Книжные люди. Кто создает, продает, продвигает книги в России? - Зорина Светлана

Интеллектуалы и читатели нашей страны знают Евгения Юрьевича как одного из самых интересных литературных критиков 70–80-х годов, автора глубоких и смелых для того времени статей о Михаиле Булгакове, Осипе Мандельштаме, Борисе Пастернаке, Иосифе Бродском, Леониде Мартынове, Варламе Шаламове, Василии Аксенове, Белле Ахмадулиной, Фёдоре Абрамове, Валентине Распутине, Чингизе Айтматове, Фазиле Искандере, Олжасе Сулейменове. И конечно, многие помнят его великолепную книгу-исследование о Евгении Евтушенко, выдержавшую три переиздания.

А молодое поколение писателей и литераторов признали в нем умеющего заражать студентов своей энергией, юмором и, конечно, знаниями ректора, а затем профессора Литературного института им. А.М. Горького. Кажется, что все должности и назначения давались Е.Ю. Сидорову удивительно легко. И он всегда на своем месте, он смог сделать много добрых и полезных дел для российской культуры.

В это непростое время пандемии мне посчастливилось побывать в гостях у Евгения Юрьевича и расспросить его о важных моментах жизни, друзьях и духовных наставниках, о современной литературе и роли писателя в обществе. Из этих осколков памяти складывается картина жизни очень интересной и многогранной личности, человека культуры и широчайшего кругозора. Литература – главное дело жизни

Евгений Юрьевич, вы родились в семье юристов, получили юридическое образование. Но, кажется, с детства интерес к литературе доминировал? Почему все-таки пошли учиться на юриста?

Я об этом уже писал. Закончил школу в 1955 году, тогда был очень модным факультет журналистики МГУ, он отпочковался от филологического факультета. Был безумный конкурс. На экзамене по географии не смог объяснить, как образуются пассаты и муссоны, до сих пор не знаю. Получил тройку и не поступил. Был я в те годы юношей довольно самоуверенным, считал, что все могу, и вдруг меня не приняли. Пошел на обувную фабрику стаж зарабатывать. Однако помог спорт. Играл в баскетбольной юношеской команде ЦСКА. А на юридическом факультете была сильная спортивная команда. Меня уговорили, и в МГУ, можно сказать, «внесли на руках» как спортсмена. Другой поддержки не было. Ведь я с четырнадцати лет жил один. Мама умерла, а отец вынужденно находился на Урале. Так я унаследовал семейную традицию: юристами были отец и мать. Не жалею, что получил юридическое образование.

Музыка и стихи сопровождают вашу жизнь: вы учились в музыкальной школе, в 6-м классе танцевали вальс, полонез, мазурку!

Да, книги и музыка со мной всегда. В нашем доме все играли на фортепиано. Я танцевал вальс с 6-го класса и в правую, и в левую сторону. В студенческие годы любил джаз. Довольно хорошо знаю классическую музыку. Довелось заниматься и музыкальной журналистикой, писал о третьем конкурсе Чайковского. Это был 1966 год. В то время я работал ответственным секретарем пресс-центра конкурса Чайковского, брал интервью у мировых звезд и писал авторскую музыкальную колонку в «Литературной газете». Председателем конкурса был Дмитрий Шостакович – у меня хранится его письмо, в котором он просит откомандировать меня из газеты на три недели на конкурс Чайковского. Если говорить о стихах – в первую очередь это Блок. Помню мамин томик стихов Блока, со старым правописанием, с ятями. У нас всегда была большая библиотека. И сейчас у меня тысячи томов, многие книги с автографами. Не знаю, что с ними будет, когда я уйду, кому это все достанется… Стихи (для себя) писал всегда, сколько себя помню, сейчас перешел на шутливые эпиграммы друзьям.

А как литература стала главным делом жизни?

В литературной среде я оказался рано, но начинал как кинокритик. Однажды мой друг Стасик Лесневский буквально за руку привел меня в журнал «Юность». Там я стал заведовать отделом критики. Проработал пять лет. Вообще я с юности был знаком со многими шестидесятниками.

Кажется, вам удивительно легко все давалось. И везде вы были на своем месте: шесть лет министром культуры, четыре года – постоянным послом России при ЮНЕСКО. Как вы думаете, оглядываясь назад, почему такая успешная карьера?

Не знаю. Вы можете мне поверить (это смешно, уже жизнь прошелестела) – у меня никогда не было никаких влиятельных покровителей. Полагаю, обо мне думали так: «Вроде с либеральными наклонностями, но не подведет, все-таки он – молодой коммунист, государственник». Понимаете, ни правый, ни левый, а какая-то нормальная середина. Как Солженицын когда-то разумно писал о том, что в России самая главная беда – «действие по краям». А необходима норма, только норма держит человека, делает его свободным и неангажированным. «По краям» – это бомба, демонстрация. Видимо, должно быть чувство равновесия, но никогда никакого предательства. Есть нравственные нормы, перешагнуть которые человек не должен и не может, есть Евангелие. Не обязательно ходить в церковь, но Евангелие – великая книга, там все есть. А если добавить Екклесиаста, то надо жить, как там сказано! Хотя, конечно, все непросто, ты всегда стоишь перед выбором.

Особенно непросто во власти – власть многих портит. Но, кажется, это не про вас.

Власть лучше никого не делает, но в то же время дает возможность делать хорошее, если захочешь.

В 1992 году вы стали министром культуры и начали спасать русскую провинцию: музеи, библиотеки…

Тогда действительно в правительстве было много проблем, всем было не до культуры. Но пришлось активно поддерживать музеи, библиотеки, культуру русской провинции. Все разваливалось, денег не было. Вот я и обратился в провинции к «полуолигархам», играя на местном патриотизме. Стимулировал их, чтобы они не рвались, как Растиньяк, покорять Париж, а у себя, скажем, на нефтяные деньги помогали музеям, приобретали картины, поддерживали театры. Тогда удалось кое-что сделать. С какой теплотой я вспоминаю наших дивных женщин, особенно в провинции: библиотекари, музейщики на нищенской зарплате и так преданы своему делу! Мне вообще очень дорога русская провинция. Казалось бы, я – столичный мальчик, пижон, фраер, за границу всегда ездил. Но эта моя работа министром культуры, в том числе в провинции, была большой радостью!

Евгений Юрьевич, что удалось сделать? Ведь все привыкли судить по делам.

Знаете, как выпускник юридического факультета я на всю жизнь запомнил латинскую формулу – Nemo judex in propria causa («Никто не судья в собственном деле»). Могу только перечислять факты. Впрочем, я о многом написал, в том числе и о том, как мы не дали разрушить или приватизировать библиотеки, высшие и средние учебные заведения искусств, театры, музеи. Потом, когда меня выбрали депутатом в Госдуму от Тулы, мы сохранили «Ясную Поляну» от тех, кто пытался там строить личные коттеджи. В «Ясную Поляну» снова пришли Толстые, туда стали приезжать потомки (а их в мире более ста человек). Некоторые до сих пор пишут: «Спасибо за Ясную Поляну». Великое заповедное место, отличный музей, известная международная литературная премия. Так же удалось сменить слабое руководство Эрмитажа, есенинского Константинова, других заповедных мест, памятных русскому сердцу. Мы сумели вернуть людям, миру плененное после войны и замурованное на полвека в секретных запасниках великое искусство: «Золото Шлимана», графические коллекции «Кёнигса» и Бременского музея, картины Эль Греко, Дега, Ренуара, Гойи и многое другое. Так сошлись звезды. Я знал, чем занимаюсь. И знал лучших людей в отечественной культуре. Опирался на них. И у меня были подобранные мной хорошие помощники. И мне не мешали. Не до культуры тогда было высшей власти! Мы порой ошибались, но честно стремились сохранить основы, фундамент в рваное неверное время. Мы не столько развивали, сколько сохраняли и защищали.