Берег тысячи зеркал (СИ) - Ли Кристина

— Так не смотрят друг на друга, если ничего не чувствуют. Я знала, что увижу тебя опять, еще после твоего появления в Намчхоне. Наверное, мои извинения поздние. У нас и не принято приносить их сразу, Вера. Потому я скажу это сейчас. Видимо, пришло время. Прости, возможно, тогда, я задела твои чувства. Или кто-то из наших друзей и знакомых. Ты необычная, странная, и нам было непривычно. Я боялась… тебя.

— Боялась? — мои брови взлетают вверх к макушке. — Как это… боялась?

— Ты чужая, фактически незнакомка, которую он привел в дом. Сан… Пойми, мы привыкли, что после смерти Бон Ра, он не воспринимал отношения всерьез. Он закрылся так глубоко в себе, что когда я увидела тебя, даже не поверила глазам. Решила, будто он спятил, и привел белую замужнюю женщину в свой дом. Но потом… Я увидела вас. Вместе с Ханной у ее мозаики. Притаилась за забором, и наблюдала за тобой. Ты открылась для меня с совершенно другой стороны. Ты… смотрела на Ханну, как на свою дочь. Это выглядело так… необычно, и так красиво. Правильно. Но потом ты уехала, и Сан будто опустел полностью. Не бросай его больше. Если есть возможность, если ты можешь быть с ним… Оставайся, Вера. Оставайся, тебя никто не обидит. Легко не будет. Наши люди трудно принимают чужих, но у тебя будет не только Сан. Я даю слово, Вера. Если… они вернутся…

Ее голос стихает, а выражение лица меняется.

— Вернутся, Кан Мари. Они вернутся, и я останусь. Я… останусь.

Она вскидывает взгляд, и так открыто улыбается сквозь слезы, что этот момент навсегда отпечатывается в моей памяти.

Отпечатывается, как мгновение, предшествующее другому.

Возню в конце терминала, я замечаю не сразу. Когда часть спасателей спешно покидает огромный зал, мы с Кан Мари немедленно вскакиваем на ноги.

Перехватив первого же парня в желтой жилетке, чеканю:

— Что происходит?

Он пытается вырваться, но я хватаю его сильнее и тяну на себя.

— Что происходит?

Кан Мари рядом бледнеет так стремительно, что я усиливаю хватку, а парень, в шоке, быстро тараторит на едва различимом английском:

— Приводнение. Они садятся на воду. На побережье. Не долететь. Времени не быть. Пустить меня немедленно.

Разжимаю пальцы, а по спине бежит такой леденящий озноб, будто смерть в затылок дышит.

— При… Приводнение? Что это? Что… Как приводнение? Зачем на воду?

Видимо, даже Кан Мари понимает весь ужас ситуации. Хотя мы далеки от полетов, ясно и так, что это не просто трюк из американской киношки. Транспортник — огромная машина на четырех двигателях. Такой самолет весит столько, что приземлить его на воду почти невозможно. На борту не меньше двухсот оставшихся на острове человек, а значит, он несет дополнительный вес.

— Господи… — шепчу, а Кан Мари хватает меня за руку и тянет за спасателями.

Поскольку у нас есть документы, мы в состоянии беспрепятственно покинуть здание аэропорта. Но как заставить этих людей взять нас с собой? Пробираясь сквозь толпу мужчин, я нахожу взглядом того, кто ими руководит. Он тут же хмуро встречает нас, а начав что-то кричать на дикой помеси звуков, гонит прочь.

— Куда они садятся? — осекаю его. — На борту этого транспортника важный участник моей экспедиции. Я требую, чтобы вы взяли нас с собой.

Вру нагло, и кажется, довольно убедительно. Мужчина, продолжая размахивать руками, почти поддается.

— Вы знаете, какие проблемы у вас могут быть, если я обращусь во французское консульство? Зачем вам это? Просто позвольте поехать с вами. Мы не будем мешать. Я должна забрать только своего коллегу. Сама. Убедиться, что с ним все в порядке. Это облегчит вам головную боль. Не находите?

Мужчина сдается и поджимает губы, а следом произносит:

— Ваша быть права. Садиться в один из фургон. Но не сметь и рта раскрывать кто вы. Вам ясно?

Мы с Кан Мари быстро киваем, и, не сговариваясь, запрыгиваем в первую попавшуюся машину. Замечая такое соседство, спасатели и медики вскидывают брови, но молчат.

Как только колонна трогается, за ней с места срываются несколько карет скорой помощи, и еще два грузовика с военными.

— Это просто сон. Я знаю, что это сон, — Кан Мари продолжает сжимать мою руку, и тихо шепчет.

Всю дорогу женщина читает странную молитву, слов которой не разобрать. Так сильно и с такой мольбой шепчет, что я замираю взглядом, концентрируясь на ее тихом голосе.

Мы едем не меньше получаса. В фургоне без нормальных окон, сыро и душно, но мне и без того не вздохнуть. Мы мчимся в неизвестность, которая взрывается вечерними красками алого заката. Именно так, в лучах заходящего солнца, выглядит песчаный берег и порт рядом с ним. Двигаясь за спасателями, спускаемся вниз. Стараемся не отставать, и не мешаться под ногами, когда рядом пробегают военные. Они готовят два больших спасательных катера в такой спешке, что возвращается страх.

Он и не покидал ни на секунду, но смотря на приготовления людей вокруг, вязкое чувство жестоко напоминает о себе тупой болью в груди.

Наша группа следует к катерам, но нас с Кан Мари останавливают уже не обычные медики и волонтеры, а военные с автоматами на перевязи. Они и слушать нас не хотят, грозят оружием, и толкают в сторону. Ничего не остается, как встать на берегу и всматриваться в небо.

Оглядываясь, замечаю, что все же некоторым островитянам позволили приехать сюда. Видимо, они родственники тех, кого не успел забрать Джеха в прошлый раз. Деревенские люди вряд ли имели родных с паспортами Кирибати.

Смотрю на небо, а оно только сильнее краснеет. Не могу понять ничего, а от того хуже щемит сердце.

— Они сели? Вера-ши. Как понять?

Кан Мари встречает мой взгляд и затихает, как и я. Мы не понимаем ничего, но продолжаем ждать. Стоим неподвижно, и едва дышим. Уже и солнце сесть успело, а горизонт пустой. Спасатели переговариваются по рации, и ждут у машин с медиками. Вскоре они снова начинают быстро перемещаться, разворачивают странные накидки серебристого цвета, обустраивают две палатки. Так слажено действуют, что спустя несколько минут на берегу вырастают два огромных медицинских шатра.

— Вера… — тянет сиплым голосом Кан Мари, и хватает меня за руку. — Вера, смотри.

Она указывает на залив, в который сворачивает первый катер. Он движется медленно, но даже с такого расстояния видно, что судно переполнено людьми.

— Сели… — шепчу, как безумная. — Они сели.

Как только катер швартуется, к нему бегут волонтеры. Они помогают людям сходить на берег, а я как обезумевшая, осматриваю каждое лицо высохшими глазами. Не моргаю, не дышу, и не двигаюсь, но его лица так и не замечаю. Сана нет ни в толпе людей, ни с группой военных из расположения.

Старшина Ю. Где старшина Ю? Где Вон Хо, и где Джеха? Почему нет… его?

Сердце готово из груди выпрыгнуть, а в горле сухо, как в пустыне. Где он? Снова пробегаю взглядом по толпе, но его нигде нет. Как и на втором катере, который приходит через несколько минут.

— Вера, где они? — грубо и со сталью шипит Кан Мари. — Вера, все здесь? Да? Так ведь? Где же экипаж?

— Спокойно, — я хватаю ее за руку, но в последний момент, Кан Мари ее вырывает и срывается с места.

Да только я и шагу ступить не могу. Смотрю на моторную лодку, из которой прямо на воду у берега спрыгивают шесть фигур. Они вместе идут к берегу, едва передвигают ногами, но выходят на него, а Сан понимает взгляд.

Он долго осматривает толпу ожидающих, ищет меня, а я, как калека, не могу взять под контроль тело. Оно не слушается, не поддается мне. Видимо, это ступор, от которого не так легко избавиться. То состояние, когда воздух врывается в легкие, как-то странно легко, а сердце издает гулкие удары все медленнее. Оно стучит сильно, но каждый его удар, как толчок в грудь.

Посмотри… на меня. Шепчу мысленно, и даже на таком расстоянии слышу, как Джеха в шоке ругается с Кан Мари. Эти двое замерли по косточку в воде, и не могут отойти друг от друга.

Она к нему бежала, а я до сих пор сдвинуться с места не могу. Почему?