Осколки вечности - Александра Верёвкина

Следующие полчаса я провел в бесцельных скитаниях по дебрям узких, изгибающихся под замысловатыми углами коридоров, чуть не столкнулся с одним из спецназовцев, столь некстати обладающим завидной способностью передвигаться практически бесшумно, и в итоге забрел в тупик. Призрачные надежды на волю случая таяли на глазах, и расползающаяся вдоль позвоночника паника окончательно завладела моими мыслями. В тот момент, когда я уверил себя, что иного выхода просто нет, и набрал в грудь побольше воздуха для громкого крика: 'Астрид!', в темноте мелькнула и скрылась за поворотом чья-то тень. Две секунды хватило на то, чтобы воспеть оду олимпийским богам и кинуться в пучину беспросветной мглы вслед за тоненькой фигуркой.

Невозможно передать словами накрывшее меня с головой облегчение, когда в таинственном силуэте отчетливо стали видны знакомые черты. Спутанные волосы, обрамляющие мертвенно бледное лицо безжизненными сосульками, дрожащие губы и блестящие в свете луны глаза, сочащиеся горючими слезами. Я и сам был готов поддаться эмоциям, но чудом сдержался. Тем более что моей малышке везло, как утопленнику.

За тот короткий миг, ушедший на аккуратное приближение из-за спины, она с приличествующей своей персоне неуклюжестью наступила босой ногой на любовно торчащий гвоздь, еще больше испугалась, поддалась беспринципной власти страха, дернулась в сторону и с непомерным грохотом рухнула на пол, напоследок беспомощно взмахнув руками.

Забывая о скрытности, я рванул вперед, молниеносным движением сорвал шапку и припал на колени рядом с девочкой, растирающей по щекам слезы грязной ладошкой.

— Все хорошо, родная — абсолютно не своим голосом прошептал я, ловко высвобождая ступню из 'капкана'. — Я здесь, все закончилось. Иди ко мне.

Простирая вперед ладони, я из последних сил прятался от ее взгляда. Непозволительно выглядеть в ее глазах размазней с мелко дрожащими губами, только не после того, что она пережила по моей вине! А что, собственно, произошло? Мне не нужны были ответы, гораздо красноречивее обо всем случившемся свидетельствовал ее внешний вид. Одетая наизнанку клетчатая рубашка, один из рукавов которой насквозь пропитался кровью. Сбивчиво застегнутые пуговицы, открывающие обзор на длинную шею со следами жадных укусов. Нет, он не пытался добраться до ее крови мерзейшим из возможных способов, просто издевался, заставляя изнывать от невыносимой боли. Разорванная лямочка бюстгальтера, порванная вязка на резинке пыльных штанов, неряшливо забинтованное запястье с проступившей на поверхности бинта кровью. Все это я заметил прежде, чем лихорадочно сжать в объятиях измученное тело.

Астрид устало прислонилась щекой к моему плечу и не заметила дорожку злых, неистовых и обжигающе горячих слез, скатившихся за ворот футболки.

Душа разрывалась на части, легкие повсеместно лопались от недостатка кислорода, в глазах помутилось от ярости. Я шел вперед, не разбирая дороги, трепетно держа в руках свое бесценное сокровище, нашептывая лишенные смысла слова, успокаивая, подшучивая над девочкой, в то время как мысли крутились вокруг избитого понятия мести. Он еще не понял, с кем связался? Так я радушно объясню, более того, продемонстрирую со всем изяществом! Мое терпение лопнуло!

Путь до машины, развернувшаяся на моих глазах истерика, беглая обработка кровоточащих ран…Вплоть до момента вынужденного расставания с девушкой я не осознавал ничего. Все чувства притупились, обострив до предела ненависть. Внутренний голос срывался до хрипоты, нещадно требуя выплеснуть на поверхность почти вековой запас жестокости. Убийство, притом самое бесчеловечное, зверское, с кусками летящей в разные стороны плоти, криками, мольбами о пощаде, — вот панацея, что требовалась мне для заживления саднящих ран.

И я ее получил. В трехстах метрах от дома прогуливалась припозднившаяся парочка. Светловолосая и коротко остриженная особа лет двадцати, цепко ухватившая локоть худощавого ровесника, разукрашенного татуировками. Думается, плохую ночь для романтических свиданий вы выбрали, ребятки!

Далее разыгрался классический сценарий. Вытащив из кармана куртки складной нож, я окликнул парня, с намеком потребовал закурить и с блаженной улыбкой выслушал гневную отповедь нецензурного характера с добрейшим пожеланием отправиться по известному адресу. Злость вспыхнула во мне с утроенной силой, и, как назло, первой под руку попалась матерящаяся девчонка. Мучить ее я не собирался, поэтому без лишних предисловий свернул шею и обратил горящий взгляд поймавшего след охотника на вторую жертву. Решили подраться, мистер Храбрец? Что ж, уличный мордобой входит в число моих многочисленных талантов.

Если честно, от пирсингованого противника я ожидал большего. Смешно сказать, по ходу действа даже пытался выбрать стиль борьбы, расценивая преимущества айкидо перед кунг-фу, но после двух моих пропущенных ударов в челюсть развлечение приобрело все оттенки хладнокровного избиения младенца. Под натиском кулаков хрустели кости, чавкала кровь, сдиралась кожа, а долгожданное умиротворение упорно медлило. Я сломал парнишке нос, повалил на землю, проломил скулу, осколок которой вонзился несчастному в глазное яблоко, и потерял связь с реальностью. Вместо истерзанного, целенаправленно умирающего юноши подо мной лежал Лео.

Сосредоточенно орудуя онемевшими от бесконечных ударов руками, я отчетливо различил под маской сплошного кровавого месива ненавистные черты лица и закричал. От боли, причиненной моей девочке, беспомощности, обиды, чувства несправедливости, отвращения к самому себе и ненависти! Я люто ненавидел этот мир, потому что все в нем не имеет ничего общего с жизнью. Это мука, адская, томительная пытка самыми извращенными инструментами!

— Я убью тебя, с*ка! — трижды встряхнул я вяло болтающуюся голову, как следует прикладывая ее затылком о плитку на тротуаре. — На этот раз точно убью! Ненавижу, мразь! НЕНАВИЖУ!

В рьяном приступе сумасшествия я провел еще с десяток минут, а затем устало повалился на землю рядом с изуродованным телом и прижал окровавленные ладони к глазам. Чепуха эти слухи о том, будто мужчины, тем более бессмертные, не плачут. Чертово существование умеет доводить до крайностей. Я не мог и не должен был выказывать свои чувства при Астрид, но сейчас, в абсолютной тишине, в компании двух свеженьких трупов, как никогда хотелось дать волю эмоциям.

Как же я жалок, черт возьми! В этих воспетых отцом принципах защищать близких любой ценой, в болезненной тяге к извращенной мести, в ярой неприязни к собственной персоне, в опостылевшей жажде крови, наконец. Мечтая о забытьи, дарованном свыше кем-то человечным, я подполз к распростершейся на траве неподалеку девушке, лихорадочно воткнул лезвие ножа в услужливо подставленную шею и, точно падальщик, впился зубами в медленно остывающую плоть. Голод казался бескрайним, и по мере его насыщения я вновь становился отдаленно похожим на разумное существо.