Мириады миров - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В назначенный день и час обещание это было выполнено в точности.
А тем временем разгрузка «Dover-Castl» шла своим чередом весьма успешно. Тюки и ящики, выгруженные из трюма судна, целой горой громоздились на набережной и, накрытые просмоленными брезентами, охранялись часовыми из экипажа «Dover-Castl». Вскоре задержка была только из-за верблюдов, которых приводили небольшими группами, не более пятнадцати-двадцати голов сразу, и затем грузили на них громадные тяжести, которые покорные животные принимали на себя, послушно встав на колени по знаку своего вожака. Все эти грузы тщательно навязывались на особого рода вьючные седла. По окончании этой сложной операции каждый вожак записывал в книгу свое имя и прозвище и список всего того, что ему было поручено, и должен был отвечать за целостность и сохранность всего того, что ему было доверено, до самого момента прибытия на возвышенность Тэбали.
На это потребовалось не меньше недели, в продолжение которой близость и дружба, завязавшаяся с одной стороны между французским консульским домом и доктором Бриэ, а с другой стороны – Норбером Моони и баронетом, только еще более окрепла, сплотив этих людей в одну тесную, дружную семью. Они виделись ежедневно, занимались музыкой, играли по целым часам в крокет на берегу и открыто беседовали о различных предположениях и планах близкого будущего, не имевшего теперь уже ничего тайного или скрытого для всех членов этой маленькой компании. Единственной целью Норбера Моони, предпочитавшего хранить в тайне цель своего предприятия, было желание не возбуждать против своего дела враждебности арабов, которые, вероятно, отнеслись бы недоброжелательно к его покушениям на неприкосновенность полумесяца. Господин Керсэн был чрезвычайно благодарен своим гостям не только за то приятное развлечение, какое они доставляли своим присутствием не только его дочери, но и ему самому, а главным образом еще за видимое улучшение в состоянии ее здоровья, замечавшееся со времени ее экскурсии в Радамех. Эти пять дней, проведенные под открытым небом, с их здоровой усталостью и дневными отдыхами на выжженной солнцем траве, успели придать необычайную прелесть, свежесть и блеск изящной красоте Гертруды Керсэн. Молочно-белый, немного безжизненный, или, вернее, бескровный цвет лица ее приобрел легкий золотистый отлив, особенно ярко выделявшийся на свежем румянце ее щек; глаза ее, живые и блестящие, смотрели бодро и весело, в них не замечалось ни прежней безотчетной грусти, ни усталости, вызванной общей слабостью организма. Сама походка ее, легкая и бодрая, и живые, проворные движения свидетельствовали о восстановлении сил и полном здоровье.
– Вот такою я желал всегда видеть тебя, дочурка! – говорил господин Керсэн с чувством глубокого, искреннего удовлетворения.
– Это вполне зависит от вас, папочка! – отвечала молодая девушка. – Дайте мне только возможность почаще участвовать в столь приятных и интересных экскурсиях, как наше последнее путешествие в Радамех, и вы увидите, каким я буду молодцом!
– Так что же, за этим дело не станет, мы постараемся придумать еще такие же прогулки, хотя я не могу обещать тебе при этом таких же милых спутников, как в этот раз. Во всяком случае, я вполне согласен с мнением доктора Бриэ и с твоим, что свежий воздух, здоровая усталость и хороший моцион верхом – именно то, что всего необходимее для твоего здоровья!..
Что касается Костеруса Вагнера, Игнатия Фогеля и Питера Грифинса, то их почти не было видно, и, конечно, никто об этом не сожалел. Они обыкновенно проводили дни на своих койках в каютах «Dover-Castll», в непробудном сне, а вечера и большую часть ночей дулись в карты в одной арабской кофейне, которую они, по-видимому, считали Суакимским раем. Густые облака дыма, чад и смрад, наполнявшие воздух этой кофейни, действительно довольно живо напоминали немецкую пивную.
Но, к несчастью, вместо доброго немецкого пива здесь имелся только английский «pale-ale», которым им приходилось довольствоваться.
Костерус Вагнер особенно живо ощущал отсутствие своего родного напитка и положительно не мог примириться с этим лишением.
– Чтобы их черт побрал, и эту проклятую Луну, и того, кто задумал заставить ее спуститься на землю! – восклицал он, поднимая свой стакан до уровня огня чадящей лампы и констатируя при этом с глубочайшим прискорбием неприятную мутность своего напитка. – Эта бурда, право, ничем не лучше воды из лужи, в которой полощутся утки!.. Проклятая экспедиция!.. Проклятый француз!.. Проклятая страна!..
– И это еще далеко не конец наших мучений! – вздыхал Игнатий Фогель. – Участь наша решена, и теперь ничего не поделаешь. Мы приговорены на целый год, если только не больше, жить в глухой пустыне и терпеть всякого рода муки и лишения… Пока мы не могли достать средств к перевозке, все еще можно было надеяться, что придется отказаться от задуманного дела, ну а теперь, когда этому злополучному французу все-таки удалось преодолеть все эти препятствия, нам ничего не остается, как только покоряться своей участи!.. Я положительно не могу понять, как этот старый дурень, Радамехский Могаддем, не встревожился теми сведениями, какие мы послали ему через того араба!..
– Баста! – воскликнул с самым философским видом Питер Грифинс, – вы, друзья мои, знаете, что я никогда не возлагал никаких надежд на это средство помешать делу экспедиции. Шерофы, усмотрев в этом случай заработать порядочную сумму, конечно, воспользовались возможностью, это весьма естественно. Но не будем больше говорить об этом! – добавил он, готовя свою любимую смесь из тепловатой воды и крепкого английского виски, так называемый «тодди» – любимейшее свое питье.
– Не будем больше говорить об этом! Легко сказать! – воскликнул Костерус Вагнер. – А как вы полагаете, легко ли человеку утешиться, видя, как у него из-под носа выкрали такую блестящую мысль, как моя, такую мысль, которая в какие-нибудь две недели привлекла в нашу кассу более двух миллионов фунтов стерлингов… Легко ли это? – повторяю.
– Понятно, что это не очень весело! – промолвил Игнатий Фогель глубоко меланхолическим голосом. – Такой случай не представляется человеку два раза в жизни… Но что теперь поделаешь?., видно уж, судьба наша такая, не можем же мы теперь покинуть экспедицию и вместе с тем и само Общество?…
– Да кто же об этом говорит? – воскликнул Костерус Вагнер, – это было бы неслыханной глупостью! Кто же может бросить два миллиона фунтов стерлингов, даже и тогда, когда они уже изрядно подрастрачены, как в данном случае, увы!.. Да, господа, этот француз умеет широко шагать! Ему нелегко
