Удар гильотины - Павел Амнуэль

Антон стоял в дверях, не решаясь войти, но и уйти не решался тоже. Он ждал появления привычного ощущения дежа вю – если он уже видел эту лодку-отель когда-то в своей жизни, то почти наверняка мог видеть и этот коридор, и…

Нет. Он никогда здесь не был. Это коридор был ему не знаком. Иллюминатор напротив ничего ему не напоминал.

Что он скажет, если откроется дверь и появится кто-нибудь из постояльцев? «Простите, я вошел случайно»? Или, того хуже: «Это не здесь ли стреляли минуту назад?»

Антон отступил на палубу, ему хотелось скорее уйти, пока никто его не увидел (увидеть могли и с набережной, но об этом он подумал после того, как поднялся, едва не подвернув ногу, по каменным ступеням на улицу, которая за те две-три минуты, что он был внизу, заполнилась машинами, будто садок рыбами).

Антон перешел дорогу и опустился на стул с металлической резной спинкой, стоявший у одного из столиков углового кафе. Сейчас подойдет официант, нужно что-то заказать или уходить, а у него не двигались ноги.

Дежа вю. Он узнал это место, и звук выстрела был с этим местом связан, он слышал его, но не сейчас. Он не услышал его, а вспомнил. Это было… когда-то. Недавно. И тогда на лодке, может быть… Скорее всего…

Убили человека?

Стреляли. Может, не попали. А может, вовсе не в человека стреляли, а, скажем, в мишень на двери. Или в иллюминатор – тот, что был открыт. Нет, пожалуй… Поняв его происхождение, Антон точно вспомнил, какой это был звук – не приглушенный, будто доносился из закрытого помещения, и не гулкий, с эхом, отраженный от стоявших вокруг домов. Короткий резкий хлопок.

Какое отношение звук выстрела и эта лодка-отель, и эта набережная имеют к девушке по имени Эсти и к художнику, которого убили в церкви… если вообще между этими событиями, возможно, вообще нигде и никогда не происходившими, существует какая-то связь?

– Месье? – мелодичный женский голос выпростал Антона из-под груды навалившихся на него мыслей.

– Можно черный кофе? – спросил он неуверенно.

– Конечно, – улыбнулась официантка. – С сахаром, сахарином или…

– Ложечку сахара, пожалуйста, – сказал он уже более уверенно и добавил: – И бутерброд с тунцом.

Дома, в Израиле, он не очень любил рыбу, а здесь, попробовав в первый день бутерброд у уличного торговца, продававшего вразнос хотдоги, проникся неожиданным удивительно нежным и пикантным вкусом, и третьи уже сутки питался преимущественно незамысловатыми бутербродами с тунцом.

– Спасибо, – сказал он, когда девушка принесла заказ и только, когда она отошла от столика, понял, что поблагодарил ее на иврите.

Странно, он никогда прежде… Обычно, волнуясь или забываясь, он переходил на русский.

Затренькал лежавший в сумке мобильник, и Антон решил, что звонит мама – она обычно звонила в это время, справлялась, как он, что видел, где был, не простудился ли. Она смотрела погоду в интернете, в Амстердаме довольно прохладно и ветрено, не забудь надевать куртку… Погода в интернете почему-то все три дня не имела ничего общего с реальной, но говорить об этом по телефону Антону не хотелось, и он только поддакивал и спрашивал: «А как вы там? Дома все в порядке?»

Номер был не израильским.

– Антон, – произнес голос Манна, – у вас все в порядке?

– Да. То есть, нет. Я узнал дом. И слышал выстрел.

Несколько секунд Манн молчал, потом спросил осторожно:

– Вы слышали выстрел, или вы вспомнили выстрел?

– Вспомнил.

– Где вы сейчас?

– В кафе… – Антон поднял голову, чтобы прочитать название, на которое сначала не обратил внимания. – «Россильон», это на…

– Знаю, – перебил Манн. – Доедайте, что вы там едите, и идите по Бетаниерстраат, кафе как раз на углу, пройдете квартал, выйдете на остановку трамвая, дождитесь восьмого номера, который идет к зоопарку, проезжайте пять остановок, на шестой выходите, я буду вас ждать.

– Вам удалось что-то узнать?

– Я вас жду через сорок минут, раньше вам не успеть.

Антон заплатил по счету и, уже поднявшись, неожиданно сказал:

– Вы, наверно, знаете тех, кто живет в домиках на воде. В том, например, чья красная крыша… видите?

Девушка проследила за его взглядом.

– Это отель мамаши Кузе, – улыбнулась она, радуясь, что может ответить клиенту на простой вопрос. – Он так и называется: «Дом мамаши Кузе». Название написано на борту, и его можно прочитать, если смотреть со стороны канала или с противоположного берега.

– Там сейчас живет кто-нибудь?

– Там всегда кто-нибудь живет. Даже зимой, когда на канале холодно. Если вы хотите снять комнату, нужно сделать заказ месяцев за семь-восемь, у мамаши Кузе длинные очереди…

Манн поджидал Антона, сидя на металлической скамье под навесом.

– Вы уже были в доме-музее Рембрандта? – спросил детектив. – Это близко, минута ходьбы.

– Собирался. Я знаю, где это, смотрел на карте. Отсюда налево?

– Хорошо, что вы там не были. Может, узнаете место?

– Должен? И почему музей Рембрандта?

– Должны или нет – не знаю, – пожал плечами Манн. – Как я могу прогнозировать то, что вы сами не можете предвидеть? Почему музей Рембрандта? Увидите. Я не пытаюсь вас интриговать, сам не люблю дешевых эффектов. Но в данном случае важна неожиданность восприятия, если я правильно понимаю. Так что потерпите пару минут. Пока будем идти, расскажите о сегодняшних дежа вю.

Антон рассказал, но, похоже, не произвел на Манна ожидаемого впечатления. Детектив, казалось, не слушал, смотрел по сторонам, с кем-то здоровался, почему-то попросил повторить, будто не расслышал, совсем не важный эпизод – куда именно смотрел Антон, когда услышал выстрел.

– Сюда, – Манн ухватил Антона за локоть и направил не в большую парадную, бордового цвета, внушительную, с металлическим звонком в форме головы льва, дверь, а рядом, где оказались ступеньки, которые вели вниз, в подвальное помещение. Дверь там оказалась низкая, на стук открыл старик, похожий на Квазимодо, такой же сгорбленный и печальный. Он цепким взглядом осмотрел Антона с ног до головы, кивнул Манну что-то вроде «Под вашу ответственность» и исчез, отступив в темноту.

Изнутри на Антона смотрела не темнота, хотя и темнота, конечно, тоже, но главное – тишина. Почему-то тишину, а не темноту, Антон ощутил всем своим существом. Манн скрылся в тишине, не сказав хотя бы: «Идите за мной». Антон потоптался на месте, хотел было повернуться и уйти, но зачем-то же он пришел сюда с детективом, зачем-то ему нужно было преодолеть себя и войти в тишину.

Он вошел.

Это было что-то вроде склада или музейных запасников. Темно здесь не было на самом деле – свет пробивался в узкие оконца под потолком, над дверью, что вела в глубину здания, горела лампочка в светло-желтом плафоне. Тишины на самом деле не было тоже – справа от внутренней двери стояли огромные напольные старинные маятниковые часы, маятник мерно раскачивался, отщелкивая секунды, но щелчки не столько нарушали тишину, сколько подчеркивали пунктиром ее значимость.