Нину. Она мне поможет. Как-никак — операционная сестра.

— Слушаюсь, — ответил Гомельский, — разрешите ехать?

— Езжайте. Говорите, как я сказал.

— Будет исполнено!

И Гомельский пошел к выходу. Я и водитель пошли за ним. Возле машины спросил, как же это произошло. Гомельский помялся немного и рассказал следующее.

Во всем этом, оказывается, был виноват я. Когда-то мне понравился его шестнадцатизарядный пистолет «Вальтер». Он обещал достать и мне и достал. Когда Джатиев пригласил его поехать с ним в медсанбат 38-й стрелковой дивизии, с которой бригада взаимодействует, чтоб договориться о возможности эвакуации наших раненых к ним, Гомельский предложил заехать к нам в роту. Джатиев согласился. Мой друг захватил пистолет с собой, чтобы отдать мне. После медсанбата они поехали в наше расположение. Бригврач сидел рядом с водителем, а Гомельский сзади, за железной печкой, на боковой скамье. Решил посмотреть пистолет, который вез мне. Стал возиться с ним, вынимал магазин, заправлял, и внезапно произошел выстрел в машине, и Джатиев вскрикнул, схватившись руками ниже поясницы. Гомельский потерял дар речи, и его всего сковало. Водитель остановил машину, уложил Джатиева на носилки. Постепенно вышел из оцепенения Гомельский и осмотрел бригврача. На ягодице оказалась кровоточащая ранка. Гомельский дрожащими руками достал йодную настойку, смазал рану, наложил повязку и постепенно стал приходить в себя.

Джатиев приказал ехать ко мне. Были уже близко. Пуля прошла через две стенки железной печки, сиденье и, ослабленная этими препятствиями, вошла в мягкие ткани ягодицы и уперлась в крестец. Первым сообразил, что все окончилось благополучно, сам Джатиев и версию придумал более или менее возможную, чтобы в нее поверили. Так все получилось по моей вине, как выразился Гомельский. Он уехал, «Вальтер» отдал мне и предупредил, чтобы не повторил подлый закон парного случая.

Пистолет спрятал в сенях. Джатиеву согрел чай, из кухни принесли консервы, хлеб, сахар. Попросил он немного спирта и принял внутрь, чтобы продезинфицировалась рана, как он выразился, и чтобы отойти от пережитого страха.

За время общения он произвел очень хорошее впечатление. Шутил, много рассказывал смешного, а о себе мало. Родом из Осетии. До нашей бригады занимал большой медицинский пост во фронте. Но что-то случилось, и был направлен бригадным врачом к нам. Его жена Нина (если она была настоящей его женой, ибо лет на двадцать моложе его) работала операционной сестрой в госпитале. Надеялся, что она разберется с ним, и поэтому решил ждать ее. Под вечер пришла санитарная машина с этим же водителем. Приехала Нина, осмотрела рану, сделала перевязку и решила утром отвезти его в какой-то медсанбат или госпиталь и извлечь пулю. Я им уступил медпункт, принес ужин из того, что готовили отдельно для командира, и еще мясные консервы. Так распорядился наш командир. Ушел на ночь к Манько. Забрал и водителя санитарной машины.