10 гениев, изменивших мир - Елена Кочемировская

Предшественником кибернетики сейчас справедливо считается автором первого варианта общей теории систем – известный русский философ Александр Богданов, на несколько десятков лет опередивший Н. Винера. В 1913 году он издал брошюру «Между человеком и машиной», посвященную проблемам научной организации труда. Эта работа прошла незамеченной, но широчайший кругозор и уникальный жизненный опыт позволили А. Богданову сформулировать в более поздней работе «Тектология: всеобщая организационная наука» (1913–1922 гг.) идеи системного подхода. Русский ученый определял тектологию как «всеобщую организационную науку», но нередко толковал ее как некую теорию систем («комплексов» – в его терминологии). Многочисленные параллели с Винером бросаются в глаза, хотя Богданов пользуется исключительно качественными методами. Достаточно упомянуть о трактовке живых организмов как «биорегуляторов» – систем с обратной связью.

Независимо от кибернетики, еще в 30-е годы австрийский биолог Людвиг фон Берталанфи разрабатывает общую теорию систем, главной составляющей которой является представление об «открытой системе». Если Винер главным образом исследует технические системы и акцент делает на внутренние обратные связи, то Берталанфи особое внимание уделяет механизмам обмена информацией между живым организмом и окружающей средой, а также установлению внутреннего динамического равновесия.

И вот наступил 1948-й – год славы Норберта Винера, год выхода «Кибернетики». Ее полное название – «Кибернетика, или Управление и связь в животном и машине». «Когда «Кибернетика» стала научным бестселлером, все были поражены, и я не меньше других», – вспоминал потом Винер. «Появление книги в мгновение ока превратило меня из ученого-труженика, пользующегося определенным авторитетом в своей специальной области, в нечто вроде фигуры общественного значения, – констатировал он. – Это было приятно, но имело и свои отрицательные стороны, так как отныне я был вынужден поддерживать деловые отношения с самыми разнообразными научными группами и принимать участие в движении, которое быстро приняло такой размах, что я уже не мог с ним справиться».

Первое английское издание «Кибернетики» увидело свет в США и Франции в 1948 году. Скромная книга в красном переплете, изобиловавшая описками и опечатками, скоро стала научным бестселлером, одной из «книг века». В первом издании искажены многие формулы, имена, ссылки; неточности прокрались и в сам текст. Винер сообщает в автобиографии, что в это время он страдал тяжелой болезнью глаз – катарактой, перенес операцию хрусталиков и не мог должным образом проверить напечатанное. «Книга появилась в неряшливом виде, так как корректуры проходили в то время, когда неприятности с глазами лишили меня возможности читать, а молодые ассистенты, которые мне помогали, отнеслись к своим обязанностям недостаточно хорошо», – объяснял ученый причину столь нетипичной для научного издания небрежности, а также изобилия ошибок.

В 1958-м «Кибернетика» была переведена на русский язык, а через пять лет в СССР вышла книга «Новые главы кибернетики», содержавшая перевод предисловия и второй части второго издания (1961).

Главный труд Норберта Винера, прославивший его имя, является ярким отражением личности автора. Разнообразие знаний, широта интересов, любовь к риску, парадоксальность, тревога за будущее, даже пристрастие к европейской старине – все это запечатлелось на страницах книги. Вся «Кибернетика» полна догадок, гипотез, аналогий. Понятно, что при таких устремлениях Винер нередко забегал вперед, в области, где почва еще не отвердела и надежное движение было затруднено. Он походил на ученого-разведчика – недаром всю жизнь он работал с вероятностями!

Книга не содержит последовательного курса кибернетики. Сам Винер не раз отмечал предварительный характер своего труда – до подробного, систематического построения новой науки было еще далеко. «Эскизность, фрагментарность книги задают также немалый труд абстрагирования и систематизации понятий из приводимых описаний и сравнений. Понятийный аппарат новой науки во многом еще зачаточен, смутен, это кибернетика in statu nascendi – «в момент зарождения». Наконец, надо признаться, Винер во многих местах просто небрежен и тороплив», – пишет Н. Г. Поваров в предисловии к переводу «Кибернетики».

Винер видит обширное поле для приложения новых понятий. С кибернетических позиций атакует он проблемы техники, физики, биологии, физиологии, медицины, психологии, социологии. Он убежден, что кибернетика даст возможность объединить и упорядочить огромный материал из разных областей, наладить сотрудничество ученых разных специальностей, вооружить их общим языком и общей методикой.

Основной тезис книги – подобие процессов управления и связи в машинах, живых организмах и обществах, будь то общества животных (муравейник) или человеческие. Процессы эти представляют собой прежде всего передачу, хранение и переработку информации, т. е. различных сигналов, сообщений, сведений. Любой сигнал, любую информацию, независимо от ее конкретного содержания и назначения, можно рассматривать как некоторый выбор между двумя или более значениями, наделенными известными вероятностями (селективная концепция информации), и это позволяет подойти ко всем процессам с единым статистическим аппаратом. Отсюда мысль об общей теории управления и связи – кибернетике.

Количество информации (по сути, количество возможностей выбора) отождествляется Винером с отрицательной энтропией[36] и становится, подобно количеству вещества или энергии, одной из фундаментальных характеристик явлений природы. Информация никогда не создается, она только передается и принимается, но при этом может исчезать. Действующий объект поглощает информацию из внешней среды, анализирует ее и использует для выбора правильного поведения. Информация искажается помехами («шумом») на пути к объекту и внутри него, после чего и теряется для него. Борьба с энтропией – борьба с шумом, искажающим информацию. Отсюда вытекает толкование кибернетики как теории организации, т. е. борьбы с мировым хаосом и возрастанием энтропии.

В первой главе «Кибернетики» Винер обсуждает проблему «создания машин, подражающих живому организму», упоминает историю глиняного Голема и приходит к более или менее положительному ответу относительно принципиальных возможностей машин. Уже нынешние автоматы, подчеркивает он, обнаруживают грубое функциональное подобие живым организмам. Впоследствии Винер открыто говорил о машинах «умнее своего создателя», которые обладали бы в некоторой степени и жизнью (противники кибернетики изобрели даже специальный термин «технозоизм» для обозначения веры в оживающие машины).