Песни хищных птиц - Рия Альв

«Хозяйка безумна, она может сделать с нами что угодно, и будущий гнев госпожи не испугает ее. Ты правда хочешь рисковать из-за человека? Это даже не недрэ. Ты сама знаешь – люди всегда лгут».

Именно люди убили маму и отдали нас в руки хозяйки. Я не собирался верить кому-то из них.

Сестра промолчала. Почему-то от ее молчания мне сделалось только хуже. Я снова почувствовал себя омерзительным.

– Просто стой спокойно и не двигайся, – сказала принцесса, и я замер.

А сестра сделала шаг вперед. Она должна была тут же оказаться за спиной принцессы, а потом бросить ей в лицо сонный порошок. Но ее магия почему-то дала сбой. Сестра оказалась в полуметре от принцессы, сделала несколько неловких шагов и полетела вперед, упав на брусчатку.

Принцесса обернулась и удивленно посмотрела на нее.

– Откуда она тут?..

Она вновь переключила внимание на меня с незаконченным вопросом на губах. А дальше я сам до конца не понял, что случилось. Рука сама скользнула в карман, зачерпнула порошок, черный, как пески пустыни, и бросила принцессе в лицо.

Она вдохнула, закашлялась, попыталась отмахнуться, но ничего не вышло. Ноги ее уже подкашивались. Я успел подхватить ее, но в последний момент она вдруг вскинула голову, и я увидел свое отражение в ее алых слезящихся от порошка и пыли глазах.

На перечеркнутом шрамом лице почему-то застыло выражение испуга и стыда.

В глазах принцессы же было понимание, грусть и нечто мне неизвестное. Но это выражение сделало мне так больно, как не делал никто и ничто до этого.

* * *

– Радуйся, принцесса! Радуйся!

Хозяйка с силой пнула ее в живот. Тело принцессы ударилось о стену тесной темной камеры и сползло вниз.

– Радуйся, ведь госпожа моя не твое сердце, а матери твоей пожелала. – Бесцветные глаза хозяйки в свете факелов сверкали лихорадочно-красным.

– Мама никогда не пожертвует собой ради меня, – принцесса говорила на офо, с трудом произнося слова, будто они были слишком острыми для ее языка.

– Это мы еще узнаем. – Хозяйка снова со злостью пнула принцессу, но та не проронила ни звука.

Хозяйку это только разозлило. Она пнула принцессу еще раз, и еще. Та сжалась, пытаясь закрыться ногами от ударов сапог. Применить свою магию принцесса не могла. Хозяйка подумала об этом и специально купила одно из заклятий-блокаторов.

Но даже несмотря на то, что принцесса была беззащитной, она так и осталась принцессой. Она не просила о пощаде, не кричала и не плакала, лишь закрывалась от ударов. Хозяйке это совершенно не нравилось. Она любила слушать чужие крики.

Она подняла ногу, занося железный каблук над головой принцессы. Даже если хозяйка не попадет в висок, одного удара таким каблуком достаточно для нанесения серьезной раны. Или даже убийства.

Принцесса сжалась сильнее, закрывая голову руками. Но это не поможет.

Никто ей не поможет.

– Остановитесь!

Колено хозяйки стремительно опустилось. Железный каблук громко лязгнул о каменный пол, не задев принцессы.

Хозяйка повернулась ко мне, я и посмотрел ей в глаза.

Они казались белыми впадинами на смуглом лице, почти сливавшемся с сумраком клетки, словно на меня вдруг посмотрела сама темнота.

– Я, что ты умеешь говорить, и забыла. – Хозяйка подошла ко мне, выйдя из камеры, и сжала мое лицо между ладонями.

Я только тогда до конца осознал, что действительно сказал это. Что слова правда сорвались с губ. Что я посмел приказывать хозяйке.

Хозяйка притянула мое лицо ближе, так что мы почти соприкоснулись лбами. Оказалось, что она уже стала ниже меня.

– Ты. Не смеешь. Мне. Приказывать, – прошипела она так, что шепот ее обвился вокруг моей шеи вместе с запахом горелых трав.

Я подумал о том, какой жалкой была эта женщина, раз срывала злость на принцессе, которая не могла ей ответить и даже защитить себя. О том, что в складках моего плаща все еще был спрятан нож, оставленный мне неизвестным вместе с запиской. О том, что если бы не заклинание, я бы мог…

А потом хозяйка резко оттолкнула мою голову назад, впечатав в каменную стену. Сестра тихо вскрикнула, бросилась к нам, но хозяйка наотмашь ударила ее тыльной стороной ладони.

Сестре не стоило вмешиваться. Она не должна была снова страдать из-за меня.

– Хозяйка, если вы ее убьете, то вам не на что будет сердце бентийской леди для шри-наа́ир выменять, – быстро заговорила сестра, падая на колени перед хозяйкой.

Хозяйка хмыкнула и выпустила меня. Ткнула сестру носком ботинка, приказывая ей подняться.

Я ненавидел это, ненавидел себя и свою слабость, ненавидел то, что сестре приходится вечно защищать меня. Я все еще был жалок.

– Крысами были, крысами и остались, – выплюнула хозяйка и с размаху захлопнула решетку камеры, несколько раз повернув ключ в замке.

– Ты, – она указала на сестру, – со мной идешь. А ты, – ее бесцветные глаза, налитые красными отблесками факелов, посмотрели на меня, – ее охранять остаешься. И знай, если она исчезнет, сестре твоей не жить.

Я так и продолжил стоять у стены, чувствуя, как по шее с затылка стекает тонкая струйка крови. Боль почти не ощущалась, голова гудела, но не от удара. Злость и ярость мешались с чувством бессилия и отчаяния. Я ненавидел все это, я не видел выхода. Для госпожи принцесса оказалась бесполезна. А присвоить поимку ее матери уже не выйдет. Хозяйка снова лишь укрепит свое положение за наш счет. Госпожа будет считать, что это ее заслуга, а не наша. Что хозяйка правильно руководит нами.

Сестра говорила мне отпустить принцессу, но я не послушал. Что бы я ни делал, становилось только хуже. Я сам загонял себя и сестру в угол. Я был всему виной.

Лучше бы тогда сестра не вытягивала меня из моркетской тьмы, лучше бы я исчез там.

Судорожно вдохнув горький и затхлый воздух, пахнущий травами и копотью факелов, я сполз по стене вниз и сел, обхватив колени и натянув капюшон как можно ниже. Я был противен себе еще сильнее обычного.

– А я правда думала, что ты немой, – заговорила принцесса, с трудом придвинувшись к решетке и прислонившись к ней. Она снова заговорила на человеческом языке, куда более мелодичном и мягком. – Открываешь рот только тогда, когда от этого зависит чья-то жизнь?

Нет. На самом деле я всегда молчал, даже когда от этого зависела чья-то жизнь. Я молчал настолько много, что забывал, как звучит мой собственный голос. Почему я заговорил сейчас? Я сам до конца не понимал.

– Знаешь, если бы ты открыл клетку и