Свобода - Борис Ярне

не то, о чем я вам рассказал только что. Как это происходит, мы не знаем. Происходит ли это, мы не знаем.

– Это как?

– У нас нет ответа. Мы не способны понять мозг другого человека, что говорить о возможностях мозга непонятно кого и непонятно откуда. И мозга ли?

– Вы правы, я ни черта не понимаю.

– Это вам и не нужно пока. Вопрос, к которому я хотел бы вас привлечь, имеет несколько иную область. Пока примите, как предположение: иные, сквозящие миры, туристы из этих миров, и в эти миры, турагентства в каждом из миров, помогающие туристам и некий способ попадания в эти миры.

Шоцкий не смог сдержать смеха.

– Простите, не хотел, но не утерпел, – признался он.

– Что ж, нормальная реакция. Так вот, способ попадания. Это нечто, пространственное, временное, какое либо еще, о чем человечество даже не догадывается, но нечто, находящееся между нашими мирами. Назовем это для простоты общения пустотой. И вот в этой пустоте существует – это теория – нечто, контролирующее наши миры. Нас интересует в данный момент мир наш. – Степан Алексеевич замолчал, глядя на Шоцкого.

– И что? – не понимая причину паузы, спросил Шоцкий.

– Именно это нечто и получило название «Черные псы».

– Хорошо, и что же?

– Это нечто, эти, опять же, для простоты, назовем их черными псами, контролируют все, происходящее на земле, контролируют всех и каждого. Что, как, не спрашивайте. Они контролируют меня, вас, всех на земле.

– Это что, одна из версий изложения божественного проведения? Вы сектанты?

– Называйте нас, как хотите. Но, понимаете, столько лет, такие ресурсы не могли быть пущены в трубу, лишь бы сочинить новую байку.

– Что вы хотите от меня?

– Вы никогда не задумывались о том, что какие бы бунты против чего бы то ни было, не происходили на земле, бунты, восстания, революции, и прочие акты, направленные против существующих порядков, они никогда ни к чему не приводили, в конечном итоге. Я говорю о далекой перспективе. О чем бы кто, что не писал и не говорил. Бунты или топили в крови, или, принимая условия бунтовщиков, власть имущие шли на уступки, постепенно возвращались к тому, против чего те бунтовали, либо полностью меняли строй, который… все равно, со временем превращался в тоталитарный режим. По большому-то счету! Как бы он не назывался, и какую бы форму правления не принимал. Диктатура, анархия – не важно! Всегда есть власть и ее подчиненные. Тотальная зависимость всех ото всего.

– Представители ведомства, олицетворяющего тоталитаризм в одном из самых мощных тоталитарных государств, решили разобраться в природе этого самого тоталитаризма? – ухмыльнулся Шоцкий.

– Не суть, как это называется, я же говорю. Демократия, монархия, коммунизм. Это все блеф! Это инструменты манипуляции массами. Мозг и сердце любой системы – подчинение и контроль.

– Прошу прощения, вы через ваших псов хотите объяснить, а то и оправдать причину тотально рабства, поселившегося на земле с появлением человека? – поинтересовался Шоцкий.

– Мы хотим стать выше этого.

– Поясните.

– Идеальная модель, я бы даже сказал, конечная цель, это взятие контроля над контролерами. Приручить псов! – твердо сказал Степан Алексеевич.

– И обрести безграничную власть над миром? – ухмыляясь, спросил Шоцкий.

– Ну, это уж, как обстоятельства сложатся. И, заметьте, не миром, а мирами.

– Это сумасшествие, и судя по всему, масштабное. Да еще на международном уровне. Вы пытаетесь понять то, что сами и надумали. Вам так не кажется?

– Не ждал понимания. Давайте, обратимся к вам?

– С нетерпением жду.

– Вы вышли из-под контроля.

– Сильно сказано.

– Тем не менее, это так. Я отталкиваюсь от показаний Кравчука.

– Авторитетное мнение.

– У вас было видение.

– Подполковник любит бессмысленные детали.

– Это немаловажная деталь. Она совпала с вашим уходом в сторону.

– И что?

– Вы способны на сопротивление, в вас есть нечто, способное на жесткое противостояние контролю, учитывая вашу профессию, характер, и, одним словом, ваш авторитет и характеристику, представленную в личном деле. Это же касается и ваших подопечных, перешедших в зону ответственности ФСБ. Я в первую речь говорю о Кортневе. Да и остальные достойны анализа. Удачное совпадение, не правда ли? И вы, уверен, это знаете.

– Что вы такое… говорите?

– Это не чушь, поверьте. Вы это хотели сказать? – Степан Алексеевич поднялся. – Пожалуй, с вас достаточно для первого раза. Уверен, все останется между нами. Вы будете фильтровать наш с вами разговор еще очень долго. С вашим пытливым умом вы сделаете надлежащие выводы.

– Приложу все силы, – устало заметил Шоцкий.

– Строго между нами. И помните о сдерживающих факторах, тех, о которых вам говорил Кравчук.

У Шоцкого похолодело внутри.

– У вас будет время все обдумать, еще много времени. Вас, я так понимаю, скоро выпустят отсюда, вы отправитесь в отпуск, и там все переварите. Бывайте, полковник.

Степан Алексеевич пожал Шоцкому руку, захватил стул, и покинул камеру.

Шоцкий лег на кровать, опустил голову на импровизированную подушку и закрыл глаза.

День ушел в вечер, вечер поменялся местами с ночью. В камере было темно. Лишь тусклый свет, вероятно от фонарей, расположенных на улице, проникал сквозь решетчатое окно. Шоцкий спал.

Слабый ветерок колыхнул темноту в камере. Какая-то свежесть бегло коснулась лица Ивана Владимировича, и он тут же проснулся, открыл глаза и сел на кровати.

– Кто здесь? – испуганно прошептал он.

Легкая тень промелькнула мимо него и опустилась в дальнем углу камеры.

– Кто ты? – спросил Шоцкий, в тоже время, осознавая бессмысленность вопроса. Он был уверен, что не спит.

– А кто ты? – вопросом ответил мелодичный женский голос.

– Как ты здесь очутилась? – продолжал полковник.

– Ложь, как насаждаемое заблуждение, та же ложь. Ложь повсюду, и власть в ее руках… Ложь правит…

– Что тебе нужно?

– Тебе не хватает воздуха.

– Кто ты такая?

– Ты не хочешь этого знать. Мечешься, тянешься, сопротивляешься, но не хочешь. Однако ты способен дать бой.

– О, господи… Я тебя не понимаю…

– Меня никто не понимает.

– Что тебе… кто…

– Иди ко мне, это твой путь, но помни об ответственности.

– Я помню… Ты…

– Я не оттолкну…

Тень рассыпалась, превратившись в серебряную золу, и с тихим шелестящим смехом вылетела сквозь решетку окна.

Спустя два дня Шоцкого попросили на выход.

– Вы свободны, товарищ полковник, – отрапортовал сержант, стоящий на дверях и отдал честь, щелкнув каблуками.

– Премного благодарен, – отозвался Шоцкий. – Что ж, больше меня никто не навещал?

– Простите, товарищ полковник.

– Ты был дежурным в первый день моего отдыха?

– Так точно, товарищ полковник.

– Значит, ты пустил ко мне посетителя. Его тебе как-нибудь представили?

– Какого посетителя?

Шоцкий с трудом скрыл удивление. Поднявшись за своими