Меч и ятаган - Дэвид У. Болл

господин, – это же правитель республики! Его дворец знают все, как солнце или звезды на небе. Все жители Венеции видели его, но не Аша! Он ничего мне о нем не сказал. Кажется, он даже не знал о его существовании. Это как если бы кого-нибудь из здешних, кто живет в Касымпаше, или в Галате, или в любом другом квартале Стамбула, попросить назвать имя нашего султана или описать сераль, в котором он живет. Только полный слепец или слабоумный не сможет ответить на такой вопрос.

Искандер задумался. Конечно, Аша не слеп и не слабоумен, к тому же у него прекрасная память. Может быть, это все ни о чем не говорит, но что-то в этом Аше не давало Искандеру покоя. Его преданность Аллаху была вне всяких сомнений. Паж мог наизусть рассказывать огромные отрывки из Корана, а многим до сих пор с трудом давалось даже чтение, и все же Искандеру чего-то в нем не хватало. Ко всем пажам, попадавшим в школу не по девширме, относились с большим подозрением. Став мужчинами, пажи будут сидеть на вершине империи, обсуждать государственные секреты и занимать высочайшие должности. До возвышения их следует проверять и перепроверять, ошибок быть не должно. Одной из множества обязанностей Искандера было видеть пажей насквозь и отсортировывать тех, кто не подходит для такой службы или не заслуживает доверия, отправляя их в ворота бесчестия или к фонтану палача.

Если Аша лжет о своей семье или о том, откуда он родом, то Искандер обязан узнать почему.

– Очень хорошо, – сказал он пажу, – можешь вернуться к занятиям.

Через неделю она не пришла, и через две, и через три. Последнее время он ждал ее до последнего, пока даже Насрид не начинал тянуть его за рукав, уговаривая поскорее уйти. Они бежали по подземным коридорам, понимая, что опаздывают, и успели выскользнуть из-за печи в хамам в тот самый момент, когда Искандер пришел их искать, но первыми заметили его и быстро обнялись с такой нежностью, которая Искандеру была хорошо понятна. Какое-то время он понаблюдал за юношами, а потом приказал им отправляться в свою комнату.

Нико лежал на постели, совершенно безутешный.

Но через неделю она появилась! Как будто солнечный луч скользнул по саду, а потом осветил подземелье, и по выражению ее лица Нико тут же понял, что она ждала этой встречи не меньше, чем он. Задыхаясь от радости, они зашептались, он взял ее за руку, и они побежали к подземному бассейну. Там они долго сидели и болтали обо всем на свете, вне себя от счастья и от опасности, говорили очень быстро, понимая, как мало у них времени и как много им нужно сказать, словно нужно было уместить в один час две жизни. Она рассказывала ему о жизни в гареме, о том, чему научилась сама и чему ее научила двоюродная сестра: как использовать сурьму, которой надо подводить глаза, как применять хну, как играть на лютне.

– Меня этому не учат, – вздохнула она. – Я просто служанка. Они учат только Дурр-и-Минау, а она учит меня.

Нико очень хотел рассказать Алисе правду о себе, но он так и не собрался с духом. Если она задавала ему вопросы, он уходил от ответа и говорил о занятиях в школе: о владении разными видами оружия и верховой езде, о военном деле. Он хвастался приходившими к пажам учителями, среди которых был наставник самого султана в вопросах религии. Он с почтением рассказывал о книгах законов султана и с умным видом рассуждал об османском искусстве. Но ни слова не сказал о Мальте и оставшейся там семье.

Не успели они и глазом моргнуть, как Алисе нужно было уходить.

В следующую их встречу она принесла ему пиалу с шербетом, украденную со стола хозяйки. Шербет был сделан из фиалок, сахара и лимона. Она все отдала ему. Он цитировал наизусть стихи Джихангира, выдавая их за свои. Рассказал ей про арсенал в Венеции и великодушно пообещал когда-нибудь отвезти ее туда.

– Прекрасно, – ответила она, – а я покажу тебе Самос! Это лучшее место на свете, хотя я и мало где побывала. Это остров, куда мы заходили на корабле по дороге сюда. Там были такие красивые горы и птицы! Если бы я могла выбирать, где жить, то обязательно отправилась бы туда!

– Прекрасно, – отозвался он, – значит, я отвезу тебя туда!

Оба рассмеялись над такими глупыми мечтами. Пока их империей было подземелье, а океаном – канал. Им удалось немного поисследовать окрестности. Далеко заходить они не решались, боясь, что опоздают вовремя вернуться. Нико поднес фонарь к одному из подземных бассейнов, и Алиса увидела, как в воде блеснула рыба. Он показал ей подножие огромной статуи: изъеденные коррозией бронзовые пальцы ног – вот и все, что осталось от забытого бога. Они нашли остатки фрески, высохший фонтан, полуразрушенные бани. Взяв Алису за руку, Нико повел ее по коридору, где и сам не ходил раньше. Они прошли по узкому проходу, часть пути проползли, вдыхая запах влажной соломы и животных, напоминавший запахи конюшни. Внезапно с другой стороны крепостной стены послышалось низкое, неприятное рычание, и они замерли как вкопанные. Видимо, они подошли слишком близко к клеткам, в которых содержались дикие животные. Молодые люди понятия не имели, что за существо могло издавать такие звуки, и решили не выяснять, развернулись и, хохоча, бросились бежать в темноту. В тот день она на прощание дотронулась до его щеки и легонько поцеловала в лоб, а он чуть не потерял сознание.

Они никогда не проводили вместе больше часа и ни разу не встречались две недели подряд. Иногда они не видели друг друга месяцами, ибо должны были исполнять свои обязанности: заботиться о хозяйке, выполнять требования Искандера, отправляться в поездки за пределами дворца. Всегда получалось так, что кто-то мог прийти, а кто-то – нет. При любой возможности он оставлял ей записку – листок, на котором было написано что-то трогательное, чтобы она знала, что он думает о ней. При любой возможности она оставляла у решетки лепесток, ракушку или локон своих волос. При виде ее подарка сердце выскакивало у него из груди, он ощущал ее тепло, но этого всегда казалось мало.

Лежа в постели по ночам, Нико чувствовал себя виноватым, так как радовался, что из-за шрама Алиса больше никому не нужна. Она не утратила чувства собственного достоинства и от этого стала ему еще дороже. Шрам делал ее душераздирающе уязвимой. Если бы не увечье, они бы никогда не познакомились. Если бы не это, она бы даже не посмотрела в его сторону. Благодаря шраму ее совершенство и красота становились не настолько ошеломляющими.

Нико вспомнилась Амира, которая в какой-то прошлой жизни отнеслась к нему с добротой и пыталась пробудить в нем плотские ощущения. Разумеется, у нее ничего не вышло, ведь тогда он был еще ребенком, испуганным, глупым и растерянным. Однако Нико понимал: то, что он переживает сейчас, связано не только с возрастом. До встречи с Алисой он вообще не знал, что такие чувства существуют на свете. Ему хотелось обнять Алису, оказаться с ней на шелковых простынях без ограничений во времени и в широте исследования. Интересно, доведется ли нам когда-нибудь познать друг друга? – думал он. Эта мысль обжигала огнем его чресла, и этот огонь не угасал.

К следующей встрече он приготовил ей сюрприз. Ему потребовалось множество ухищрений и два спуска в катакомбы, чтобы все подготовить. Он провел Алису в их зал и торжественно усадил на обломок мрамора. Там он зажег свечу, от нее зажег еще одну, а потом еще. Алиса ахнула от восхищения: в свете трех свечей она увидела три резных деревянных кораблика. Один – ялик с латинским парусом из настоящего хлопка. Второй – галера с двадцатью четырьмя парами весел. Третий, самый великолепный – трехмачтовый галеон с амбразурами по бортам и крошечными деревянными пушками на палубе.

– Капудан-паша приветствует тебя, – торжественно поклонившись, произнес он, – да прогремит его флот салютом в честь прекрасной дамы!

Он поставил на каждый кораблик по свече и запустил их в темный водоем, края которого терялись в темноте. Покачиваясь на воде, кораблики освещали порфировые колонны и выложенные изразцами арки Константина.

– До самого Бриндизи и дальше, – провозгласил он, – пусть дрожат враги султана перед лицом его могучего флота!

Нико обернулся, посмотрел на Алису, и ее восхищенное лицо