Все демоны: Пандемониум - Олег Угрюмов

Мороки сплетничали, что перед другим демоном Мардамон плясал ритуальный танец, которым должно было сопровождаться его, демона, торжественное принесение в жертву. Жрец никак не мог понять, почему его высокое искусство не побуждает адских тварей выстраиваться в очередь на запись в добровольцы, но потом сообразил, что дело, вероятно, в низком интеллекте целевой аудитории.

Спор носит интеллектуальный характер, если предметом спора нельзя ударить по голове.

И от теории он решительно перешел к практическим действиям.

От какого-то беса он попытался отпилить кусок прямо на месте и потом долго улепетывал от возмущенного противника с криками:

— Богам это не угодно! Я вас предупредил!!!

Затем деятельный жрец упорно осаждал адского казначея Тамерлиса с предложением сделать взнос на строительство пирамиды. Соблазнял он потенциального дарителя памятной бронзовой табличкой, на которой будут указаны имя и сумма щедрого спонсора.

Мысль о том, чтобы расстаться хоть с медным пульцигрошем, неизменно приводит казначеев в дурное расположение духа. Это легко проверить, попросив аванс у маркиза Гизонги. Благородный маркиз в таких случаях начинает протяжно кричать. Преимущественно — отборной солдатской бранью.

Вообразите же, что случится, если славному маркизу предложить обменять две сотни золотых рупез на кусочек бронзы в две ладони длиной.

Возможно, какие-то внешние различия между главным казначеем Тиронги и главным казначеем преисподней и наблюдаются, но зато по духу они братья-близнецы. Внимательно выслушав Мардамона, Тамерлис завопил так, будто его резали.

Большая ошибка.

Не обнаружив противника в поле зрения, охранники Князя Тьмы ударились в панику. Им и в голову не пришло, что господин главный казначей станет визжать без серьезной на то причины. И, в принципе, были правы. Просто причины каждый понимает по-своему. Для кого-то это обязательный взнос в фонд Детского гвардейского приюта, а для кого-то — проигранное сражение.

Кстати, демоны этого еще не знали, но война уже трещала по всем швам.

Женщины изменяли историю, но история не изменила женщин.

Обескураженные экой топтались на широкой песчаной отмели, не решаясь нападать без приказа командира. Это дало кассарийским отрядам желанную передышку.

Наконец Намора Безобразный появился перед своими легионами. Но их это не утешило. Кошмарный демон, прославившийся дурным характером не где-нибудь, а в Аду, выглядел как младенец, отыскавший под столом любимую пустышку. Его морду украшала гримаса, в который самый смелый фантазер не узнал бы улыбки — и тем не менее то была она. В когтистых руках, о которых говорили, что они по самые плечи в крови врагов, Намора бережно сжимал букет полевых цветов, составленный по всем правилам флористики. Центральная часть букета, состоящая из мелких гвоздик, представляла собой сердечко. А бант для букета он приобрел по сходной цене у Архаблога с Отенталом. Запасливые устроители Кровавой паялпы вняли Такангору и на всякий случай привезли с собой траурные принадлежности. Черная, с золотым кантом лента покорила сиятельного демона. Дядя Гигапонт очень быстро сплел кружевной пакетик, придавший всему букету неповторимое очарование, и недорого взял за упаковку.

— Прикажете атаковать, милорд? — тревожно спросил лейтенант экоев, разглядывая странное явление.

— Я тебе атакую! — ощерился Намора.

— Но боевой дух наших воинов…

— Не стойте у меня перед носом со своим боевым духом! — рявкнул Безобразный и заковылял в сторону кассарийского войска.

— Мумочка! — кричал он во всю мощь своих легких. — Мумочка! Это, я, твой пухнапейчик.

— Обалдеть! — выдохнула мадам Мумеза. — И на войне мне нет покоя!

Растерявшиеся кобольды безропотно расступились, пропуская вражеского генерала.

Когда мадам Мумеза описывала Такангору своего ухажера-демона, она принесла красочность в жертву краткости. Тогда как Намора Безобразный заслуживал пары-тройки лишних слов.

Больше всего он походил на бегемота, которого неведомые силы поставили на задние ноги и удерживают в этом положении. Если тот же бегемот присядет на креветку, глазки у нее выпучатся до чрезвычайности. И все же не так сильно, как у Наморы. Трехслойный живот колыхался при каждом шаге. Рот распахивался как сундук, набитый под самую крышку. Надбровные дуги, поросшие жесткой щетиной, взлетали вверх.

Даже самый недогадливый из второгодников Детского гвардейского приюта понял бы, что Намора Безобразный радуется.

Наконец он дотопал до предмета своего обожания и торжественно вручил букет.

— Мумочка, — замычал он. — А ты совсем не изменилась. Такая же хорошенькая и стройненькая.

— Сгинь с глаз моих, — довольно отвечала Мумочка, зарываясь лицом в букет.

— Я тебе лютиков насобирал.

Еще немного, подумала Ианида, присутствовавшая при этом ворковании, и огромная туша Наморы растает прямо на глазах.

— Я не люблю лютики, — кокетливо отвечала ведьма. — Ты всегда собираешь мне лютики. Где ты их только берешь?

— Прелестница, — умилился демон. — Я так соскучился.

— Немудрено соскучиться — сидишь безвылазно в Аду, — хмыкнула Мумеза. — Это же рехнуться можно. Вот хороша бы я была, если бы вышла за тебя замуж.

— Ах, Мумочка, — всплеснул руками демон, — тебе в Аду самое место.

Никто так не разделял точку зрения Наморы, как староста Иоффа. Правда, его не спросили. А даже если бы и спросили, он бы все равно не сказал. Что он, самоубийца?

— И что бы я там делала? — ворчливо спросила Мумеза, усаживаясь рядом с бывшим женихом.

— А что захотела бы! — сказал Намора, не сводя с нее влюбленного взгляда. — Хочешь, соседей бы изводила. Хочешь, вязала бы в креслице на вершине башни. Я такой замок для тебя отгрохал — до сих пор все завидуют, даже Каванах. Как ты живешь, лютик мой? Муж есть?

— Помер, — вздохнула ведьма. — Теперь вот зять нервы треплет. Волколака несчастный.

— Каноррский оборотень? — ужаснулся Намора.

— Кассарийский… а, один черт. Я б его давно пришибла, но доце он почему-то нравится.

— Нынешнюю молодежь не разберешь, — поддакнул демон.

— Ну а ты?

— А что — я?

— Женился?

— Куда ж без этого?

— Дети есть?

— Только их не хватало!

— Ну, кормят тебя хорошо. Это сразу видно.

— Я повара держу.

— А жена не готовит?

— Хватит с меня других неприятностей, — честно признался Намора.

— А вот я готовила.

— Никто не делает таких хухринских блинчиков! — вздохнул демон. — Сплошное объедение. Вот с тех пор ни разу и не пробовал.