Времена не выбирают - Макс Мах

– Подожди, – сказал Макс, когда они уже были готовы двигаться. – Надо бы Мешу письмо оставить, чтобы не волновался напрасно.

– Напиши, – согласилась Лика, которая и сама все время об этом думала, только Макс ее опередил.

Макс выставил проекцию – захочешь не заметить, так никуда не денешься, сама в глаза бросается – и быстро надиктовал письмо, повисшее в воздухе несколькими строчками, составленными из больших изумрудно-зеленых букв.

– Вот теперь действительно все, – удовлетворенно кивнул Макс, поворачиваясь к Лике. – Ну что, поехали?

«Поехали! – не без доли сомнения, но оттого не менее решительно сказала себе Лика. – Знать бы еще куда?»

– Подлечиться на дорогу не хочешь? – неожиданно спросил Макс.

– Да нет вроде, – усмехнулась Лика. – Я в норме. Пока Маска не восстановится, лучше все равно не будет. Пошли!

Они подошли к участку стены, помеченному лежащими на полу железками из штурмового комплекса и «в два голоса» открыли проход. Что характерно, на этот раз все случилось самым обыкновенным, привычным и давно описанным им Виктором образом. Никакого прозрачного окна, а только видимая внутренним взором стена или преграда и пятно прохода, который они по той же давней привычке называли Дверью.

«Вперед», – повторила про себя Лика и, взяв Макса за руку, шагнула сквозь стену. И опять все произошло именно так, как ожидалось, то есть легко и просто: шаг, и они оказались в другом зале, перед выставленными девятилучевой звездой саркофагами вуспсу.

– Что теперь? – спросила Лика.

– Теперь будем искать, – ответил Макс.

Лика хотела было спросить, как именно он собирается искать и открывать Дверь, но промолчала, вовремя сообразив, что у Макса, хоть он и имел уже кое-какой опыт, вряд ли есть готовый рецепт.

«Пусть ищет, – решила она. – Авось что-нибудь и найдет».

Она стояла рядом с Максом, осматривала зал, но пока ровным счетом ничего особенного не видела и не чувствовала.

«Может быть, все зря, и Двери здесь открываются только в минуту „вселенских катаклизмов“?»

Могло случиться и так. Они ведь до сих пор знали о Тропах, Порогах и Дверях так мало, что даже знанием это назвать было нельзя.

За неимением идей получше Лика сосредоточилась на том участке стены, в котором два дня назад приоткрылась так до конца и не сформировавшаяся Дверь на Землю. Вычислить его местоположение было несложно, саркофаги как будто специально создавали замечательную в своем роде систему ориентации. Однако сколько Лика ни вглядывалась в ровную и прохладную голубизну стены, ничего нового она там не видела. Ровным счетом ничего. Стена. Ровная и ровно окрашенная, то есть никакая.

«Пустышка…» – Но именно тогда, когда разочарованная Лика произносила мысленно это слово, она ощутила что-то похожее на «томление души», когда то ли есть хочется, то ли на сердце непокой. Однако не успела она задуматься, оценить это новое ощущение, понять его природу, как «томление души» без какого-либо ощутимого перехода превратилось во что-то совсем другое. Лика определила бы это как беспокойство, заставившее завибрировать ее нервы, но все происходило так быстро, что сознание Лики просто не успевало за событиями.

Впрочем, ее подсознание, по-видимому, мышей ловить не разучилось, потому что еще через мгновение Лика поняла – или, правильнее будет сказать, осознала? – что все дело в Камне. И откуда бы, спрашивается, взяться такой идее, если не вынырнуть, как чертик из табакерки, из самых темных глубин ее подсознания? Но, как бы то ни было, еще не успев толком понять, что с ней происходит, и происходит ли вообще что-нибудь такое, о чем следовало бы говорить, Лика уже знала, что все дело в «Медузе», которая как будто силилась ей что-то сказать, объяснить или, может быть, направить? Вот только язык Камня был Лике неизвестен, и понять «Медузу» она не могла. Или все-таки могла? Лика оглянулась так резко, что не успела даже понять, что делает и зачем. Ее качнуло, и кровь ударила в голову, но в ту же секунду она увидела, что Макс смотрит как раз туда, куда и она, Лика, почувствовала сейчас внезапную, как удар молнии, и острую, как жажда жизни, необходимость посмотреть. Впрочем, чтобы увидеть то, что она искала, или, вернее, то, на что «предложил» посмотреть ей Камень, Лике пришлось сначала прикрыть веки. Неяркий, чуть голубоватый свет, исходивший от всех внутренних поверхностей Камня, мешал рассмотреть призрачную преграду и едва видимое на ее фоне, рождающееся прямо на глазах, пятно Двери. Однако, смежив веки, Лика все это увидела с той степенью ясности, какую позволяло «внутреннее видение», и сразу же, как будто в ответ на ее скромный успех или в награду за догадливость, зашумело в голове, словно зазвучали разом тысячи неразборчивых детских голосов. Но сознание Лики все еще было достаточно ясным, чтобы сформулировать простую, тем не менее жизненно важную – во всяком случае, для них двоих, для нее и Макса, – мысль.

– Это не Земля, – сказала она вслух, удивляясь краем сознания – еще способна удивляться! – тому, что голос ее не дрожит.

– Знаю, – сразу же откликнулся Макс. – Это…

А перед глазами Лики, вернее, перед ее внутренним взором уже стремительно проносились образы совершенно незнакомых ей мест. Какие-то темные пространства, наполненный снежно-белым сиянием зал, коридоры, лестницы…

– …Черная Гора, – неожиданно закончил оборванную на полуслове фразу Макс.

«Ахан… Самое пекло!» Но это были, скорее, привычные штампы, чем что-либо, окрашенное настоящими эмоциями. Страшно Лике почему-то не было.

– Почему открылась именно эта Дверь? – В ушах звучали голоса, похожие теперь на волчий вой, в голове гудело, перед глазами плыли цветные круги, сквозь которые с трудом различались контуры наливавшегося цветом и «плотью» прохода.

– А ты разве не поняла? – Голос Макса гудел от напряжения и в то же время был каким-то отрешенным, чужим.

«Чужой… Он что…» Но она уже поняла, что происходит с Максом, который все-таки имел пусть и небогатый, но все-таки опыт общения с Ключом. И тогда она тоже попыталась настроиться на голос Камня. Легко сказать! В то мгновение, когда Лика начала прислушиваться к чужой и чуждой «речи», в ее мозг хлынул поток невероятной мощи, сметающий все на своем пути, не знающий преград, не ведающий предела. О том, чтобы разобраться в дикой мешанине смыслов, обрушавшейся на ее бедную голову, как волна цунами, и речи быть не могло. Даже удержать ее, не дать волне захлестнуть и «утопить» ее мозг стоило Лике неимоверных усилий, которые, впрочем, не могли продолжаться слишком долго. У нее просто не хватило бы на это сил, как, вероятно, и ни у кого другого.

Ее качнуло, как от физического удара, и…

– Откройся! – Голос Макса донесся откуда-то из далекого далека, из-за глухой ватной пелены и на мгновение вернул стремительно утрачивавшую над собой контроль Лику в сознание.

«Открыться? Чему? Зачем?» – Но дело было сделано, вера в то, что Макс всегда прав, сломала внутреннее сопротивление, и Лика перестала противиться тому, что настоятельно «желал» сообщить ей Камень. В первый момент ей показалось, что все кончено. Поток информации буквально разнес ее разум в клочья, но практически сразу же включилась в дело интуиция, ее, Ликино, звериное шестое чувство и, одним мощным броском оседлав стихию Камня, вернуло Лику к свету осознания. Впрочем, то, во что превратилось ее сознание после стремительно свершившейся метаморфозы, не было возвращением к себе, но являлось, если бы Лика могла, конечно, все это осмыслить и понять, единственно возможной формой сосуществования с работающим Ключом.

Новое состояние, в котором нашла себя Лика в следующую секунду, было сродни раздвоению личности. Вернее, это было расщепление ее собственного сознания, одна часть которого по-прежнему обеспечивала цельность и уникальность этой самой, будто бы разрубленной на две части, личности, а другая, слившись с исходящим из Ключа потоком, носилась черт знает где, неспособная даже приближенно понять того, что открывал ей Камень. Тем не менее именно от этой обезумевшей части своего сознания Лика начала вскоре получать вполне поддающиеся осмыслению сигналы. Так что, по прошествии какого-то, по всей видимости, незначительного времени, она – неожиданно для самой себя – поняла, почему открылась именно эта Дверь, и одновременно увидела, что проход через Порог действительно открыт.

Кто-то, кто знал о Ключах гораздо больше, чем Лика и Макс, умелый и решительный, открывал Дверь с другой стороны. Ждал ли этот человек именно их, или это снова было случайное совпадение, Лика не знала, да и мыслить рационально она была в этот момент не способна. Она только поняла, что там, на той стороне, тоже есть Ключ, и априори приняла, что работать с Камнем мог только герцог Рекеша, который был им не враг, хотя, как сказал ей Макс, и не друг. Возможно, и даже скорее всего, находись Лика в здравом уме и ясной памяти, она не пошла бы сейчас ни на какую авантюру. Однако ее сознание все еще пребывало меж двух миров – мира человеческого и мира Камней, – и первое же сильное чувство, возникшее в ее душе, сразу охватило ее всю, подавив все другие. Она захотела перейти в Черную Гору. Зачем? Почему? Являлось ли это ее собственным желанием? Этого Лика не знала, но она себе такого вопроса и не задавала. Что ожидала она найти на той стороне? И об этом Лика не подумала тоже. У нее было лишь ощущение, что оставаться там, где она находилась сейчас, неправильно, потому что следует идти навстречу зову. Вот и все. Однако последнее слово все-таки оставалось за Максом, потому что вера Лики в него была не просто доверием, а неотъемлемой частью ее безмерной к нему любви. Но если в обычном случае вера эта была запрятана глубоко в недрах души, так глубоко, что и сама Лика порой забывала о ее существовании и ее подлинной силе, то сейчас, когда эффекты Камня подавили ее рациональное Я, эта вера вошла в ее сознание точно так же, как во времена вселенских катаклизмов поднимались из глубин океана новые континенты.