По обе стороны экватора - Игорь Фесуненко

Эти борцы за свободу — наши братья, и мы обязаны им помочь. Я говорил недавно о борцах за свободу в Никарагуа… Вы знаете правду о них, вы знаете, с кем они борются и почему». (Далее, обратите внимание, следует самый вдохновенный и блистательный всплеск президентского красноречия.) «По своему нравственному духу они стоят вровень с нашими отцами-основателями и мужественными борцами французского Сопротивления. Мы не можем отвернуться от них, ибо это борьба не между правыми и левыми, а между правыми и неправыми».

Сравнения с Джорджем Вашингтоном и Томасом Джефферсоном — самыми святыми именами американской истории Рейгану показалось мало. Спустя несколько месяцев он пошел еще дальше: «Многие люди, поддерживающие силы контрас, никогда не называют их контрас, потому что „контра“ — это сокращение от „контрреволюционер“. А термин „контрреволюционер“ использовался там, в Никарагуа, как „сторонник Сомосы“. Это считалось оскорблением для сандиниста. Но, как вы знаете, Сомосы уже давным-давно нет. Революция, которая его свергла, затем переросла в коммунистический переворот, и так называемые силы контрас выступают против переворота. Поэтому в определенном смысле они действительно контрреволюционеры, и благослови их за это бог! И, как я полагаю, именно это и делает их контрас. И тем самым делает контра и меня».

…Никарагуанскую главу книжки я позволю себе закончить этой самой, пожалуй, удачной и самой красноречивой цитатой из еще, к сожалению, не изданного Полного собрания сочинений и речей 40-го президента Соединенных Штатов Америки Рональда Уилсона Рейгана. Первого президента этой великой страны, родившейся в огне великой революции, который открыто и во всеуслышание причислили себя к сонмищу контрреволюционеров.

Браво, сеньор президент! Спасибо за откровенность.

Промежуточный финиш

Одиннадцать часов вечера. Москва засыпает. Светлый в лучах прожекторов шпиль Останкинской телебашни пронзает черное небо. Отблеск ее света падает через окно кабинета, где я заканчиваю последние приготовления к очередному выпуску программы «Сегодня в мире». Собственно говоря, он уже готов: текст написан, «картинка» (так мы называем видеосюжеты) смонтирована, через несколько минут на моем столе зазвонит телефон, и я услышу: «До эфира — четверть часа. Приглашаем вас в студию».

В ожидании звонка листаю свежий, только что полученный из Бразилии номер журнала «Вежа». Сначала быстро-быстро. Как говорится, для очистки совести, лишь бы не проглядеть что-то важное. Потом притормаживаю себя. С удовольствием читаю заголовки, погружаясь в знакомый мир, в котором начинал корреспондентскую работу. Да, прошло немало времени с тех пор, как я впервые приехал в Бразилию, ставшую первой профессиональной любовью. А первая любовь не забывается никогда.

«Вежа». Номер как номер. Ничего сенсационного. «Президент принял делегацию губернаторов из штатов северо-востока страны. Губернаторы просят федеральной помощи в связи с сильной засухой». «В конгрессе обсуждается очередной проект аграрной реформы». На заседании выступили три сенатора, в зале находилось двенадцать… «Урожай кофе обещает быть рекордным. Специалисты полагают, что это повлечет беспредельное падение цен». Упадет в цене наверняка и продукция фирмы «Касике». Понесут убытки ее хозяева Орасио Коимбра и Родольфо Кретч. Как они там, интересно было бы узнать…

…Двадцать лет пролетели как один день, а там, в Бразилии, похоже, ничего не изменилось: «Пеле заключил миллионный контракт на рекламу новой модели мужского костюма. На коктейле, устроенном фирмой по этому случаю, бывший король футбола объявил о своем желании сняться в новом телевизионном фильме вместе со своей нынешней подругой модельершей Шушей, с которой он неразлучен после того, как разошелся с Роземери».

Обычный набор обычных новостей. Жизнь далекой страны на страницах журнала, который пытается быть интересным всем: богатым и бедным, «кариокам» и крестьянам Рио-Гранде, крупным предпринимателям и мелким чиновникам.

Где-то в самом конце номера, в разделе «Экономика и бизнес» глаз вдруг спотыкается еще об одно знакомое имя: «Провал авантюры Людвига». Читаю: «Американский мультимиллиардер Даниэл Кэйт Людвиг принял решение отказаться от своего гигантского проекта Жари в Амазонии»…

Вот так бывает: под самый занавес приходит чуть ли не самая важная новость сегодняшнего дня. Правда, строго говоря, это уже не сенсация «дня»: журнал шел к нам в Москву дней двадцать. Так что о решении Людвига бразильцы узнали давно. Ну что ж, сегодня о нем узнают и советские телезрители. Пробегаю глазами заметку: да, действительно, разочарованный «враждебностью» бразильской общественности и «отсутствием понимания его проблем местными властями», американский миллиардер принял решение продать свое детище консорциуму из двадцати семи бразильских фирм и частных предпринимателей. На этой сделке он потерял около полумиллиарда долларов!

Вот это да! Это действительно новость!

Как жалко, что не удалось посмотреть «Вежу» пораньше! Прочитай я о банкротстве Людвига хотя бы в середине дня, у меня нашлось бы время для того, чтобы превратить это сообщение в самый интересный сюжет выпуска. Я успел бы порыться в досье, разыскать фотографии, слайды…

Я мог бы написать хороший текст, вспомнить скандал с массовыми скупками американцами земель в Амазонии. Напомнить о Фуллере и Селиге, о контрабандистах, промышлявших стратегическим сырьем, о миссионерах со счетчиками Гейгера, о тайных аэродромах и радиостанциях. Мог бы вспомнить, как в семидесятом году побывал в тех краях и своими глазами увидел возмущение бразильцев, требовавших от правительства положить конец «тихой оккупации» Амазонии.

Можно было бы показать фотографию самого Людвига и его знаменитую плавучую целлюлозную фабрику, которую он купил в Японии и доставил в Амазонию по штормовым водам трех океанов. Эта фабрика должна была превращать амазонскую древесину в бумагу, точнее сказать, в доллары, сотни тысяч, миллионы долларов.

Черт возьми, какой мог бы получиться прекрасный сюжет! Не могу, никак не могу простить себе, что самая интересная, «гвоздевая» информация насчет Людвига не сработает у меня так, как она того заслуживает!..

«И никогда нам не удается сделать все, к чему мы стремимся», — сказал однажды Пристли о театре и актерах. Грустная и непреложная истина. Вот и в нашем деле тоже: что-то находишь, что-то упускаешь. И никогда не бываешь доволен собой.

Почему режиссер не звонит? Пора бы… Вновь беру «Вежу», перечитываю заметку о Людвиге, и в голову приходит еще одна мысль. Ее, пожалуй, можно назвать удачной. Удачная мысль — это очень важно в нашей работе. Когда за день приходят две-три удачных мысли, этот день можно считать прожитым с толком…

Так вот, последняя сегодняшняя мысль рождается на самом больном месте: на всплеске разочарования из-за потерянного сюжета о Людвиге. Мне приходит в голову, что раз уж нельзя превратить эту информацию в хорошее политическое «шоу», то, может быть, стоит… одну минуту, не торопите, дайте еще раз подумаю!

Да, сделаем так: я подверстываю сообщение о крахе амазонской империи Людвига к сюжету о поездке чиновника госдепартамента в Латинскую Америку. Это очередной вояж высокого гостя, призванный «приструнить» не в меру самостоятельных соседей. Далее следуют кадры с дрессированной лошадкой, которая управляет… автомобилем. Какой-то американский фермер, кажется из Техаса, усадил лошадь в пикапчик, переделал руль так, что лошадь могла мордой поворачивать его, и получилась любопытная картинка. Лошадь сидит в автомобиле, хозяин идет рядом и слегка стегает кнутом «водителя» по бокам. Ударит справа — пикап поворачивает направо, слева — налево. Комично? Да. Но ведь именно такой послушной лошадкой хочет видеть дядюшка Сэм своих южных соседей по континенту! Поэтому к этим кадрам следует комментарий: «Такой хотел бы видеть Вашингтон Латинскую Америку». А дальше? А дальше прибавлю: «Но вот беру журнал „Вежа“ и коротко излагаю суть дела: пытавшийся наложить лапу на национальные богатства Бразилии миллиардер вынужден капитулировать. Его амазонская империя переходит в руки бразильцев. Это значит, „дрессированная лошадка“ становится непокорной. Это значит, что дядюшка Сэм, как бы ему того ни хотелось, уже не может, не способен диктовать Латинской Америке свою волю».

…Не бог весть что, но все-таки выход.

Хватаю ручку, пишу текст. Короткий. Несколько строк. Правлю. Отдаю машинистке.

Звонит телефон. Голос режиссера: «Пора работать!»

Встаю и иду в студию. Иду раздосадованный и злой. Нынешний день был далеко не лучшим. И обзор, с которым выйду сейчас в эфир, ничуть не интереснее сотен других, которые делал за последние семь лет. А жаль… Каждый раз хочется сделать что-то такое, чего никогда не удавалось раньше. Сегодня это не получилось. Может быть, в следующий раз повезет?