Звезда Аделаида - 1 - GrayOwl

Квотриус локтями проделывал скорый путь сквозь толпу, и вот он уже встал рядом с почему-то обидевшимся на него братом, но сейчас он спасёт своего возлюбленного Северуса, и обида уйдёт. Главное - спасти жизнь высокорожденного брата! Да, всё же брата! И никакие времена их не…

Он вырвал из некрепко зажатой в не той, левой руке, волшебную палочку, а так как злости на весь этот проклятый мир, в котором теперь нельзя жить - ведь отвернулся от него брат старший! - было достаточно, он сделал те самые отточенные пассы, мастерским выполнением которых поразил Северуса ещё дома, ещё до… той, последней, самой прекрасной, ночи, произнося коротко, зло и отчётливо, направляя палочку на первых попавшихся под горячую руку к «раздаче»:

- Crucio! Crucio! Crucio! Cru…

- Остановись, брат мой, прости, прости меня. Эти скоты тут ни при чём - это я, только я так решил! Между нами всё…

Квотриус, не обращая внимания ни на корчащихся жертв его ярости, ни на остальную гудящую в страхе и негодовании толпу легионеров, своим ртом залепил произносящие такие страшные и, главное, незаслуженные слова, губы Северуса; которыми тот улыбался ему, Квотриусу, ещё в полдень; которые, дразня беспомощного младшего брата, так соблазнительно обводил тонким, длинным пальцем, одним из тех, что были внутри Квотриуса ещё этой ночью, даря ему упоение и счастье…

… О, Северус, стоик мой - Северус, видно посчитал ты, что нас связывает плотская любовь и взаимное удовлетворение только, так на, смотри, Северус, до чего, до какой степени ярости довёл ты бедную душу мою, сердце и разум, сделав их разом жестокими, всего лишь сторонясь меня, не замечая. За долгий путь весь с самого полудня не обернулся ты и посмотреть на меня! А ведь ночью кричал ты о любви ко мне, Северус, вспомни, также, как и я кричал о чувстве ответном.

Зачем, зачем решил ты раньше времени, срока раньше, который - о, жестокое, неумолимое время! - всё равно ведь настанет - время разлуки нашей на век вечные - прервать любовь нашу, вспомни, разделённую, одну на двоих?!..

… Весь этот немой монолог мгновенно пролетел перед мысленным взором Северуса - не нужно было быть легиллиментом, чтобы прочитать всё это в отчаянно распахнутых и, наконец-то блестящих, как звёзды, а не матовых, глянцевито, равнодушно поблёскивающих что во тьме, что на свету, глазах возлюбленного брата - да, брата! - Квотриуса, единственного, любимого так, что и сказать не можно.

И Северус впервые за всю жизнь уступил не обязанностям, не долгу, ни желанию позлословить, а чувству, такому, как ему казалось раньше, и не бывающему, эфемерному.

Чувству, в которое он ни на кнат не верил раньше - любви.

Понял он, что не в силах отвернуться от возлюбленного, пока Квотриус рядом, разрубить проклятый Гордиев узел их неправильной, не должной бы и вспыхнуть, мужской любви между предком и потомком.

Квотриус тоже внезапно обессилел от откровения, осознания всей немеряной глубины той сладостной и затягивающей бездны чувства, что называется любовью, большей, чем та любовь, которую он чувствовал доселе, и во многом, нет, далеко не во всём, но с примесями плотской страсти и вожделения

Перед ними обоими одновременно - глаза в глаза - отворился источник любови истинной, связавшей их судьбы, их жизни, да всё, что имели они из тех ценностей, кои непреходящими зовут.

Но и страсть, и желание быть с любимым вместе никуда не исчезли с приходом этого осознания, просто видоизменились, отодвинулись вглубь, где им и место по праву и происхождению.

Северус подхватил падающую из пальцев Квотриуса волшебную палочку и прокричал куда-то в толпу:

- Finite incantatem!

Тут же раздались глухие стоны пострадавших, приходящих в себя и не потерявших рассудок только по причине его отсутствия, и громкие выкрики легионеров:

- Наш полководец! Снепиус скачет!

- Всем разойтись! - кричал на скаку полководец.

Малефиций нёсся на неосёдланной лошади, как маленький ураган, размахивая длинным бичом и оставляя на лицах попавшихся солдат долго потом незаживавшие рубцы, стремясь попадать именно по незащищённым сейчас головам в одних только подшлемниках - воины на привале снимали тяжёлые, к тому же практически полностью закрывающие нижнюю челюсть и не позволяющие нормально есть, шлемы, а не по закованным в панцири телам, тогда удар бичом не возымел бы должного воспитательного эффекта. Малефицию было не впервой разгонять солдатские волнения. Зачастую возникали они из-за несвоевременной выплаты денег, кои позволили бы молодцам разгуляться в городе. В остальном легионеры содержались на казённый счёт.

Он гарцевал так уверенно, словно сидел в профессиональном скаковом седле жокея, приближаясь поближе к фонтанирующему источнику. Толпа легионеров мгновенно пожухла, поникла, пряча головы, зажимая их руками и споренько расступилась, пропуская полководца вперёд.

- Что, давно в Лондиниуме не были, ребятки? - уверенно пророкотал Малефиций, сдерживая лошадь одной левой. - По чародеям да магам так соскучились, будто век целый их не видали? Что, есть такие, кои и не видывали вовсе? Дурачьё!

Ну да, сын мой законнорожденный и наследник Северус - великий чародей, а в руках его - жезл магический, коим вытворяет он чудеса всеразличные.

- Полководец Снепиус Малефиций, разреши слово вымолвить.

Вперёд вышел мужчина лет сорока - ровесник «настоящего» Северуса, только не нынешнего, помолодевшей версии. Это был один из самых преданных полководцу опытных потомственных всадников, чистокровный ромей, но бедный патриций, из-за чего и пошёл Родине служить, Артиус Малестий Нерекциус.

- Позволяю. Тебе, Артиус Малестий, всегда доверял и буду доверять.

Снепиус ответствовал, вроде, как успокоившись с вида, но будучи ещё настороже. Лошадь под ним выписывала ногами круги и восьмёрки от возбуждения и неожиданного наездника. Ведь боевые кони привыкли к упряжи, но не к человеку на спине.

- Ты, верно, не знаешь, равно, как и я, что тут произошло в начале - об этом ведают лишь вот эти мокрые ребятушки, но не было на сём месте источника такой силы, чтобы бил он в небо, это я тебе правду говорю - сам видел, врать не стану.

А мы с моими-то четырьмя солдатиками недалече были и поспешили сюда, едва заметив струю воды, но к нашему приходу здесь уже пять пятёрок было, не считая тех, что с сыном твоим, наследником Северусом, пошли.

И тут воскричал наследник твой, Господин дома Северус, что чародей он есть, и восхотел он что-то ещё проговорить про деревянное орудие, невиданное ни у одного мага, а много я их повидал и в Лондиниуме, и в своей родной Массалии* * , что осталась лежать в руинах после прихода остготов, ну да не буду об этом, сам всё знаешь.