Английские эротические новеллы - Алекс Новиков

— Два!

Плеть опустилась чуть выше бедер, хвосты тяжело влипли в тело, и почти обвились вокруг него.

Катрина завизжала, как поросенок под ножом монастырской трудницы-поварихи Джейн от обжигающей боли. Теперь удары сыпались один за другим, жаля нежнейшую плоть. Приор плетью владел виртуозно: каждый удар был продуманным и точным. Боль казалась разрывали Катрину на части сотнями раскаленных железных крючков.

Приор, полюбовавшись пляской ягодиц и первыми капельками крови, нанес еще один удар. Он уже разошелся. Желание мучить несчастную жертву, продолжало накатывать на него волнами, усиливаясь от каждой капельки крови, от каждого вздрагивания от каждого стона.

— Три! — настоятельница улыбнулась, глядя, как девушка подпрыгнула на аналое.

— Deus! Katherine peccaverunt et oportet puniri! Pro salute animae suae![186] — Улыбнулся палач.

«Черт бы тебя подрал! — подумал Бертран и боязливо перекрестился. — Такие мысли доброму католику в церкви грех!»

«Мои розги куда как слабее, — подумала Матушка, видя, что силы девушки уже на исходе, — но по греху и покаяние! И главное — реликвия! Катрина должна потерпеть во имя монастыря!»

— Ой, мамочка! — Катрина зарыдала навзрыд.

Бедная девушка пыталась ерзать по аналою, но это не спасало попку от страшной плетки…

— Козочка то наша заблеяла, — шептались монашки. — Хорошо ее отец Джон пробирает! — Эта девица пролила столько слез, что потушила бы целый костер. Такой скорби, таких потоков слез не видано со времен святой Ниобы, о которой нам рассказывал приор Джон. Точно сам водяной бес вселился в прекрасную Катрину.

Они не могли простить Катрине того, что чернокнижник пользовался только ее услугами.

— Бедная монашка, — шептались крестьяне, пришедшие в монастырь, — видимо, велика ее вина перед Господом.

Но больше всех порка потрясла Бертрана, молодого пастушка, впервые видевшего порку молодой голой женщины так близко, что несколько капелек крови попали на него.

— Помоги ей боже, — юноша смотрел во все глаза, и увиденное намертво запечатлевалось памяти.

«Прости ее грешную», — подумал он, смахивая набежавшую слезу.

Со своего места Бертран отлично видел белоснежную голую попку, чуть подрагивающую от страха, чудесные, соблазнительные голые бедра, которые быстро преображались под ударами. У него перехватило дыхание от увиденного, а в паху приятно защекотало. — «Хорошо, что в толпе никто не видит моего греха», — думал он. «Мальчик» в штанах Бертрана проснулся, до боли налился кровью и поминутно взбрыкивал. Наказание дошло только до половины, когда Бертран выдержал, спустил, и по всему телу разлилась приятная истома.

«О, какое божественное наслаждение! — В этот момент ради обладания Катриной Бертран готов был отважиться на все. — На исповеди священник наложит на меня такую епитимью, что целый год придется сидеть на хлебе и воде!»

У него было такое чувство, будто он поднялся над своей собственной жизнью и, вознесенный на крыльях любви, мог ничего не бояться и, следовательно, мог на все дерзать. Приор взмахнул плеткой еще раз, да так ловко, что гибкие хвосты впились в щель между ягодиц.

«Бедная девочка, — думала Линда, — теперь она долго не сможет сидеть! Ну да ничего, я ее приласкаю, вылижу!»

— Четыре, — командовала настоятельница.

Казалось, с каждым ударом из тела прутья высекают кусочки мяса.

Господи, когда же этому придет конец? — Успела подумать несчастная женщина. — Когда, когда?

— Пять! — плеть взлетела еще, и тело ее, казалось, задрожало все целиком, когда она приняла страшный удар вдоль спины. Не было других ощущений, способных сравниться со жгучей болью, и не было в мире никаких звуков, кроме шипения страшных хвостов. Девушка уже не кричала, из ее горла вырывался отчаянный визг.

Все кончается, все в жизни когда-либо кончается, — уговаривал себя несчастный Бертран, — эта экзекуция тоже пройдет. Но когда?! Бедная монашка!

— Шесть! — Катрина почувствовала жгучую боль, идущую вглубь тела, концы хвостов впились в бедро. Все тело свело, и она не смогла держать крика. Такая боль слышалась в голосе несчастной, что Бертран содрогнулся! Впрочем, большинству зрителей жалости измученная голая монашка не внушала.

— Семь! — очередной удар пришелся самое чувствительное место — по нижнему краю ягодиц, почти на бедрах. Катрина завизжала так, что у зрителей заложило уши.

— Восемь! — удары сыпались один за другим, жаля нежнейшую плоть, они были настолько продуманными и точными: что боль казалась разрывающей, словно тело раздирали на части сотни раскаленных железных крючков.

Что было дальше, Катрина толком не помнила. Ужас куда-то ушел. Осталась только боль, страшная боль, разрывающая ягодицы и бедра.

— Хватит! — вдруг произнесла мать-настоятельница, увидев, что девушка перестала кричать и подпрыгивать.

Девушка потеряла сознание.

— Принесите ведро воды, а лучше два! — приказала матушка-настоятельница, вспомнив лечебный метод чернокнижника. — Сомлела грешница! Развяжите ее!

Толпа зрителей недовольно загудела: всем казалось, что наказание слишком быстро кончилось. Только Бертран поспешил уйти из церкви.

«Я еще жива?» — подумала Катрина, открывая глаза.

— На колени! — приказал отец Джон, протягивая наказанной плетку для поцелуя, и она прижалась к окровавленным хвостам трясущимися губами.

«И все-таки я люблю Катрину, — думала настоятельница, любуясь унижением молодой монашки. — По большому счету, ее выходка в склепе с черной мессой заслуживает костра!»

И тут Катрина потеряла сознание.

— Отнесите ее в келью! Селина, присмотри за ней! — приказала матушка настоятельница.

Гуманизм матушки настоятельницы был объясним и с практической точки зрения: реликвия перешла в собственность монастыря.

Катрина не помнила, как пережила ночь после порки.

«Боже, как хочется пить!» — Катрина пошевелилась и попыталась встать, но она была слишком слаба.

— Пей! — Линда протянула ей кружку пива. — Матушка Изольда прислала!

— Неужели я жива? — голос Катрины звучал хрипло, будто она не говорила несколько дней.

Глава четырнадцатая. Страсти вокруг священной реликвии

Вечером, сидя с матушкой Изольдой за шикарной трапезой, Отец Джон и думать забыл о ведьме и о Катрине, что была так не в меру жестоко наказана.

— Вкусная у вас ветчина! Лучшая во всем графстве! — Отец Джон выпил кружку монастырского пива. — Помню, старик Карл умел готовить такую шикарную ветчину…