«За други своя…». Хрестоматия православного воина. Книга о воинской нравственности - Е. Ю. Голубева

Имея это в виду, усердно прошу духовенство избегать по возможности всяких религиозных споров и обличений иных исповеданий, а равным образом зорко следить, чтобы в походные и госпитальные библиотеки не попадали брошюры и листки с резкими выражениями по адресу католичества, протестантства и др. исповеданий, так как подобные литературные произведения могут оскорблять религиозное чувство принадлежащих к этим исповеданиям и ожесточать их против Православной Церкви, а в воинских частях сеять пагубную для дела вражду.

Подвизающееся на бранном поле духовенство имеет возможность подтверждать величие и правоту Православной Церкви не словом обличения инаковерующих, а делом христианского самоотверженного служения как православным, так и инославным, памятуя, что и последние проливают кровь за Веру, Царя и Отечество и что у нас с ними один Христос, одно евангелие и одно крещение, и не упуская случая, чтобы послужить уврачеванию их духовных и телесных ран.

Духовенству действующей армии (30 мая/1 июня 1916 г. № 2011)

Мы теперь должны разъяснять не столько догматы веры, сколько догматы боевой жизни и боевой работы: учить долгу, разумному труду, самоотверженному служению, предостерегать от позора (сдачи в плен и т. п.), наставлять, ободрять, утешать, поддерживать в воинах веру в нашу правду, в мощь России, в самих себя, в силу молитв русской земли, в помощь Божию.

Чтобы священнику вести такие беседы, не надо собирать нижних чинов по батальонам и даже по ротам; 10-20, собравшихся около палатки или прилегших на пригорке, могут оставить благодарную аудиторию, через которую сказанное священником слово разнесется по всему полку. Надо лишь, чтобы полк уважал своего священника, верил ему, а священник вникал в жизнь полка, разумно откликался на его духовные нужды и запросы.

Надо, чтобы священник находился в живом общении с командным составом части, а последние держали бы его в курсе как печальных, так и радостных явлений. Получив сведения о том или ином событии, священник обязан откликнуться на него: доброе одобрить, худое осудить. Конечно, для того и другого нужна большая осторожность и осмотрительность. Священник должен так поставить дело, чтобы тайному не придать огласки или чтобы обличаемого не довести до озлобления, наконец, чтобы нижних чинов не восстановить против начальства. Тут нужны и благоразумнейшая осторожность и отеческая попечительность. Иногда потребуется погоревать с согрешившим, а затем его и утешить.

Проповедь священника должна сопровождаться его участливым отношением к тем, кому он проповедует. Наибольшей опасности подвергаются и потому наибольшего участия требуют сидящие в окопах. Посещение окопов, возможно частое, – непременная обязанность каждого полкового священника. Посещение окопов 2-3 раза в неделю, а в воскресные дни или в большие праздники с крестом и антидором обязательно для каждого.

Священникам действующих армий

При беспрерывно продолжающейся убыли офицеров полковой священник теперь нередко является в своей части одним из немногих носителей полковых традиций, духовного полкового уклада, наиболее располагающих средствами и временем для нравственного воинского воспитания и поддержания доблестного духа в части.

Вот теперь-то, когда растаяли в боях офицерские полковые семьи, когда воинские части особенно нуждаются в нравственной поддержке, нам, священнослужителям, долг велит помочь нашей доблестной армии в сохранении победоносного духа, воодушевления и твердой решимости, не страшась дальнейших лишений, трудов и опасностей, мужественно поработать до достижения полной победы над дерзким врагом.

Ввиду этого усердно прошу всех священников действующих армии приложить все силы к поддержанию мужественного настроения как в отдельных воинах, так и в целых воинских частях, следя за настроением своих пасомых, рассеивая их сомнения, отражая злые веяния, идущие со стороны, напоминая возможно чаще об огромном значении переживаемого момента и об огромной важности должного исполнения каждым из нас в эту пору своего долга.

(Руководственные указания духовенству действующей армии, с. 3–5, 11-13, 37-38, 44)

А. Н. Толстой

Хождение по мукам

В романе Алексея Николаевича Толстого, в стихотворениях Марины Цветаевой и Александра Вертинского отражаются, как говорил впоследствии М. М. Пришвин, «настроения тыла». Трагедия России заключалась в том, что никакие подвиги на фронте не смогли переломить эти настроения общества, остро ощущавшего и переживавшего конец гуманизма на фоне небывалых дотоле жертв. Сама нравственность русской интеллигенции, по словам того же Пришвина, была «упадочной, продуктом разложения религии»[266]. Экзистенциальная философия образованных классов питала по сути пораженческие настроения в тяжкую годину, потребовавшую напряжения всех духовных сил. И в Русско-японскую и особенно в Великую войну русскому народу не хватило именно веры, той веры, что в свое время питала чудесную стойкость и терпение героев Севастопольской эпопеи, веры, покрывающей неизбежные в любой войне ошибки, жертвы и страдания.

Под крики и ругань, щелканье кнутов и треск осей об оси, в грязи и дожде, двигались сплошной лавиной обозы наступающей[267] русской армии. С боков пути валялись дохлые и издыхающие лошади, торчали кверху колесами опрокинутые телеги. Иногда в этот поток врывался военный автомобиль.

Далее, где прерывался поток экипажей, шли, далеко растянувшись, скользили по грязи солдаты в накинутых на спины мешках и палатках. В нестройной их толпе двигались возы с поклажей, с ружьями, торчащими во все стороны, со скорченными наверху денщиками. Далее опять колыхались возы, понтоны, повозки, городские экипажи с промокшими в них фигурами в офицерских плащах. По полю, перегоняя, проходили небольшие кавалерийские части. Иногда в обозы с треском и железным грохотом врезалась артиллерия. И опять смыкалась река, вливалась в лес, остро пахнущий грибами, прелыми листьями и весь мягко шумящий от дождя.

Верстах в двадцати пяти от этих мест глухо перекатывался по дымному горизонту гром орудий. Туда вливались эти войска и обозы день и ночь. Туда со всей России тянулись поезда, груженные хлебом, людьми и снарядами. Вся страна всколыхнулась от грохота пушек. Наконец настала воля всему, что в запрете и духоте копилось в ней жадного, неутоленного, злого.

Население городов, пресыщенное обезображенной, нечистой жизнью, словно очнулось от душного сна. В грохоте пушек был возбуждающий голос мировой грозы. Стало казаться, что прежняя жизнь невыносима далее. Население со злорадной яростью приветствовало войну.

В деревнях много не спрашивали – с кем война и за что, – не все ли равно. Уж давно злоба и ненависть кровавым туманом застилали глаза. Время страшным делам приспело. Парни и молодые мужики, побросав баб и девок, расторопные и жадные, набивались в товарные вагоны, со свистом и похабными песнями проносились мимо городов. Кончилось старое житье, – Россию, как большой ложкой, начало мешать и мутить, все тронулось, сдвинулось и опьянело хмелем войны.

Доходя до громыхающей на десятки верст полосы боя,