Все демоны: Пандемониум - Олег Угрюмов

— Хватит с меня других неприятностей, — честно признался Намора.

— А вот я готовила.

— Никто не делает таких хухринских блинчиков! — вздохнул демон. — Сплошное объедение. Вот с тех пор ни разу и не пробовал.

— Почему?

— А! — И Намора безнадежно махнул рукой. — Без тебя все не так, лютик. Особенно не так — с другой женой.

— Мог бы и холостяком остаться.

— Это я с горя, — слабо защищался демон. — Ты же мне отказала.

— Еще скажи — это я виновата.

— Мумочка, цветик мой, я этого не говорил.

— Но думал! — уверенно заявила мадам Мумеза. — Все вы одинаковые. Жена-то хоть ничего?

Намора честно поразмыслил.

— Кошмар ходячий.

— Чего ж женился?

— Я же говорю — от отчаяния. Тебе назло.

— Очень мне нужно злиться на тебя. Зовут как?

— Кого?

— Ну, не тебя же. Жену.

— Нам Као.

— Дурацкое имя.

— Имя как имя.

— Вот видишь! — торжествующе сказала Мумеза. — Ты ее все-таки любишь, а мне втираешь, что от отчаяния.

— Мумочка, что ты такое говоришь?

— Я бы, может, передумала когда-нибудь потом. Вот теперь бы и передумала. А так — прости, дружок, ты женат.

— Я разведусь! — вскричал потрясенный Намора. — Всех делов — пристукнуть эту мымру! А ты за меня выйдешь?

— Я так сразу не могу, — сказала Мумеза. — Вот разведешься, война закончится, а там и поговорим.

— Мумочка! Жизнь проходит! Сколько можно думать?

— Тебе сколько лет?

— Три тысячи.

— Вот видишь, какая я старая. Куда мне замуж? А ты молодой еще. И потом, я обижена. Женился неизвестно на ком, а я должна закрыть на это глаза.

— Но ведь ты же первая вышла замуж, — робко возразил демон.

Мумеза его логики не поняла.

— Ты всегда был такой, — сказала она печально. — Вот все делал мне наперекор. Вот буквально каждое слово.

— Мума! Клянусь тебе — все изменится, — сказал Намора, прижимая руки к огромному животу. — Только скажи «да»!

— Хорошо, — вздохнула Мумеза. — Скажу. Это неправильно, но как увидела тебя, так и растаяла. Между прочим, ты всегда вил из меня веревки.

— Я сейчас вернусь, — пообещал Намора. — Только никуда не уходи.

— Интересно, как он себе представляет, что я уйду? — спросила Мумеза у Ианиды, показывая букетом на безбрежное море адских воинов. — А еще считают, что мужчины умнее нас.

Было время, когда мужчины правили миром. Но потом появилась Ева.

— Что там происходит? — спросил Каванах Шестиглавый у Кальфона.

Речь шла о Наморе Безобразном. Маршал обратил на него внимание в тот момент, когда беспощадный генерал скакал на четвереньках по какой-то полянке, в стороне от того места, где сейчас должна была развиваться, но по неизвестной причине не развивалась сокрушительная атака экоев.

— Вероятно, это некий коварный план, — предположил Кальфон, свято верящий в силу коварных планов.

Сам он за всю жизнь ни одного подобного плана не придумал и потому с пиететом относился к тем, кто был на это способен.

— Странный план, — хмыкнул Каванах. — Меня в нем многое смущает. Особенно вот эта поза.

— Поза затейливая, — признал Кальфон. — Может, он подает нам сигналы?

— Вы считаете, Намора сигнализирует нам, что мы в глубокой…

Каванах задумался, как бы перевести эту синтагму в политически корректную.

— Я так не думаю, — сказал граф Торрейруна, — но, может, ему там виднее. Знаете, эти кассарийцы не так уж безобидны, как может показаться на первый взгляд.

Тут мимо них двое дюжих демонов пронесли третьего, лежащего в обмороке. За этой небольшой процессией брел Мардамон с веревочкой и бубнил:

— Я понимаю, что вы не верите своему счастью. Но вы поверьте. Посмотрите, какая вокруг красота! Неужели вы не хотите умереть в поддержку своих товарищей по оружию? В качестве поощрительного бонуса — как первому добровольцу — я спою над вами гимн собственного сочинения. О нем с похвалой отзывались музыковеды Тифантии…

— Безобидные, — прошипел Каванах. — Как же… безобидные. Эй!!! — крикнул он своим гвардейцам. — Арестуйте кто-нибудь этого бродягу. Совсем распоясался. И позовите Флагерона. Где его вообще носит?

Флагерона носило всюду, где носило черный халат с помещенным внутри него доктором Доттом.

— Поймите, — втолковывал призрак, — это немыслимо. Как вы себе представляете наш альянс?

Демон вздохнул.

— Пойдут толки.

Взгляд Флагерона выразил презрение к мнению окружающих.

— А мне не все равно, — отозвался Дотт, не замечая, что понимает собеседника без слов.

Флагерон грустно улыбнулся.

— Поверьте, я еще при жизни отличался широтой взглядов. А после смерти стал еще либеральнее…

В этот момент какая-то тварь принялась втягивать призрак в открытую пасть.

— Ай! — вскрикнул Дотт.

— Ссс-ссс, — свистнуло лезвие копья, и тварь рухнула в траву.

— Спасибо, голубчик, — поблагодарило привидение, стряхивая с рукава соринку. — На чем мы остановились? А! Да, на широте взглядов… Ну представим на минутку, что наши отношения состоялись. Дальше что? Поймите, я не сторонник моногамности. Я на это не способен…

— Все может измениться, — мягко молвил демон. — Вы войдете во вкус тихой семейной жизни.

— Мамочки! — пискнул Дотт.

— Интересный компот. — Мадарьяга кивнул в сторону сладкой парочки. — Как вам это нравится, генерал?

— Я всегда говорил Ржалису, что с этими любовными похождениями однажды можно допрыгаться. Я оказался прав.

— Ну, Ржалис вам все равно не поверит, пока сам не влипнет.

— Главное, скажите милорду Такангору, чтобы он случайно не пришиб этого воздыхателя. Неудобно как-то.

И генерала с вампиром снова разнесло в разные стороны.

— Это самая странная битва в моей жизни, — признался Каванах, высматривая своего любимца на поле боя. — Вроде бы все предусмотрел. А все идет наперекосяк.

Если ты знаешь, что что-то может пойти наперекосяк, и ляжешь костьми, чтобы этого не допустить, наперекосяк пойдет что-то другое.

Бедный маршал — он еще не знал, что такое наперекосяк. Жить в мире с собой ему оставалось совсем недолго. Ибо на правом фланге кассарийских войск, в месте, где все никак не могла развиться упомянутая атака, вступил в игру новый фактор.

Нам Као, супруга Наморы Безобразного, застукала своего благоверного на горячем.

И понеслась…

И понеслось!

ГЛАВА 17

Милталкон и Бакандор долго рассматривали таинственный ларец. Состояние у них было двойственное. С одной стороны, еще в далеком безрогом детстве, когда маменька укачивала их в колыбельке, она рассказывала сказку об одной чересчур любопытной деве, копавшейся в чужом имуществе. Помнится, именно на нее возлагалась ответственность за все болезни и гадости, происходящие ныне на свете.