Половое воспитание Августа Флана - Александр Минчин

он был перевозбужден, выносить долгие сексуальные увертюры было сложно и немного больно. Кровать была мягкая и опять — с пуховой периной. Как раз такой, какую Август «любил». Он провел по одному боку ее платья, потом по второму, молнии нигде не было. Шифон был ниже колен, и он потянулся вниз. Скользнув рукой под платье, он почувствовал, как она вся напряглась и задрожала. Горели свечи на столе, горели свечи.

— Где расстегивается ваше платье?

— На спине… — выдохнула она испуганно.

Август попытался ее приподнять.

— У меня нет сил, мой любимый, простите. Я так ждала этой минуты.

Август не сомневался, что она станет его в этот слегка загадочный вечер. Он еще никогда не приезжал к девушке на квартиру, тем более к девушке, которая любила его без ума и была готова отдать ему свою жизнь. (Возможно, жизнь, но не «целку». Об этом он как-то не подумал.)

Сев на край кровати, он приподнял Бэлу и провел замочек по молнии от шеи до крестца. Едва он коснулся и провел рукой по ее нежной упругой спине, как она задрожала еще больше и затрепетала. Лифчик с нее Август просто уже сорвал, порвав петельки на застежках пуговичек. (Поверишь, читатель, или лучше: помнишь, читатель! когда-то были пуговички на лифчиках.) И едва она упала на подушки, как он мгновенно разделся сам. Бэла лежала смуглым телом на белых простынях и розовой подушке, и единственное, что отделяло его от входа в «рай наслаждений» или «гефсиманский сад», — капроновые черные трусы. Они не были треугольные, а были квадратные, но туго обхватывающие ее спелые бедра. О, как Август уже хотел забиться между этих бедер и… Он опустился рядом с Бэлой, прижался и повел рукой, проведя по ее бедрам. Упругие и нежные, они словно звали и умоляли погрузиться в них, разрезав саблей, и, обняв их, исторгнуться в сладостном, сладчайшем оргазме, не выходя наружу. Бедра были потрясающие, нетронутые, не лапаные, не мятые, совершенно девственные и высокие, как у статуи. Бедра были произведением человеческого искусства. Август уже предвкушал, как раздвинет их, приподнимет, как первопроходец, прорвется первый сквозь барьеры, ряды ее губок, разрушая все на своем пути. Сломав ту самую тончайшую маленькую преграду — пленочку, из-за которой было столько трагедий в мире и шума — в истории человечества. Может, правда, «много шума из ничего», ведь это ж всего два сантиметра в диаметре ненужной пленки. Но какой важный вход, проход, тоннель, галерея, отверстие, павильон, арка, поле боя, битв: колчан, ножны, отверстие, футляр, дырочка, дупло, секрет, душа снизу, дуся, бокал, фарватер, роза, шахна. И вход во все это охраняется не многоголовой гидрой, не мифическим чудовищем Цербером, или красным драконом, а тоненькой, тонюсенькой пленочкой.

Август гладил ее ноги с внутренней стороны, касаясь упругих икр. Бэла пыталась робко целовать его шею и плечи. Он уже водил рукой у входа в заветный туннель. Бэла постанывала.

— Мой любимый… — шептала как будто в беспамятстве она.

Час пробил, он быстро взялся за ее трусики, но она схватила их рукой.

— Я без них не должна!..

Август сначала не поверил своим ушам и с силой дернул их вниз. Но она не отпускала, послышался звук рвущегося капрона, и трусики сползли на бедра, обнажив ее смуглый, темный лобок. Пышно заросший волосками. Все было чисто, девственно, опрятно. Ни малейшего запаха, который бывает часто у женщин, кроме аромата душистой девственной кожи. Август возбудился уже до взрывоопасного состояния. Он просто сорвал с ее шелковых бедер остатки трусиков и быстро опустился на Бэлу, раздвинув торсом ее бедра. Она впилась ему в плечи своими пальчиками и застонала. Его клинок был уже готов к тарану и осаде. Но не крепости, а ворот в райскую, нежную кущу, и, налившись кровью, дико возбужденный и овеваемый свежим воздухом, выпущенный на волю, вибрировал, увеличиваясь неимоверно в размере, перед самыми вратами. Август, зажав и распяв ее плоть, сделал первый рывок-толчок, но она успела и рукой схватила маленького большого «флана». Это было первое удивление Августа за сегодняшний вечер. Откуда взялись силы и прыть у пьяной и готовой Бэлы, было непонятно. Август чуть не взорвался от прикосновения и плена ее нежной и твердой руки. Член и яички были его самыми чувствительными и эрогенными зонами.

— Я… девушка, — прошептала она, — и девственница.

— Это прекрасно!.. — воскликнул Август, чувствуя влажность уже около ее входа.

— Я не могу… — она гладила его яички, возбуждая Августа все больше и больше. — Какой ты прекрасный… внизу. Как это сладко…

Август хотел, чтобы им было сладко обоим. И есть только один глагол для обоюдной сладости. Щадя нервы и глаза читателя, не буду называть его, пока.

— А как же безумная любовь?.. — отвлекал он, тем временем все ближе подводил свой таран к наружним губкам и уже касался их. Собираясь ворваться туда, неожиданно и резко, до самого конца. Конца!

Она словно почувствовала и стала извиваться, удерживая его внизу.

— Я люблю тебя безумно и сделаю все, что ты прикажешь или пожелаешь… Все!.. Но только не туда…

— Но почему? — уже не соображая и ничего не понимая, воскликнул Август. Она изнывала от любви и неги — под ним.

— Я зашита. Там…

— Что-что?

— Меня зашили, я не могу.

— Но я хочу тебя — сейчас! — не понимая, о чем она говорит, настаивал Август. И никто не осмелился б отказать (да никто и не делал этого) напору его желаний.

— Я все сделаю для тебя, мой любимый, каким только способом ты захочешь. Только не туда… — Она сжимала его член и плечи двумя руками одновременно. Август в это время зажимал, фиксируя половинки ее бедер, переходящих в попу, чтобы она не смогла увернуться и он мог врезаться в ее ущелье. И насадить на него. На свой меч, клинок, рапиру, острие. Он знал, куда ему нужно прорваться и как!

— О как ты хочешь меня, Господи! Как это прекрасно, как я рада, — волновалась Бэла, чувствуя его мощь. — Но мы же