Меч и ятаган - Дэвид У. Болл

Я снова увидел ее улыбку.

Падишах на две недели уехал в свой летний дворец в Ускюдаре в сопровождении около трех тысяч придворных, в том числе и пажей. И я не мог видеться с ней, оказавшись вдали, в новой обстановке. Но даже новизна не отвлекала меня от мыслей о ней. Каждую ночь она являлась мне во сне. Мне было интересно все: как ее зовут, откуда она, что ест на ужин. Я вспоминал ее аромат и мечтал прикоснуться к ней. Тревожился, что мое длительное отсутствие убедит ее в том, что я утратил к ней интерес. Потом тревожился, что совсем потерял голову из-за женщины, с которой мы еще не перемолвились и словом. Я рассказал о ней Насриду, а он посоветовал мне попробовать опиум, потому что это, сказал он, безопаснее.

Вернувшись в сераль Топкапы, я совершил ради нее еще одно преступление. Первым была кража розы. Вторым стало то, что я выковырял из рукояти своего кинжала драгоценный камень. Конечно, мой кинжал, как и все, что у меня есть, принадлежит султану, так как ему принадлежит все на свете. Камень был не из дорогих. Царь царей вряд ли бы хватился такой потери, но его подручные наверняка отрубили бы мне руку. Это была обычная сине-зеленая бирюза, такого же цвета, как ее глаза. Посмотри на сияющие на солнце волны в гроте подле Зуррика, где мы с тобой играли в детстве, – вот так сияют ее глаза, они будто излучают свет.

Я оставил камень на выступе у решетки и видел, как она взяла его. И вновь она улыбнулась. Если мне отрубят голову за мои преступления, ее улыбка все равно стоит этого. Она подобна восходу солнца!

Прошло несколько недель, мы не виделись. Уйти из-под надзора наших наставников нелегко, даже если евнух действует с тобой заодно. Я учился прилежнее обычного, чтобы у Искандера не было повода придраться ко мне и чтобы не выставить его в дурном свете перед Кызляр-агой, который был так же строг с лалами, как и они с нами.

В нашу следующую встречу она подошла к решетке поближе. Она знала, что я там. Я видел, что она ищет меня, и более того – я увидел радость в ее глазах, когда она заметила меня.

– Меня зовут Аша. Я паж, – набравшись храбрости, прошептал я, хотя мне отчаянно хотелось сказать ей, что я Нико, вот только человека с таким именем в серале нет.

– А меня – Алиса, – тихо прошептала она, и ее голос ворвался в мое сердце, словно свежий ветер с моря.

Ее голос искрился, как и ее глаза. Больше мы не успели ничего сказать друг другу, так как вскоре раздался ненавистный хлопок – сигнал, что ей пора уходить из сада, и она поспешила прочь.

Еще целых девять недель все, что мы знали друг о друге, было: Аша и Алиса, паж и служанка.

Понемногу я стал замечать, что время стало тянуться совсем иначе: минуты казались длиннее, а неделя вообще превратилась в вечность. Бесчисленное количество вечностей между нашими встречами. Помню, как-то раз я приложил к уху песочные часы и слушал едва различимое шуршание песка, символизировавшее течение времени. Теперь же я уверен, что услышал бы падение каждой песчинки!

Поскольку увидеть я ее не мог, оставалось лишь предаваться грезам. Каждое утро я просыпался с мыслями о ней, я начинал думать о ней еще до омовения перед салят аль-фаджром, утренним намазом, и не заканчивал даже после ночного намаза, салят аль-иша. Не сомневайся, Мария, я не забываю возносить молитвы и нашему Господу. Но даже после этих молитв я лежу без сна и думаю о ней, что днем, что ночью. Моя голова была занята чем угодно, кроме того, чем мне полагалось заниматься. Однажды, работая в мастерской, я чуть не отрезал себе палец резцом, и лекарю пришлось наложить мне шов. Разговаривая сам с собой, я упал в фонтан в саду и поставил себе синяк под глазом. Думаю, если бы я начал думать о ней еще больше, то, скорее всего, убился бы. Но я ничего не мог с собой поделать. Я спрашивал себя: что она сейчас делает? Работает в саду? Шьет? Смотрит на закат? Глядит вот на ту звезду? Думает обо мне? Слышала ли она пушечный залп, знаменовавший закат? Слышала ли призыв муэдзина? Она сейчас радуется? Грустит? Сердится?

Наверняка она принцесса, дочь Сулеймана, а кем еще может быть такая красавица? Я приходил в отчаяние от мысли о том, что такая чудесная женщина недосягаема для такого, как я. Но потом вспоминал, что в славном царстве Османов я могу жениться даже на дочери самого султана, если докажу, что достоин ее руки. От таких мыслей я чувствовал себя глупцом, но других у меня просто не было. Стоило мне закрыть глаза, и я видел ее взгляд, ее лицо, ее улыбку. Стоило мне положить руку на грудь, как я чувствовал биение ее сердца. Стоило мне услышать пение жаворонков во втором дворе, и я тут же различал в их трелях ее смех. Желудок мой был беспокоен; есть я мог с трудом. А о том, какие мысли посещали меня по ночам, когда я лежал в своей постели один, не стану даже тебе рассказывать.

И все это после одной встречи, на которой мы обменялись лишь парой фраз. Знаю, ты думаешь, что я сошел с ума.

Наконец на прошлой неделе мы снова увиделись! На этот раз она храбро подошла к самой решетке. Думаю, она подговорила своих подруг помочь ей, потому что они загораживали ее от надсмотрщицы. Я взялся рукой за решетку, и, к моему удивлению, она накрыла мою ладонь своей.

Наши пальцы соприкоснулись!

У меня нет слов, чтобы описать это касание, его красоту, его огонь! Даже сейчас я могу вспомнить это ощущение в малейших подробностях. Ее кожа была нежнее самого тонкого шелка, из которого нам шьют одежду.

– Заходи сюда, за решетку, на следующей неделе, – смело произнес я, сам не веря тому, что говорю. – Я открою тебе.

– Что?! – ахнула она, пораженная этой мыслью не меньше, чем я сам.

– Ты вернешься через половину поворота песочных часов, до хлопка в ладоши!

– Я не могу!

– Тогда через половину от половины!

– Я не приду!

– Ты такая красивая!

– А ты такой глупый! Они убьют тебя, если застанут здесь!

– Увидимся через неделю, – повторил я, и мне было все равно, права она или нет.

Я слышал, что в ее отказе не было стали, а скорее податливая глина. Я знал, что она придет.

А теперь, Мария, мне пора откладывать перо и бумагу, так как приближается время утреннего намаза. Сегодня вечером, иншалла, я снова увижу ее!

Да благословит тебя Аллах! То есть Господь Бог, разумеется.

Глава 24

– Половину оборота песочных часов, – тихо произнесла она, проскальзывая за решетку.

Когда она прошла мимо, он почувствовал щекой дуновение воздуха и ощутил ее аромат. Руки, державшие решетку, дрожали от несказанной удачи. Она рискует жизнью, чтобы увидеться со мной!

– Мне казалось, ты говорила «полный оборот».

– Я ничего не говорила, – улыбнулась она, и эта улыбка растопила его сердце. – Это ты сказал «половину».

– Что ж, тогда договоримся так: полтора оборота – то, что надо. Верну тебя сюда через полтора оборота часов! – заявил он, и Алиса захихикала.

Аша аккуратно поставил решетку на место, внезапно чувствуя себя ужасно неуклюжим и неловким. Они сели на корточки, прислушиваясь и оглядываясь. От ее близости его обжигало, словно жарким пламенем. В саду было пусто – только пение птиц и звуки голосов с другого конца.

– Нам всегда дают одинаковое количество времени, – прошептала она. – Не больше! Подруги согласились помочь мне! Сегодня они затеют игру в мяч, и если ничего не случится, то меня не хватятся.

Он с трудом понимал, что она говорила, настолько его завораживал сам звук ее голоса и отчаянный стук его собственного сердца.

– Ничего не случится. Пойдем, Алиса! Мы недалеко. Просто выберемся туда, где можно будет посидеть.

Повернувшись, Аша повел ее в свое подземное убежище. Он заранее убрал с дороги самые большие камни, чтобы она не споткнулась, но заметил, что она двигается так же ловко, как и он сам.