Антитезис - Андрей Имранов

— Совет координаторов получит всю полноту власти, как только мы победим, — зло сказал Барон.

— Ай, ладно, — Дима махнул рукой, — чё врёте-то? По привычке, что ли? Да найдется куча причин остаться «серым кардиналом». Кто-то же должен контролировать работу этих «Виртасофтов» и «Русь-информов», кто-то, знающий истинное положение дел. Кто-то должен прослушивать телефонные разговоры и кто-то должен убирать тех, кто случайно узнает лишнее. Совет координаторов этого не будет делать.

Барон помолчал, пристально разглядывая Диму со странной смесью интереса и презрения.

— Даже если на секунду допустить, что этот бред, который ты несешь и в который, видимо, веришь — правда, так чем она тебя не устраивает? Ты предпочитаешь, чтобы к власти рвались властолюбцы? Или пусть там остаются коррупционеры? Или, может, ты сам хотел влиться в их стройные ряды?

— Нет, — устало сказал Дима, — у меня была такая мысль. Дескать, какая разница, если результат — тот же? Может, хоть в этом случае цель оправдывает средства? Но нет. И тому две причины. Первая — вы. Ну, не вы конкретно, а те из вашей крысиной стаи, кто останется стоять серой тенью за спиной номинальных правителей страны. Это же такая власть, какая даже Сталину не снилась — даже против него устраивались заговоры и готовились покушения. Кто сказал, что «абсолютная власть развращает абсолютно»? Не помню. Да и не важно — вы уже сегодня спокойно убиваете людей — не мерзавцев, не этих ваших «гнилых», а нормальных, хороших людей — убиваете и даже не стыдитесь этого и не пытаетесь скрыть. Что будет, когда вы победите — будете так же спокойно во имя идеи отправлять на смерть миллионы? Это во-первых. А во-вторых, од… один… — Дима сглотнул и перевел дыхание, — один умный человек сказал мне, что человека нельзя насильно сделать лучше. Понимаете? Знаете, когда человек стыдится своего пристрастия к спиртному — то он еще излечим. А когда он говорит: «Я алкоголик! Поэтому мне можно! Мне даже нужно!» — он уже безнадежен. Человек должен верить, что он лучше, чем он есть на самом деле. И именно постыдные, а не вредные привычки — это тот механизм, который мотивирует людей становиться лучше. Не под давлением кампании о вреде пьянства и курения, а самому — по собственному желанию. Если в человеке нет того, чего он стыдится, то у него и нет мотива к самосовершенствованию. Вот так.

— Будь добр не утверждать столь категорично, — сказал Барон, — это исключительно твое мнение. Если на то пошло — мнение человека прошлого.

— Ах, человека прошлого, значит? Хотите посмотреть на освобожденных от постыдных привычек людей вашего светлого будущего? Выйдите к вокзалу, загляните под скамейку! Вот он, человек будущего! Ничего не стыдится! Зато уж он-то точно не станет устраивать революций, правда ведь?

— Ну и муть ты развел Дима, — Барон вздохнул, — причем на пустом месте ведь. Ты ничего еще толком не знаешь, а уже такую теорию развернул, — усмехнулся, покачал головой, — ты только впредь не лезь сразу на трибуны, предупреждай, когда что-то такое выдумаешь.

Напряжение в зале как-то снизилось, Вирджил даже улыбнулся немного и сразу стал выглядеть куда более уверенно. Дима наоборот, засомневался: «Я что-то упустил? Но что?»

— Чистым-то моим ты что разослал? Не мог же ты всю эту пламенную речь в пару СМС вместить?

«А!», — Дима улыбнулся, вновь обретая уверенность, — «Вот оно!»

— Нет, конечно. Я просто подговорил их посмотреть собственные записи…

— Что? — вот теперь, на мгновение, Барон выглядел обескураженным. Даже — растерянным, и Дима испытал по этому поводу миг злорадного удовлетворения.

— Ну, видите ли, если Машины Бланки не существует, то смотреть свои записи должно быть строго запрещено. Уж не знаю, какое вы обоснование придумали этому запрету, но наверное, что-то вполне правдоподобное — вы ж не дураки, я понимаю. Ведь если кто-нибудь посмотрит свою собственную запись, то наверняка увидит и те мысли, которых у него совершенно не было, и не увидит тех мыслей, которые он вполне четко в это время обдумывал. Не увидит те объекты, которые он хорошо осмотрел и запомнил, не увидит тех чувств, которые испытал, глядя на какую-то, одному ему понятную деталь — короче, увидит все недочеты психологов и художников, которые составляли эту запись. Увидит — и поймет, что это — подделка. И все остальные записи — тоже. Вот и всё.

Барон молчал, что-то напряженно обдумывая.

— Я думаю, это на паролях основано — ну, что у каждого свой пароль для входа и ему его файл просто не показывается. По идее, надо только, чтобы никто случайно не посмотрел свою запись — специально ее смотреть у обработанных вам людей и мысли не должно возникнуть, не так ли? Ну, я просто и предложил — поменяться паролями и посмотреть свои записи. И убедиться. Если я неправ, а правы — вы, то бояться вам нечего.

Дима победно улыбнулся.

— Жаль, — сухо сказал Барон, — очень жаль. Но ты просто не оставил мне другого выхода. Идем. Вирджил, Юра, оставайтесь здесь, ждите меня, — кивнул в сторону, — проводите его со мной.

Двое автоматчиков направились к Диме.

— Стоять! — рявкнул Лукшин, выхватывая пистолет и направляя его в лицо Барону, — прикажите им опустить оружие.

Автоматчики замерли, Барон недобро усмехнулся.

— Мы выйдем вместе, — сказал Дима, медленно двигаясь к Барону, — пусть никто нам не мешает. Вы отвезете меня туда, куда я скажу.

— И все-таки ты глуп, — сказал Барон, повернулся и отправился к двери, — Григорий, работайте.

— Стой! — Заорал Дима, — стой, сейчас выстрелю!

Но Барон даже не обернулся. Автоматчики зашевелились, поднимая стволы автоматов.

— Сука! — Дима сжал зубы и нажал на спусковой крючок.

— Бах! — сухо грохнул выстрел, но Барон даже не вздрогнул, как шел, так и продолжал идти.

— Бах! Бах! Бах! — бесполезно.

«Холостые?» — успел подумать Дима, — «ну конечно, как же я не подумал… это же тоже… условия… теста…»

Вирджил догнал Барона возле выхода.

— Виктор Александрович, — окликнул он его.

— Что, Вирджил? — даже ласково спросил Барон.

— Покажите мне мою запись.

Барон укоризненно посмотрел на Вирджила.

— Да, я все знаю. И про то, что если я случайно увижу в записи себя, смотрящего предыдущую запись, то немедленно свихнусь от резонанса воспоминаний. Да, я знаю и про момент тестирования. Но первое опасно только при втором просмотре записи, а что до теста — так я думаю, этот пункт можно пересмотреть.

— Тебе нужны доказательства?

— Да!

— А раньше ты мне верил. Видишь ли, это не просто тест. Это вопрос доверия. Либо ты мне доверяешь и тогда мы идем дальше — плечом к плечу, либо — не веришь. И тогда — нам не по пути.