Удар гильотины - Павел Амнуэль

Антон поднялся на набережную и пошел назад, заглядывая через гранитный барьер. Кораблики-дома стояли вплотную друг к другу, нос к корме, корма к носу, они были прочно принайтованы причальными канатами, тихо поднимались и опускались, когда по фарватеру проплывал катер или другое судно, нагонявшее на берег волну. Один, два, три… Антон считал кораблики, чтобы точно запомнить, не сбиться, узнать… Это были знаменитые, описанные в любом путеводителе, гостиницы на воде – при внешней непритязательности они отличались высоким уровнем комфорта, комната (каюта) стоила здесь столько же, сколько номер в четырех– или даже пятизвездочном отеле. Вряд ли Антон когда-нибудь мог накопить столько денег, чтобы снять здесь апартаменты. Видимо, приходил к кому-то в гости… то есть, не приходил, конечно, никогда он тут не был, дежа вю не подсказывало ему ничего более конкретного, за что могла бы уцепиться обычная память или хотя бы фантазия. Скорее всего, он с берега и не узнает, вот уже сколько прошел. Наверно, миновал нужное место, не вспомнив…

Вот.

С набережной домик на катере выглядел совсем иначе, чем со стороны канала. Плоская красная крыша с торчавшей, будто Пизанская башня, декоративной трубой, дощатая палуба, большие иллюминаторы, один из которых был раскрыт, и оттуда медленно проливалась и растекалась по палубе тихая мелодия, которая, испаряясь, поднималась – неплотными облачками – вверх и достигала ушей. Получались какие-то обрывки, не мелодия, а пунктир музыки, но все равно у Антона возникло непреодолимое ощущение узнаваемости. Мелодию невозможно было узнать по этому звуковому пунктиру, но Антон узнал – это была баркарола из «Сказок Гофмана», пунктир сам собой соединялся в его сознании в непрерывную линию, скрипки сшивали ткань музыки прочнее, чем это могла сделать самая прочная нить. В первый раз Антон услышал эту мелодию, когда был в опере – Нора, девушка, с которой он встречался на первом курсе, спросила, не хочет ли он пойти с ней на премьеру, он, конечно, согласился, хотя к опере относился настороженно – впрочем, как и к самой Норе. Общего у них было мало, они больше ссорились, не понимая друг друга, и вскоре расстались без сожаления, но посещение оперы Антону запомнилось.

Спуститься? Удивить постояльцев вопросом о том, когда и при каких обстоятельствах они могли встречаться?

Антон стоял, облокотившись о барьер, ощущение дежа вю исчезло, внизу была просто лодка-гостиница, одна из многих, и музыка больше не звучала, никто не выходил на палубу, никто не спускался с набережной, так можно было простоять весь день… хотя куда торопиться, можно и постоять, здесь красиво, а день теплый, с канала не тянуло, как вчера, холодным промозглым воздухом.

Можно стоять здесь и ждать звонка от Манна. А если проголодаешься – на углу одно из множества амстердамских кафе, два столика на тротуаре, можно заказать булку с тунцом и помидорами, сидеть и следить…

Следить и думать.

Возможно, здесь живет девушка Эсти, с которой он был ночью в церкви и которая стояла у колонны и видела, как убили художника.

Антон знал, как глупо и бесполезно что бы то ни было предполагать, когда дело касалось дежа вю. Что детектив понял из его путаного объяснения? Он взялся за это дело, но ясно, что не для того, чтобы раскрыть преступление – ему стало интересно, совсем спятил нанявший его израильтянин или только частично впал в умственное расстройство из-за того, что слишком много работал и застудил холодом теорий свой слишком разгоряченный мозг.

Антон отступил от барьера, и кораблик скрылся из виду, перестал существовать, и он не знал теперь, увидит ли гостиницу опять, если вернется на прежнее место у парапета. Ощущение было таким сильным, что, конечно, Антон сделал шаг, посмотрел вниз и, естественно, лодка была на месте, куда ж ей было деться, она, скорее всего, и плавать давно не могла, и мотор с нее, наверно, сняли – в отелях на воде, он слышал, каждый квадратный сантиметр на учете, земля в Амстердаме дорогая, а место на воде еще дороже.

Тогда это и случилось. Сначала Антону показалось, будто он услышал, как лопнула автомобильная покрышка – характерный короткий бумкающий звук. Он оглянулся – набережная в обоих направлениях была пуста. Вывернул из-за угла оранжевый, как солнце, нарисованное ребенком, «фольксваген-мини», проехал мимо, и справа тоже проехал автомобиль, марку которого Антон не разобрал. Обе машины были в порядке, и звук лопнувшей покрышки…

Выстрел.

Антон был теперь в этом уверен – странно, что он сначала подумал иначе. Сухой щелкающий звук, как удар хлыстом, совсем не похожий на звук лопнувшей покрышки.

Стреляли?

Направление, откуда раздался выстрел, Антон не мог определить. Ощущение, будто звук шел отовсюду – лопнуло само пространство, не оставив эха, которое наверняка должно было быть здесь, в окружении высоких домов, где любой звук сначала мечется, путаясь в собственных отражениях, и лишь потом смолкает.

Антон перегнулся через ограждение – он был почему-то уверен, что стреляли на корабле-отеле, хотя там ничего не изменилось, никто не выбежал на палубу с пистолетом в руке, и все иллюминаторы были по-прежнему задраены, кроме того, единственного, из которого недавно пролилась и взлетела музыка.

Как поступают нормальные мужчины, услышав выстрел и подозревая, что кому-то грозит опасность, а кому-то, возможно, опасность уже не грозит, потому что все, что могло случиться, уже случилось, и нужно только быстро спуститься на палубу, вбежать в каюту и застать…

Было ли это на самом деле или Антону показалось, что он слышит, как кто-то тихо напевает мелодию? Непонятно было даже, кто поет – мужчина или женщина. Антон спустился к воде и ступил на деревянные сходни, соединявшие берег с плавучим отелем, откуда по-прежнему слышались звуки то ли песни, то ли арии – неопределенные, они, в принципе, могли даже быть звуками разговора, напевного южного диалекта.

Дверь, которая вела во внутренние помещения, как он теперь увидел, была не заперта и даже чуточку приоткрыта, самую малость, Антон видел узкую щель, темную нить на белом фоне. Скорее всего, войдя, он обнаружит нечто вроде холла и, может, там окажется стойка, за которой сидит портье, должен же здесь быть портье, как в любом отеле, или плавающий домик сдают целой семье, и никого лишнего на борту нет?

Антон потянул на себя тяжелую металлическую дверь, и она бесшумно открылась, обнажив не холл, как он ожидал, а узкий коридор с иллюминатором в противоположном конце и двумя обычными дверьми справа и слева. Если кто-то и напевал в одной из кают, то сейчас смолк, тишину нарушали только редкие всплески воды и отдаленные звуки мотора.